Императрица спасла Церковь от Реформации

Екатерина II избавила Церковь от «мирских забот».  Мари-Ани Колло. Скульптурный портрет Екатерины II. Государственный Эрмитаж. Фото автора

Исполнилось 250 лет указу Екатерины II о секуляризации церковных имений. На протяжении веков погружаясь в хозяйственные заботы, Российская Православная Церковь отдалялась от своих истинных – духовных – целей. От гнета церковных феодалов страдали массы крестьянства. Поэтому великая правительница сыграла спасительную роль, подписав знаменитый указ о секуляризации.

Кошмары церковного 

феодализма

Уже вскоре после крещения Руси Церковь обзавелась обширной недвижимостью, служившей чаще личным нуждам духовенства, которое разоряло и разворовывало имущество. В церковных вотчинах царили бесхозяйственность, рутина и хищничество. Сутяжничество и захват чужого имущества были обычным делом. Честолюбие тоже играло свою роль. По словам дореволюционного историка Александра Доброклонского, предпочитали «держать на правеже крестьян в… усиленных платежах… чем отказаться от мечты дать блеск монастырской ризнице и величественность монастырским постройкам».

Испытания собственностью духовенство не выдержало. Огромные владения «вредно влияли» на его нравственность, формируя страсть к приобретению. Монастырские богатства резко противоречили уставу и сути монашеской жизни, со времен Сергия Радонежского на Руси предполагающей аскетизм. Задачи клира тоже сложно связать с владением землей. Еще публицист Иван Посошков констатировал при Петре I: «У нас сельские попы обременены земледельством, и того ради не пекутся о служении церковном…»

В церковных вотчинах царили произвол и неприкрытая жестокая эксплуатация. В Солотчинском монастыре близ Рязани применяли «все возможное», чтобы получить с крестьян больший доход: «на правеже морили их голодом и нещадно били… посылали для расправы в монастырь», суд в котором предполагал пытки. Выжимали из крестьян все, что можно, собирая с них больше оброка, чем платили казне государственные крестьяне. Зависимость от Церкви была тягостнее и принадлежности помещикам.

Сигналы о народных бедствиях шли из разных мест. Служители Новгородского Юрьева монастыря сообщили в Синод, что отягощенные поборами под страхом наказания плетьми и бесконечными «поставками работников», они «себя содержать не могут». И вот следствие: «Иные… видя себя вовсе в разорении, принуждены оставлять дома свои и… бежать».

Фактов страданий крестьян не перечесть. Их сажали на цепь, били плетьми и палками, терзали голодом и холодом. Случались изнасилования духовенством крестьянок из церковных вотчин.

«Слабости» духовенства, вся церковно-крепостническая система озлобляли народ. В 1690 году неизвестные напали на Новгородский Вознесенский «девичий» монастырь, произведя грабеж и убив игуменью Неонилу. Говоря о монастырских крестьянах в 1708 году, Тихвинский архимандрит признавал: «Мнози в них враждебной ненавистью болезнуют…»

Вспыхивали восстания и «буйства», принимая порой организованный характер. В 1718 году 80 человек напали на Мещовский Георгиевский монастырь близ Калуги, прорубив монастырские ворота. Выступления становились массовыми. Терпению народа приходил конец.

Ненависть к приходскому духовенству тоже росла. В 1749 году разыгралась трагедия в слободе Никитовке под Полтавой. Местного священника протащили по улице на цепи, избивая и проклиная, бросив его наконец в приказной избе.

К концу 1750-х годов волнения церковных крестьян приняли «угрожающие размеры». Дореволюционный историк Павел Верховской подчеркивал: «Крестьянские возмущения были повсеместны как против монастырей, так и против архиерейских домов».

Церковные феодалы, естественно, не были уверены в своей безопасности. Требовались предупредительные меры. Например, в резиденцию епископа под Казанью посылалось два караула.

В довершение ко всему церковное землевладение множило распри в обществе. Дворяне требовали секуляризации, давно уже мечтая о церковных землях. Ряд вотчин Новгородского Деревяницкого монастыря присвоил знаменитый сподвижник Петра Великого Александр Меншиков. Церковные земли привлекали не только дворян. При царе Михаиле Федоровиче помещичьи крестьяне захватили Климовскую пустошь Новгородского архиерейского дома.

Но за крепостничество стояли даже те, кого в Церкви считали лучшими представителями духовенства. В 1767 году архиепископ Гавриил (Петров) заявил: «Священному чину для послужения как мужеска, так и женска пола людей купить бы было свободно…» «Купить людей» – эти слова звучат особенно кощунственно в устах служителя Церкви.

Государыня побеждает

Уже в начале царствования Екатерины II вопрос о церковных имениях отнесли к важнейшим. При Петре III было объявлено об их секуляризации. Однако из тактических соображений монархиня поначалу разрешила их возврат прежним владельцам. При этом втайне шла напряженная подготовительная работа к секуляризации. Изучались опыт Петра I и возможности дальнейшей реализации его церковной реформы. Готовая учитывать разные взгляды, монархиня советовалась с известными сановниками.

Между тем возврат вотчин вызвал беспрецедентные восстания вотчинных крестьян, помнивших о церковно-помещичьем гнете. К тому же церковные помещики, догадываясь, что имения в конце концов заберут, выжимали из них что могли, идя на хищническую эксплуатацию. Но крестьяне сопротивлялись, отказываясь выполнять феодальные повинности. Духовенство отвечало «смирением» ослушников плетьми, что вызывало и вооруженное противодействие. Монархиня четко понимала происходящее: «Крестьяне, принадлежавшие духовному ведомству, часто терпели тиранические притеснения… почему… и взбунтовались». По ее представлениям, в волнениях участвовало свыше 100 тыс. человек.

Ненависть к духовенству «дошла до ярости», заявлял обер-прокурор Святейшего правительствующего Синода Иван Мелиссино. Далматовский монастырь в Зауралье два месяца осаждало до 700 крестьян. Понадобился целый полк, чтобы снять осаду. А мятеж крестьян Коломенского архиерейского дома имел своей целью убийство «духовных» тиранов.

Воинские команды посылались раз за разом. «Буйные» восстания обескураживали власть, принимая затяжной характер, как в вотчинах Боровского Пафнутьева, Новгородского Юрьева, Волоколамского Иосифова и других монастырей.

Требовались новые меры. Манифест 1763 года призвал Церковь содержать крестьян «в добром порядке», а тех, кто был под караулом «за ослушание», повелевалось отпустить.

Наконец, 29 ноября 1763 года учредили Комиссию о церковных имениях. Инициатором стал митрополит Димитрий (Сеченов), первенствующий синодал с реноме главного сподвижника монархини в деле секуляризации церковных имений.

С созданием Комиссии реформа, можно считать, пошла. В ней участвовали две стороны – государство и Церковь. Но все было под контролем императрицы. Комиссии требовалось описать имения, учредить штаты для архиерейских домов и монастырей, решить многие другие задачи, подчиняя государственному надзору и опеке хозяйственную жизнь Церкви. Подготовительная работа была масштабна. К 1764 году собралось свыше 1500 описаний церковных имений. Успехи давались нелегко. Случались нападения на офицеров-переписчиков, инспирированные церковными феодалами.

Часть того, чем ведала Церковь, переходило в сферу государственных и общественных отношений. Вектор исторического развития был ясен: Средневековье уступало Новому времени. Требовался баланс разносторонних интересов, включая интересы церковные. И власть приближала реформу настойчиво, постепенно, расчетливо. По словам профессора Казанской духовной академии Алексея Павлова, не только правительство, но и «общество дошло до сознания нравственных, народно-экономических и государственных невзгод… от… обогащения церквей и монастырей вотчинами».

Монастырские крепостные подвергались жестокой эксплуатации. Миниатюра из «Жития Сергия Радонежского». XVI век

Между тем готовили манифест о секуляризации, учитывая разные обстоятельства и данные, например число монашествующих в различных монастырях и суммы на их содержание. Наличная информация позволила сверстать разумные штаты и монастырей, и архиерейских домов. Представленные ей штаты императрица утвердила.

Едва ли не блистательная кампания

26 февраля 1764 года манифест был обнародован. Характер документа был публицистичный и концептуальный. Вначале отсылка к замыслам Петра I «на истинную пользу душеспасительную», которые теперь выполнялись. Духовенство теряло экономическую независимость и материальную базу для оппозиции государству.

Согласно манифесту, Церковь лишалась населенных имений, соляных промыслов, железных рудников и большей части прочей недвижимости. Реформа охватила территорию в 8,5 млн десятин – целую страну.

Львиная доля подвергшейся секуляризации земли отошла к бывшим церковным крестьянам. Причем полученные ими наделы были гораздо больше, чем у крестьян, освобожденных много позднее, в 1861 году. Получили почти все, что пахали, будучи в церковной неволе, отбывая церковно-помещичью барщину. В целом картина выглядит вполне благополучной. Не в пример Англии, где аналогичная секуляризация, проведенная при короле Генрихе VIII в 1530-е годы, обернулась передачей земель капиталистам и мелкопоместному дворянству, но отнюдь не крестьянам.

Реформа означала фактическую отмену крепостничества для 2 млн церковных крестьян. Кроме того, императрица «оказала Церкви и монастырям величайшую услугу, освободив их от рабовладения, уму непостижимыми судьбами привившегося к… монашеству…» (оценка современника). «Важнейшим итогом реформы стала ликвидация… могущественного и полунезависимого от государства слоя духовных феодалов», – подчеркивает современный исследователь Аркадий Комиссаренко. То было торжество государственных интересов, объемлющих, впрочем, и монашескую жизнь, духовное просвещение народа, призрение нищих  – все, что числилось важнейшим в новой церковной политике монархини.

Секуляризация снизила напряженность в обществе. Ведь раньше большинство церковных вотчин было свободно от податей и государственных повинностей, так что вся их тяжесть ложилась на другие сословия.

Казна получила большую выгоду. Переведенные на оброк в полтора рубля бывшие церковные крестьяне (теперь экономические, то есть принадлежащие государству) должны были приносить свыше 1,3 млн руб. в год, из которых около 520 тыс. руб. предполагалось тратить на церковные структуры по установленным штатам, на благотворительные и прочие цели. Остаток исчислялся примерно в 672 тыс. руб., из этой суммы предполагалось оплачивать духовно-просветительские программы.

Благодаря реформе нашлись деньги на духовные учебные заведения, церковную типографию и библиотеки. У богатых архиерейских домов их почему-то не было, и указ Петра I о содержании при них училищ выполнялся плохо. Убожество архиерейских и монастырских школ было известным. В школе ставропигиального Бизюкова монастыря в преддверии секуляризации училось всего четыре человека. Мало-помалу крепла привычка не учить и не учиться; исключения редки, разве что митрополит Димитрий (Туптало), который вел «неустанную борьбу» за просвещение.

Другое дело после секуляризации. Способнейших посылали на учебу за границу. В 1765 году свыше десятка семинаристов отправили в университеты Оксфорда, Кембриджа, Лейдена, Геттингена, где продолжали образование также лучшие выпускники Славяно-греко-латинской академии.

Согласно манифесту, каждый архиерейский дом обязывался иметь богадельню. Вопрос о благотворительности вошел в число важнейших.

Интересы духовенства тоже были учтены. Некоторые монастыри получили денежные субсидии. Штатные монастыри и архиерейские дома потеряли не все угодья, оставив за собой сады, скотные дворы, загородные дома, и «земли, для сена и пастьбы лошадей и скота довольные», как гласит манифест от 26 февраля. Имперская власть проявила гибкость, способность к компромиссу. 20 монастырей вернули себе землю. Многие монастыри далеко не бедствовали. Троице-Сергиева лавра уже при Екатерине II «явилась в… более благолепном виде, нежели при своем прежнем богатстве», до секуляризации.

Что до денег, назначенных по штатам архиерейским домам, то они были немалые. Содержание установили «благопристойное, но беззазорное и несоблазненное». Но это умеренная оценка. Штаты позволяли жить широко. Коломенский архиерейский дом имел в 1788 году 40 служителей, включая трех поваров, пивовара, трех лакеев и даже форейтора. В распоряжении церковных иерархов остались огромные средства. Стоимость одной лишь митры вятского епископа оценивали в баснословную сумму свыше 60 тыс. руб. Лишившись чего-то, иерарх мог рассчитывать на хорошую компенсацию. Помимо штатных сумм, были разовые выплаты.

Несогласные с секуляризацией утверждают, что ею подорвали благотворительность Церкви. Но до реформы она слишком не соответствовала церковным ресурсам. Историк Солотчинского монастыря свидетельствовал: «Редко-редко встречаются факты следующего рода: выдача хлеба Христа ради…» Но это не объяснишь скудостью. Одного хлеба в монастыре имелось порой столько, что «смело можно было давать в долг и изредка в милостыню».

И все же нельзя винить Церковь в полном отсутствии благотворительности. Упомянем митрополита Новгородского Иова, который содержал на вотчинные доходы три больницы, две странноприимницы, дом для «найденышков» и «подметных» младенцев.

Другой аргумент противников реформы – секуляризация нарушила волю жертвователей. Но львиная доля пожертвований сделана монархами. Причем их дары часто выпрашивали. Полные унижения просьбы поступали к царю регулярно. «Царь, государь, смилуйся, пожалей», – умолял Михаила Федоровича монах Иона (Кувшинов), прося денег «на чернецкое платье».

Итак, если секуляризацию церковных земель воспринимать как удар по Церкви, то Церковь скорее хозяйственная, чем духовная структура. И во имя блага 2 млн человек, освобожденных от церковной кабалы, «историк не будет скорбеть… что… монастырская трапеза стала… сообразнее с правилами иноческой жизни», что жизнь архиереев стала менее роскошной, как писал дореволюционный профессор Василий Семевский.

Возвращаясь к манифесту, отметим: не все предположенное им было выполнено. Война с Турцией, начавшаяся в 1768 году, заставила забыть о некоторых планах: деньги потребовались на другие нужды.

Есть поводы и для критики кампании. Уже при Екатерине II были случаи передачи экономических крестьян дворянству, так что те вновь становились крепостными. С манифестом от 26 февраля порядок сразу не установился. В марте 1764 года крестьяне Волоколамского Иосифова монастыря сообщили монархине о «лихоимственных… поборах до нескольких сот тысяч рублей», о «смертном убийстве больше 40 человек», о «мучении крестьян» и даже «насилии женского пола», обвинив руководство монастыря.

Замеченный русским историком и мыслителем Георгием Федотовым «холодок между иерархической Церковью и народной религиозностью» остался и после секуляризации. Тлея веками, праведный гнев народа обернулся при большевиках масштабным уничтожением духовенства.

Как бы то ни было, секуляризация церковных имений – одна из важнейших реформ, которая помогла массе россиян, оздоровила церковную жизнь, устраняя противоречия, подобные тем, что привели Западную Европу к Реформации. Реформа отдалила Церковь от лишних «земных» забот, возвращая ее к вопросам духовным.