Бессмертные жрицы театра

Афиши, фотографии Дузе и Комиссаржевской показывают удивительную схожесть двух актрис. Фото пресс-службы музея

Само здание Английского клуба, в котором располагается Государственный центральный музей современной истории России, служит удачной «сценической площадкой» для двух актрис, живших в эпоху сдвигов и сломов. Обе они, отвечая на зов эпохи и создавая ее, стали если не ярыми революционерками, то крупными театральными реформаторами. Элеонора Дузе всю жизнь выходила на сцену без грима, но публика видела не лицо молодой или стареющей женщины, а лицо ее героини. Она могла повернуться к залу спиной. Она давала долгие паузы, в которых эмоции звучали, как в словах. 

Вера Комиссаржевская стала воплощением женской души, которую мечтали найти и изобразить в стихах ее друзья-символисты, – не жеманного мелодраматизма, но подлинной глубины и трепетности чувства. Вся критика исполнения Ларисы в «Бесприданнице» разделяется на «до Комиссаржевской» и «после». Ее Чайку считал эталонной сам Антон Чехов, вечно разочарованный постановками своих пьес. Обе актрисы принесли на сцену сложнейшую систему нового реализма, над формулой которого работал и Константин Станиславский: естественности и поиска «театра духа», точного психологизма и свободы игры.

Загадочен эффект памяти, длящееся больше века очарование от эфемерного театрального искусства, когда свидетелей спектаклей нет в живых, нет и записей голосов актрис. Как считает Татьяна Шумова, президент Центра фестивалей и международных программ, выступившего ключевым организатором проекта, ответ в заключается в особой магии созданного актрисами образа. Почти 30 лет назад она стала свидетелем того, как Святослав Рихтер, будучи на гастролях в Азоло, каждое утро срезал и относил на могилу Дузе одну алую розу и только затем садился за инструмент. 

На московской выставке среди личных предметов, писем, афиш, вееров, чудом сохранившегося костюма Юдифи Комиссаржевской, нарядов Дузе от Поля Пуаре и Мариано Фортуни, и над всем этим – ловишь взгляд актрис. 

Подлинные частные и театральные фотографии Дузе и Комиссаржевской (они же на баннерах и мультимедиа) создают удивительное впечатление –   одновременно почти сестринской схожести этих двух красивых, тонких лиц. В этих образах и взглядах есть подлинная, гипнотическая магия, над которой время, видимо, уже утратило власть.

Комиссаржевская и Дузе никогда не разговаривали друг с другом, не вели переписки, не играли вместе на сцене. Связь между ними была чисто духовная. Но, как и положено всему духовному в эпоху Метерлинка и Блока, она была вполне реальной. Как рассказала Мария Ида Биджи, куратор, которая вела итальянскую часть проекта, представленную Фондом Джорджо Чини и Центром изучения культуры России при Венецианском университете Ка Фоскари, Вера Комиссаржевская и Элеонора Дузе все же виделись один раз. Восхищенная игрой величайшей актрисы Европы во время ее гастролей в России в 1890-х годах молодая русская артистка пришла к ней в гримерную. У них не было переводчика, и они могли только взглянуть в глаза друг другу. И для обеих этот долгий, единственный взгляд оказался памятным событием. Когда после смерти Комиссаржевской был опубликован ее дневник, русская подруга Дузе рассказала ей о соответствующей записи. Письмо Дузе, описывающее ее волнение от воспоминания об этой встрече, представлено на выставке.

На выставке представлены наряды Элеоноры Дузе, созданные Полем Пуаре. Фото пресс-службы музея

Остальные связи между их судьбами напоминают зеркальный лабиринт, который растет и ширится в пропорции к желанию погрузиться в историю жизни обеих актрис, их творческих побед и жизненных испытаний. Обе происходили из театральной среды и, конечно, попали на сцену в раннем возрасте, обе томились жаждой совершенства и обновления обветшалых условностей театра XIX века, каждой из них пришлось пожертвовать ради сцены семейными радостями. У Дузе был известный всей Европе, с итальянскими страстями, роман с Габриэлем д,Аннунцио, посвятившим ей своё произведение «Пламя». У Комиссаржевской же не сложилось с Чеховым. Их  роман прервался в самом начале- драматург сбежал с середины неудачной премьеры «Чайки» в Александринском театре, где публику восхитила лишь Комиссаржевская. Обе актрисы мечтали создать собственный театр, и мечты эти не полностью оправдали себя.

Комиссаржевскую называли «маленькой Дузе». Наверное, она была горда этим. Но сейчас всемирная слава итальянки, ее величественная стать не отодвигают хрупкую фигурку Веры Комиссаржевской на второй план. То, что делает их лица похожими и равно притягательными, – это именно взгляд. В нем, даже в отведенных глазах, видно томление о чем-то большем, невозможном в жизни – прекрасная печаль belle epoque, квинтэссенция притягательности этого беспечного и декадентского времени.