Марина Макарычева
Сейчас Виши Ананд мечтает об отдыхе. Фото Reuters
В индийском городе Ченнаи победой Магнуса Карлсена завершился матч за мировую шахматную корону. Генерала разбитой армии редко спрашивают, почему он проиграл. Между тем – сразу же по окончании десятой партии, еще до церемонии закрытия матча Виши АНАНД поделился с шахматным комментатором «НТВ-плюс» Мариной МАКАРЫЧЕВОЙ своими переживаниями и своим видением матча.
– Виши, я привыкла брать у вас интервью после ваших прекрасных побед, но сегодня... В чем состояла ваша основная ошибка в этом матче?
– Я в этом году сыграл целых шесть турниров. И во всех, кроме Баден-Бадена, который я выиграл, у меня было чувство, что я не могу цельно провести партию от начала до конца. Весь год меня не покидало ощущение, будто бы я не завершаю хорошо начатую работу. Я заметил, что стал ошибаться гораздо чаще, чем в предшествующие годы. А Карлсен умеет использовать невынужденные промахи соперников. Самая сильная его сторона и моя самая слабая словно бы сошлись между собой, сделав меня на этом направлении особенно уязвимым. Поэтому мне очень не хотелось, чтобы соперник смог бы вытягивать меня на длинную тягучую игру, в которой вероятность мелких невынужденных ошибок с моей стороны существенно возрастает.
И поначалу все вроде бы шло как надо. Матч начался хорошо. В первых партиях я не имел никаких проблем, а в третьей – очень неплохие шансы победить, хотя до выигрыша было достаточно далеко. И вот – четвертая партия. Это было в определенном смысле совершенно ужасно. Я сотворил нечто очень глупое в дебюте и потерял пешку. Но все-таки взял себя в руки, использовал все шансы и смог спасти крайне неблагоприятно начавшуюся партию. Когда я спасся, то подумал даже, что мне удалось добиться при подготовке к матчу определенного игрового и психологического сдвига. Но лучше бы я вспоминал о том, что происходило со мной в начале года! Ведь и тогда, как только я начинал радоваться тому, что восстановил игру, пытался играть как прежде, фортуна поворачивалась ко мне спиной.
После четвертой партии мне показалось, что я могу идти в бой с открытым забралом. Но в пятой партии этому новому мироощущению был нанесен тяжелейший удар. В дебюте я, как всегда, получил черными отличную позицию и начал играть слишком оптимистично, чуточку поверхностно. Пара небольших ошибок – и я получил худшее, но, по сути, равное окончание.
Я мог занять пассивную стойку, при которой непонятно вообще, почему черные стояли бы хуже, как у них могли бы возникнуть хоть какие-то проблемы. Это была бы совершенно нормальная игра черными – игра на отбой. Но я вдохновился идеей активной контригры в надежде захватить инициативу. Выбирая из двух возможностей – возможности сделать простую ничью или пуститься во все тяжкие, я начал подсознательно корить себя за малодушие. Я ведь никогда и ни с кем не боялся идти на динамический риск! Это была ошибка. Не фатальная, но ошибка. Однако даже после всего случившегося я много раз имел возможность форсированно сделать ничью, но я корю себя за то, что безо всякой надобности осложнил себе жизнь ранее принятыми решениями.
Но и после этого – когда я без какой-либо надобности перешел в ладейный эндшпиль без двух пешек, когда все комментаторы, глядя на компьютерные оценки, уже похоронили меня, я все равно имел очень простой и четкий путь к ничьей. Но со мной снова случилось какое-то странное необъяснимое помутнение разума. После всего случившегося я чувствовал себя так, будто бы проиграл в один вечер не одну, а сразу три или четыре партии. На ровном месте я создал себе проблемы, а затем не смог исправить допущенные ошибки с помощью решения достаточно простых задач! Это было действительно ужасное чувство!
Я вдруг понял, что в этом матче главное для меня – мое состояние, моя способность или неспособность реализовать свои наработки. Ведь если я даже получу великолепную позицию по дебюту, захвачу инициативу в миттельшпиле, а затем начну совершать невынужденные ошибки, то в чем смысл моей подготовки и проделанной работы?
После ужасного проигрыша пятой партии в шестой со мной приключилась примерно та же история. Похоже, что в некоторые дни вы словно бы утрачиваете способность номально играть в шахматы. Короче, все, что я сделал, было совершенно ужасно! Ситуация в матче стала критической. Я понял, что исход матча предрешен, поэтому решил, что главное – не поплыть, взять себя в руки и прекратить череду глупых невынужденных ошибок. Но и мой соперник не собирался лезть на рожон. В восьмой партии уже он играл белыми фигурами и решил сразу же убить игру. Он был прав. Он играл по счету. Ведь, отставая на два очка, борьбу должен был завязывать я – это моя работа! Впрочем, нам обоим было ясно, что решающие события должны были произойти в девятой партии.
Конечно, если бы в итоге я не проиграл эту партию, то матч продлился бы на пару дней дольше и поражение выглядело бы для меня более пристойным. С другой стороны, реальные шансы в матче я мог получить, только выиграв в этот день.
Мне не удалось самого главного – воплотить свои замыслы в жизнь, добиться того, чтобы вся моя огромная подготовка выстрелила, не осталась лежать невостребованным грузом. Что же до Магнуса и его игры, то могу сказать, что он очень сильный шахматист, который весьма эффективно использовал мои недостатки и, безусловно, заслужил свою победу.
– Виши, а насколько сложно было играть такой матч у себя на родине? Не помешало ли это вам?
– Играть дома очень приятно. Я не думаю, что это как-то негативно повлияло на мою игру. Обстановка, весь антураж матча мне очень понравились. Было много молодых людей, детишек, приходивших вместе со своими родителями. Было видно, насколько любопытно им наблюдать за игрой. Могу особо отметить два момента, которые меня искренне растрогали. Так, во второй партии – как только я сделал свой первый ход е2 е4 – они дружно зааплодировали. Конечно, тишину вроде бы нарушать нельзя, но, мне кажется, это не слишком криминальное нарушение.
Однако до девятой партии ничего подобного не повторялось. И вот – в самом начале девятой партии, когда я сделал белыми другой ход – d2 d4, аплодисменты раздались снова. Зрители понимали реальные проблемы и причины, побуждавшие меня принимать то или иное решение. Я был растроган. Ведь до этого я полагал, что столь компетентные болельщики существуют только в России. Оказалось, что то же самое происходит и у меня на родине, в Ченнаи.
На этом фоне меня особо расстраивает то, что я разочаровал болельщиков своей игрой. Они заслуживали лучший матч.
– Виши, вы много говорили о своих ошибках, но что вы думаете о первопричинах этих ошибок?!
– Я просто не знаю. Если бы я знал, то, конечно же, что-то сделал бы, чтобы не допустить повторения столь ужасных для себя событий. Самое неприятное, что ошибки обладают своего рода эффектом обратной связи, потому что невольно влияют на вашу самооценку и порождают неуверенность. Специалисты могут сказать: он просто не смотрит и не анализирует свои партии, иначе как можно постоянно наступать на одни и те же грабли?! Вывод из этого для себя я сделал: так дальше продолжаться не может. Сейчас мне необходимо отдохнуть.
– Виши, но ведь ближайший турнир, в котором вы должны будете выступить уже в марте, если хотите попытаться вернуть себе чемпионское звание, – это турнир претендентов в Ханты-Мансийске.
– Конечно же, я сыграю в нем. Но время еще есть, и мне обязательно нужно разобраться во всем том, что произошло со мной здесь – во время матча. Разобраться с этим и двигаться вперед.
– Виши, а как вы считаете, можно ли сейчас победить Карлсена?
– Я уверен, что эта задача не является неразрешимой. Потому что, как показывает вся шахматная история, непобедимых нет. И у Карлсена есть слабые места и недостатки. Умение сыграть на слабостях и недостатках в игре соперников – это его фирменный стиль, его самая сильная сторона. Он стремится сохранить за собой психологическую инициативу. Даже после того, как партия закончена, вы продолжаете ощущать психологический прессинг.
– Но, может быть, стиль Карлсена – это новое слово в шахматах и все будут стараться играть именно так, пытаясь нащупать слабые стороны соперников и использовать их?
– Я не могу сказать, что стиль и подход Магнуса мне активно не нравятся. Я очень внимательно изучал его творчество, тщательно проверял его замыслы, анализируя его игру перед матчем. Возможно, этот новый подход Карлсена к решению дебютных проблем совершенно уникален. Даже такие шахматисты, как Каруана и Накамура, то есть новое шахматное поколение, пытаются переосмыслить многие сложившиеся десятилетиями представления.
Они вроде бы продолжают играть в классические шахматы, но при этом создают для себя совершенно неклассический дебютный репертуар. Это было бы невозможно в докомпьютерную эпоху, но сейчас – в связи с широким использованием компьютера как помощника в анализе, это становится реально. Они ищут и находят в дебюте новые ходы и направления, которые раньше считались совершенно несерьезными и некорректными.
Некоторые варианты, которые в первые 25 лет своей карьеры я просто отбросил бы не глядя, теперь регулярно применяются на практике. Устоявшийся набор дебютных представлений и приоритетов сейчас размылся и даже утратил актуальность. В этом круто изменившемся и продолжающем меняться мире шахматных приоритетов самобытный стиль Карлсена оказался особенно эффективным. Он не соревнуется с новаторами, а старается просто играть в свою игру.
– Виктор Корчной сказал, что Магнус Карлсен гипнотизирует своих соперников. Иначе невозможно объяснить их глупые ошибки... Это так?
– Я могу прокомментировать это следующими образом: когда на вашу позицию оказывается постоянное давление, то вы начинаете испытывать чувство, которое, наверное, чем-то похоже на состояние гипноза. Это примерно та же история, которая когда-то происходила с Михаилом Талем. Попадая под его прессинг соперники начинали необъяснимо ошибаться. Пол Бенко, выходя на партию с Талем, даже надел черные очки. Над Бенко потом долго посмеивались. У Магнуса очень необычный и чрезвычайно эффективный стиль. Он почти никогда не допускает серьезных ошибок, не просчитывается в вариантах. В дебюте его главный приоритет – получить удобную для себя и неудобную для соперника позицию. Дебютное искусство Карлсена состоит в том, чтобы решить именно эту задачу.
– Виши, исповедуя этот подход, Магнус играет до конца, стараясь вымотать соперника в вязкой борьбе и зачастую не соглашаясь на ничью в позициях, в которых другие давно прекратили бы сражение.
– Я могу, опираясь на свой опыт, ответить так. Если бы, например, я сыграл в эндшпиле пятой партии Ле2, то Карлсен мог бы, конечно, долго возить возникший эндшпиль с двумя лишними пешками, но это все равно была бы битая ничья. Было бы то же самое, что случилось в четвертой партии. Возникший ладейник был совершенно ничеен. Он играл его очень долго, но не преуспел, потому что я не допускал никаких ошибок.
Я хочу сказать следующее: когда вы решили все реальные проблемы и на доске стоит позиция, защита в которой не требует от вас креативных затрат, вы больше не расходуете свою нервную энергию. Если же попытаться описать то, что реально происходит в партиях Карлсена, с точки зрения их соперников, то это выглядит так. Когда в проблемной позиции сразу же нашли сильнейший ход, лучшее решение, то весь ваш психологический прессинг соперника на этом заканчивается. Если у вас хватит концентрации и мастерства сразу же поставить все точки над i, то никакого гипноза вы не почувствуете, если же нет, то с вами произойдет то, что случилось со мной в пятой и шестой партиях...
– Виши, вы мельком упомянули о роли компьютеров. Но Магнус стремится играть не слишком динамические позиции. Бытует мнение, что ему по силам противостоять электронным монстрам...
– Мне кажется, что это не так. Года четыре назад у человека сохранялись шансы, но сейчас в подобном матче у нас шансов нет. Уточню. Компьютеры бывают разные. И с недостаточно продвинутым компьютером вполне можно играть. Но если использовать более совершенные модели, то перспективы игры с ними я бы оценил пессимистично. Я полагаю, что в подобном матче шансы Карлсена были бы ничуть не выше, чем любого другого человека. Компьютер полностью лишил бы Магнуса самого мощного оружия, позволяющего ему обыгрывать людей, – более высокой точности решения задач. А компьютерная точность недоступна сейчас никому, в том числе и Карлсену. При игре против компьютера вы сталкиваетесь с той же человеческой проблемой, которая подводит вас, когда вы играете против Карлсена, – это проблема концентрации.
– Виши, вы упомянули о Каруане и о Накамуре как о молодых перспективных шахматистах. А что вы можете сказать о Непомнящем и Карякине? И, может быть, об Андрейкине?
– Они все очень разные. Карякин по своему подходу – это типичный шахматный классик. Он очень похож на лучших шахматистов предыдущего поколения. Непомнящий чем-то напоминает мне Морозевича. Очень интересный, но совершенно иной подход к игре. А Андрейкин вошел в элиту совсем недавно, поэтому, как мне кажется, еще не завершил окончательно формирование своего стиля. Не исключаю, что Андрейкин может заиграть очень-очень сильно. Он впечатляет меня своей универсальностью, своей способностью адаптироваться к самым разным позициям и вести борьбу в совершенно различном ключе.
– Виши, в связи с этим несколько слов о турнире претендентов в Ханты-Мансийске. У кого помимо вас в нем наилучшие шансы?
– В первую очередь – у Владимира Крамника. Он играет стабильнее всех, у него самый высокий рейтинг и самый большой опыт. Что же до моих перспектив, то могу сказать, что все будет зависеть от того, насколько я смогу восстановиться психологически и отдохнуть перед этим турниром.
