Абстрактная доктрина абстрактного государства

ПОСЛЕДНИЕ события со всей очевидностью показали, что жизнь в России, да и за ее пределами, безопасной не назовешь. И чтобы в очередной раз не бить по хвостам трагедий, нужно основательно готовиться к терактам, военной агрессии, а попросту - к войне. Это страшное слово мы хотели забыть вместе с внедрением нового политического мышления. Однако суровая действительность перечеркнула наши святые надежды. Войны в Персидском заливе, на Балканах и, наконец, Чечня заставили серьезно задуматься о состоянии и перспективах нашей военной безопасности.

Поэтому резкое возрастание интереса общественности к данной проблеме вообще и военной доктрине в частности следует только приветствовать.

Между тем при первом знакомстве с новым проектом военной доктрины Российской Федерации в глаза бросается следующее.

Прежде всего время появления документа "совпало" с очередными выборами. Это превращает его в объект предвыборных баталий и политических пристрастий.

Документ производит впечатление наспех сколоченного. В нем не просматривается, как заявлено во введении, "систематизированной и сконцентрированной в едином документе совокупности официальных взглядов (установок) на предотвращение войн и вооруженных конфликтов, их характер и способы ведения, организацию деятельности государства, общества и граждан по обеспечению военной безопасности Российской Федерации и ее союзников". Напротив, за обилием частностей и чрезмерной детализацией не видно общего замысла, как говорят, методологического стержня, позволяющего представить в целостном виде политику государства в данной сфере.

Как формулировать положения военной доктрины, не представляя сущности и содержания военной политики вообще? В свою очередь, можно ли говорить о военной политике, не представляя ее роль и место во всей системе безопасности государства? Можно ли рассматривать систему безопасности без ясного понимания общей политики государства как в новой системе международных координат, так и в организации внутреннего развития, а попросту говоря, чего оно хочет и что может в данный момент?

Попытаемся разобраться в понятиях.

Военная политика государства - совокупность взглядов, отношений и деятельности государственных институтов (учреждений), представляющих собой реакцию на возможность войны, характер участия в ней и использования ее в качестве средства достижения политических целей.

До недавнего времени отношение российского государства к войне определялось признанием "полного отсутствия врагов" и односторонней "нецелесообразностью ведения войны". Высказывания наподобие "этого не может быть", "хватит, отвоевались" составляли основу военно-политической риторики государственных мужей. Эта оборонная недальновидность во многом определила и характер отношения к армии и людям, которые в ней служат. Все аргументы военного руководства воспринимались как попытки обосновать свое существование и сохранить "жиреющее сословие генералов".

Для сознательного налогоплательщика досужие разговоры не нужны. Ему важна официальная позиция государства по отношению к войне. Признает ли оно ее возможность, намерено ли участвовать? Если да, то каким образом? Что для этого нужно? На эти вопросы призвана ответить военная доктрина. Именно она представляет собой систему официально принятых в государстве взглядов на характер будущей войны и способы ее ведения. Она является главным документом военной политики, на базе которого реализуется военное строительство государства, осуществляется подготовка как всего государства, так и его силовых структур для ведения современной войны.

Военная политика шире, чем военная доктрина, так как кроме официально принятых взглядов включает неофициальные, неординарные взгляды, действия и намерения, которые выходят за рамки принятых. Она включает как пробные шаги, так и обобщение в теории и практике опыта государства в конкретных войнах и вооруженных конфликтах. Так, например, опыт боевых действий в Афганистане, Таджикистане и Чечне является результатом вполне определенной, хотя и не осознанной на системном уровне, военной политики государства, несмотря на то, что на правовом уровне предварительно они не были прописаны и закреплялись "вдогонку".

Совершенно очевидно, что качественная и полноценная военная доктрина не может быть разработана исключительно на базе Министерства обороны РФ. Это можно сравнить с попытками строить второй этаж, не зная конструкции первого этажа, а тем более фундамента здания.

Не получив исходных данных об экономике, общественно-политическом устройстве, о роли и месте государства в жизни планеты, о социальном и моральном самочувствии граждан, а также о системе безопасности в целом (экономической, политической, экологической, научной, демографической и т.д.), нельзя сформулировать современную военную доктрину.

В результате мы получили декларативные пассажи следующего содержания: "военная доктрина является документом переходного периода - периода становления демократической государственности, многоукладной экономики, преобразования военной организации Российской Федерации, динамичной трансформации международных отношений".

Трудно найти научную и практическую ценность в положении о том, что военная доктрина "имеет сугубо оборонительный характер, что предопределяется органическим сочетанием в ее содержании последовательной приверженности миру с твердой решимостью защищать национальные интересы, гарантировать военную безопасность Российской Федерации и ее союзников".

Правы те ученые (например, Иван Ерохин), которые критикуют пустой термин "сугубо" и предлагают выход: достаточно заменить это слово на "активный", как смысл существенно изменяется. И дело здесь не в игре слов, а в принципе. Все, кто знаком с законами войны, знают, что обороняющаяся сторона изначально проигрывает агрессору: он решает, где, когда и какими силами нападать. Инициатива находится в его руках. Обороняющаяся сторона должна быть готова к тому, что силы на определенном направлении будут не равны. Возможны глубокие прорывы в глубь территории и растягивание войны по времени.

Теперь мысленно привяжем "сугубо оборонительную доктрину" к карте нашей Родины и попытаемся представить, как можно удержать агрессора на всех направлениях. Наивно полагать, что он будет действовать один и только на одном или двух направлениях, которые мы знаем, и теми способами, которые мы "проходили" в академиях. Внимательные телезрители заметили, как удивился начальник Генерального штаба Квашнин, когда ему на карте показали цели ракетно-бомбовых ударов США и НАТО в недавней войне против Югославии. Удары были нанесены по объектам, расположенным по всей территории страны, а не в полосе предполагаемого прорыва сухопутных войск, как нас учили в академии. Вот и получится, что мы займем сугубо "сухопутную" оборону, а вероятный противник при помощи своих "длинных рук" - воздушно-космических операций - попытается сделать то, что раньше делали танки, артиллерия и пехота.

Кроме того, налицо качественные изменения в военной стратегии. Если раньше разгром армии противника был главной целью военной кампании, то сегодня мы видим, как терпят военно-политические поражения государства при полностью или значительно сохраненных ВС. Словом, современный агрессор давно усваивает новые правила войны, а многие о них еще и не знают. Так было в войне против Ирака, так было в войне на Балканах. Это значит, укрепление только боевой мощи армии крайне недостаточно, если схема и условия ее применения будут старыми.

Особенно уязвимыми представляются подходы к анализу военно-политической обстановки.

Подмена суровой реальности фантазией отчетливо видна в опасной идеализации многополюсного мира. (См.: Военно-политические основы. Военно-политическая обстановка.)

Российская Федерация исходит из того, что социальный прогресс, стабильность и международная безопасность могут быть обеспечены только в рамках многополюсного мира, и всячески содействует его формированию".

Во-первых, сегодня о стабильности приходится только мечтать. Все пришло в движение. Возникают новые противоречия, которые раньше никто не мог предвидеть даже в самом страшном сне. Эти противоречия крушения двуполюсного и становления многополюсного мира уже решаются часто с помощью оружия. Война в Таджикистане, конфликт Армении и Азербайджана, наконец, Чечня - это следствие разрушения двуполюсного мира, а точнее, одного из мощных полюсов - СССР.

Во-вторых, идеализировать многополюсный мир нельзя хотя бы потому, что он не гарантировал народы от войны. Так, на небольшом отрезке времени произошли только в центре Европы: Крымская война 1853-1856 гг., Датская война 1864 г., австро-прусская война 1866 г., франко-прусская война 1870-1871 гг., русско-турецкая война 1877-1878 гг. Войны в Европе не только не устраняли существовавших противоречий между государствами, но еще более обостряли взаимоотношения между ними, вели к дальнейшей милитаризации стран. В итоге в условиях многополюсного мира созрели и прокатились огненным валом две мировые войны.

В-третьих. Россия, утратив юридический и фактический статус великой державы, буквально автоматически "провалилась" в эпицентр многополюсности на более низкие этажи соперничества. Здесь ее поджидают такие "полюса", какими сегодня являются Германия, Франция, Англия, Турция. Именно те государства, с которыми у России в прошлом многополюсном мире XIX в. не всегда ладились отношения, прошли недавно по курсу современной войны "боевую практику" на Балканах.

Но это далеко не все методологические грехи проекта. Справедливо предостерегая от опасных последствий утверждения однополюсного мира как, например, проявление гегемонизма и "доминирование одной сверхдержавы", сами того не подозревая, авторы пытаются внедрить методологию обороны этой сверхдержавы на российскую почву. Начиная с термина "национальные интересы" и кончая принципами обороны, сквозит подражание США. Отечественные теоретики напрочь забывают принципиальное отличие американского подхода и организации обороны от нашего. Здесь необходимо сделать два замечания.

Первое. США фактически вынесли систему обороны за пределы собственной территории и приблизили к очагам напряженности, а также к местам происходящих войн и конфликтов. Схема достаточно проста. Они сначала организуют незаметное наступление под видом помощи (после Второй мировой войны) или путем захвата стратегического плацдарма на чужих территориях (как это делают сейчас в процессе "приватизации" трофеев холодной войны на постсоветском пространстве, на территории, которую раньше занимал Варшавский Договор). Все это они прикрывают шапкой защиты своих жизненно важных интересов. Причем США ничуть не смущает достаточно широкий географический разброс этих интересов, начиная с Латинской Америки и кончая берегами Каспийского моря или степями Казахстана. Любой конфликт с американскими военнослужащими на территории Европы, в зоне действия НАТО или любой другой точке земного шара они формально могут классифицировать как посягательство на оборону США. Манипулируя "национальными интересами" за пределами Американского континента, они действительно обеспечивают безопасность собственно территории Соединенных Штатов.

Россия, напротив, жестко привязала оборону исключительно к территории государства. Рубежи обороны совпадают с границами РФ (за исключением некоторых объектов за рубежом, которых осталось не так уж и много). Маневрировать можно только на собственной территории. Любой отход с этого рубежа означает ее потерю. Бесконечно выжимать преимущества из огромного пространства нельзя. Кроме того, оно тоже требует внимания и затрат.

Второе. Оборона США чаще всего планируется под ситуацию, которую они сами для себя создают, так, чтобы выгодно, почти беспроигрышно применить военную силу. Так, не было острой военной угрозы для американской обороны со стороны Панамы и Гренады. Однако в Вашингтоне сочли по-другому. Как только ситуация выходит из-под контроля или не вписывается в расчеты, они отказываются от применения военной силы. Так провалились военная операция США в Иране в 1979 г., миротворческая операция в Сомали и позором закончилась война во Вьетнаме. Для них участие во всех войнах прошлого и настоящего, в том числе и во Вьетнаме и Персидском заливе, было ограничено по месту, времени, средствам и происходило на значительном удалении от территории США. На территорию этого государства не упало ни одной бомбы, и население не превращалось в пленных и толпы беженцев, увеличивающихся с каждым шагом продвижения агрессора в глубь страны. "Дистанционно-дисплейное" отношение к войне укоренилось в сознании американцев. Любая война на планете, кроме ракетно-ядерной, для них остается всего лишь вооруженным конфликтом, в котором США может участвовать, а может и не участвовать.

В России исторически сложилось так, что оборона носила и носит вынужденный, необходимый характер. РФ редко участвовала в войнах по собственному желанию. Чаще всего ей пытались навязать свою волю, и боевые действия велись на ее территории.

В этой связи как никогда нужно верное представление облика и характера современных войн. К сожалению, вразумительного ответа на этот вопрос нет. Как нет его в пункте 2.2 под громким названием "Характер современных войн". Произвольный выбор основания классификации искажает реальное положение вещей. Не выдерживает критики, в частности, классификация войн по военно-политическим целям. В проекте прямо сказано, что по военно-политическим целям она может быть справедливой (для стороны, подвергшейся агрессии); несправедливой (для стороны, предпринявшей агрессию).

Раньше по характеру войны делились на справедливые и несправедливые. В свою очередь, справедливость войны определялась отношением к общественному прогрессу. Если война способствовала прогрессу государства - она считалась справедливой. Если нет - соответственно несправедливой.

Что же касается военно-политических целей, то они включают: уничтожение государства; ограничение его суверенитета и возможностей по реализации жизненно важных интересов; изменение его общественно-политического строя; коррекцию курса государства на международной арене; изменение внутренней политики. Защита от всего ранее перечисленного военными средствами - это тоже военно-политические цели, но уже обороняющейся стороны.

Военная история знает немало случаев, когда агрессор декларировал одни военно-политические цели, а на деле преследовал другие, а повод выдавал за причину войны. Вот конкретный пример. США и НАТО продекларировали цель: наказать президента СРЮ Милошевича якобы за гуманитарную катастрофу в Косово. На самом деле целью был разгром Югославии как государства или изменение ее политического строя на условиях Соединенных Штатов. Кроме того, целями являлись отработка новых форм и способов вооруженной борьбы и расширение военно-стратегического плацдарма США и НАТО на Балканах.

Сущность военной политики в том и состоит, что политические цели формируют заказ на военную силу. Политики ставят задачи военным. Последние на основе расчетов подтверждают или опровергают возможности выполнения этой задачи. Если задача не под силу, то военные или запрашивают дополнительные ресурсы, или предлагают решить задачу другими средствами.

По мере накопления противоречий между политическими задачами и возможностями военных проводятся военные реформы.

Военная реформа - это военная политика государства, направленная на совершенствование военного строительства. В процессе военной реформы решаются следующие главные задачи: приводится военное строительство государства в соответствие с военно-политическими реалиями, отечественным и зарубежным военным опытом и потребностями, которые предъявляют войны настоящего и будущего. К великому сожалению, ни одна из вышеназванных задач не была решена в России. Наши "военные реформы" не совершенствовали военное строительство, а разрушали и продолжают разрушать его.

Не более чем спекуляцией является распространенное положение о том, что "военная реформа проводится в целях приведения в соответствие военного строительства с экономическими и иными возможностями государства". Это не реформа, а попытка самой опасной экономии на безопасности и обороне государства, экономии на будущем народа России.

В этой связи предложенный проект военной доктрины разработан для какого-то усредненного государства, не имеющего ни геополитических, ни военно-исторических, ни других особенностей, не говоря о духовной составляющей всякой системы обороны. Частое упоминание России в тексте вовсе не позволяет судить о специфике нашей страны и нашего народа.

Между тем российскому гражданину, говоря бюджетным языком, налогоплательщику, чтобы не кормить чужую армию, важны не абстрактные, а конкретные представления об обороне и ее стоимости, о степени безопасности, в том числе и в военной сфере, которую мы оплачиваем.

К сожалению, нужно признать - армии, как совокупности всех ее составляющих, сбалансированных должным образом, в России сегодня нет! Мы вынуждены будем создавать ее заново. Но для этого нужна другая доктрина, другая власть и другие политики в ней!