В плену устаревших стереотипов

Политика

РАДИКАЛЬНЫЕ изменения международной обстановки, произошедшие за последнее время, оказали самое непосредственное воздействие на характер и уровень угроз национальной безопасности Российской Федерации.

Особенно актуально этот тезис выглядит в контексте событий 11 сентября 2001 г. в США, которые, по сути, обозначили начало нового этапа международных отношений. Эти отношения на сегодня и, видимо, еще на длительную перспективу будут характеризоваться нарастанием глобальных противоречий экономического, социального, социокультурного характера между развивающимися странами и традиционными центрами силы Старого и Нового Света.

Поэтому совершенно очевидно, что в новых политических условиях все субъекты международных отношений, в том числе и Россия, стремящиеся строить свои межгосударственные отношения на цивилизационной основе, должны формировать новые представления о характере и направленности угроз в военной сфере и вырабатывать новые подходы к оценке необходимых сил, средств и ресурсов для их парирования.

ЦЕНТР СИЛЫ

Для Российской Федерации вопрос оценки и направленности угроз военного и военно-технического характера всегда являлся крайне важным и актуальным.

Вместе с тем совершенно очевидно, что вопросы, к какой же войне должна быть готова Российская Федерация, какова вероятность развязывания вооруженных конфликтов различной интенсивности и масштаба, сегодня приобретают не только военно-стратегическое содержание, но прежде всего экономический смысл. Военные потребности России должно определять, опираясь прежде всего на реальный экономический потенциал страны и реально существующие и доказуемо вероятные, а не теоретически возможные, так сказать, виртуальные угрозы своей безопасности.

Современное положение России характеризуется кардинальным изменением вектора отношений с основными игроками на мировой политической арене и совершенно новым ее местом в системе международных политических, экономических, технологических и иных отношений.

Неудержимая тенденция глобализации ярко обозначила, по сути, один на сегодня центр силы - США. Несмотря на официальную позицию России, не перестающую утверждать о становлении многополярного мира, роли в нем ООН, ОБСЕ и других международных организаций, полюс притяжения (экономических и людских ресурсов, капиталов, товаров и услуг и т.п.) объективно находится сегодня за океаном.

В этой связи можно утверждать, что решение вопроса об основном источнике и характере военной опасности для России в ближайшей и долгосрочной перспективе существенным образом зависит от роли США в мире и тех ее военно-политических, экономических, ресурсных, собственно военных и иных возможностей, которыми Соединенные Штаты могут оперировать исходя из своего понимания национальных ценностей и интересов. Нравится нам это или нет, но такова реальность и было бы недальновидно ее не учитывать.

Судить о стратегическом курсе США позволяет и перечень тех первоочередных задач, которые в качестве приоритетных намечены министром обороны Дональдом Рамсфелдом для американских вооруженных сил.

Это прежде всего совершенно нетрадиционная установка на перенос акцента в обеспечении военной безопасности Соединенных Штатов путем защиты их собственной территории. Впервые после окончания холодной войны в США наблюдается тенденция к сдвигу приоритетов от проведения широкомасштабных операций на заморских ТВД к обеспечению безопасности своей территории. Этому сдвигу вполне соответствует решение о развертывании системы стратегической ПРО территории США.

В том же ряду стоит и вопрос переоценки фактора ядерного сдерживания, обеспечение гарантированной готовности вооруженных сил к быстрому развертыванию, модернизация системы управления и разведки (с особым упором на ее "космическую" составляющую) и технологическое обновление боевых систем с широким привлечением новых возможностей и технологий (особенно в области информатики) из коммерческой сферы.

Сохраняется и усиливается военный потенциал для нанесения превентивного удара по государству, действия которого могут быть расценены как угрожающие безопасности США. В новых условиях ядерное оружие теряет прежнее "особое положение" в системе обеспечения национальной безопасности и становится составной частью боевых средств на поле боя.

Что касается проблемы стратегической ПРО территории США, то, как представляется, при всей пропагандисткой риторике с точки зрения реальной угрозы для возможности России осуществлять ядерное сдерживание она может проявиться не ранее 2010 г. Учитывая это, в развитии Россией потенциала противодействия упор следует делать на новые высокотехнологичные системы и комплексы, разработку которых надо бы начинать уже сегодня.

В целом можно сказать, что смещение акцентов в обеспечении национальной безопасности США предопределяет и характер военного строительства в этой стране, направленный не на количественное, а прежде всего на качественное усиление военной мощи, обеспечивающий возможность глобального проецирования силы против "нетрадиционного" противника.

По нашей оценке, такой подход не предполагает наличие для США в обозримой перспективе противника, обладающего крупными сухопутными группировками. Более того, акцент в развитии сил специальных операций и формирование под них специальной программы с отдельным финансированием свидетельствует об устойчивой тенденции отказа военно-политического руководства США от "концепции двух войн", которая на протяжении 90-х годов XX века лежала в основе оперативно-стратегического планирования, развития и применения вооруженных сил США.

Безусловно, основная причина пересмотра США взглядов на военное строительство лежит в области экономических и мобилизационных возможностей, но опосредованно это также свидетельствует, что они не видят в мире для себя противника, способного к развязыванию военных действий с использованием крупных оперативно-стратегических группировок.

Всегда в качестве основного для нас раздражителя рассматривается тезис о расширении НАТО на восток. Да, за последнее время баланс сил в регионе как в количественном, так и в качественном измерении резко изменился в пользу Североатлантического альянса. Кроме того, после принятия Новой стратегической концепции НАТО существенно возросла военная активность блока, связанная с осуществлением военного вмешательства в т.н. гуманитарных целях.

В соответствии с решениями Европейского союза (ЕС) к 2003 г. создаются европейские силы быстрого реагирования (ЕСБР), в основные задачи которых наряду с другими входит проведение операций по осуществлению гуманитарных интервенций. В соответствии с существующими планами ЕСБР будут включать в себя более 100 тыс. человек, 400 боевых самолетов и 100 кораблей.

Данный курс ЕС подкрепляется межгосударственной консолидацией европейской оборонной промышленности. Особенно быстрыми темпами он проходит в аэрокосмической и электронной сферах, являющихся ключевыми в военно-промышленной базе современных государств. К концу текущего десятилетия ЕС сможет приобрести собственные, независимые от НАТО (фактически от США) разведывательно-коммуникационную инфраструктуру, систему управления боевыми операциями и военно-транспортную авиацию. В случае реализации заявленного курса ЕС получит возможность оказывать военно-политическое давление (вплоть до силового) на Россию с целью обеспечения собственных интересов. Особое внимание следует обратить на то, что ведущие европейские страны смогут обладать к 2010 г. новыми системами ПВО, которые фактически способны выполнять функции тактической ПРО. Кроме того, Великобритания и Франция не собираются отказываться от ядерного оружия.

Вместе с тем осознавая значимость России в системе международных отношений, Североатлантический альянс предлагает ряд вариантов, позволяющих встроить Россию в архитектуру натоцентристской системы европейской безопасности. В этой связи, как представляется, надо более прагматично подходить к некоторым инициативам НАТО и не пытаться в каждом движении блока видеть угрозу контроля над внешнеполитическими намерениями Москвы.

Оценивая данную ситуацию с политико-военных позиций, можно утверждать, что реальная военная опасность для России со стороны НАТО не более чем своеобразный жупел для возбуждения общественного мнения и политической игры на этом процессе. Безусловно, есть здесь и фактор выгодности для Запада держать Россию в постоянном напряжении, вынуждая ее содержать громоздкую военную организацию, чтобы сохранить военно-стратегический баланс с НАТО.

Поэтому традиционные оценки зарубежного, в том числе и натовского военного потенциала, которыми до сей поры оперируют в Минобороны России, а также прогнозы на предмет военно-стратегических задач Североатлантического альянса в возможной конфликтной ситуации сегодня следует рассматривать прежде всего как политический инструмент поддержания сложившегося баланса сил и интересов сторон, но не как реальные требования к развитию военной организации России.

ЮГ

Южное стратегическое направление продолжает оставаться направлением, вполне обоснованно тревожащим и военных, и политологов. Развитие политической и военно-стратегической ситуации на этом направлении характеризуется крайним динамизмом и в высшей степени непредсказуемостью развития событий.

Оценивая источники военной опасности, прежде всего следует иметь в виду, что этот регион, как, пожалуй, никакой другой, сегодня находится в орбите различных сил, ведущих борьбу за передел в нем сфер влияния. Наиболее отчетливо это проявляется сегодня через действия США, которые посредством ведения антитеррористической операции в Афганистане, используя сложную внутриполитическую и религиозную обстановку в этой стране, высокую степень криминализации (производство и транзит наркотиков), по сути дела, закрепляют свое влияние в Центральной Азии.

Вместе с тем, как это ни парадоксально, присутствие американцев в нестабильном Афганистане не следует рассматривать как источник военной угрозы России. Напротив, на обозримую перспективу нам достаточно выгодно сотрудничать с США в рамках избранной стратегии формирования нового миропорядка в регионе, в которой роль России (по линии гуманитарной помощи, расширения экономических связей и т.п.) достаточно весома.

По оценкам, действительно реальная опасность на Юге заключается в нарастании конфликтного потенциала между отдельными странами региона, обладающими ОМУ. При практическом отсутствии региональных механизмов обеспечения безопасности, наличии субгосударственных экстремистских сил и крупных вооруженных формирований такой конфликтный потенциал представляет реальную угрозу. С учетом такого подхода наличие ядерного оружия у Индии и Пакистана (при неурегулированности между ними межгосударственных отношений) можно рассматривать как весомую военную опасность для России. Создание же национальных ядерных сил этими государствами может рассматриваться как фактор ее дальнейшего усиления.

Что касается Турции, то исключительно выгодное ее геополитическое расположение (на стыке основных существующих и проектируемых транспортных артерий) дает ей определенные возможности давления на экспортеров и импортеров энергоресурсов, в том числе и на Россию. Однако, видимо, надо реально понимать, что использовать свой военный потенциал против Армении, тем более против России, это государство в обозримой перспективе не намерено. Турция - член НАТО и на нее распространяются не только все гарантии, но и обязательства этого блока, учитывающие корпоративные интересы всех его членов. Военное столкновение с Россией принесет НАТО выгоды, а поэтому маловероятно, что Турция решится на военное противостояние с Россией.

В этой связи еще одна задача российского военного строительства, решению которой подчинено задействование очень значительных финансовых и материальных ресурсов, представляется не вполне очевидной. Речь идет о приоритетном развитии группировки российских войск на Юго-Западном стратегическом направлении.

Понятно, что основной угрозой здесь еще очень долго будет являться бандитско-террористический потенциал, оставшийся в Чеченской Республике. Но для его локализации (ликвидации, подавления и т.п.) необходимо задействовать другие силы и средства, имеющие целевую направленность именно для борьбы с терроризмом. Использование Вооруженных cил Российской Федерации для ликвидации внутреннего вооруженного конфликта - не самая политически и даже материально оправданная вещь. Что же касается издержек, прежде всего политического, нравственного, идеологического и социального характера, то они, на наш взгляд, существенно перекрывают те "кажущиеся" приобретения, которые могут быть при передаче части задач, например, от внутренних войск МВД России воинским частям постоянной готовности Вооруженных сил Российской Федерации,

Анализируя другие направления приложения усилий нашей внешней политики в данном регионе, следует отметить, что Иран все более становится одним из основных фигурантов, определяющих расстановку сил на Ближнем и Среднем Востоке. При этом поддержание Россией добрососедских отношений с Ираном является весьма значимым для обеспечения ее национальной безопасности. При сохранении таких отношений военная опасность со стороны Ирана минимальна и не имеет предпосылок перерастать в реальную военную угрозу.

Вместе с тем в целом наблюдается определенное снижение роли России в регионе, что находит свое выражение в потере стратегического пространства на прикаспийском и центральноазиатском направлениях. В перспективе, принимая возможность вовлечения Азербайджана и Грузии в процесс расширения НАТО на восток, Россия может встать перед фактом формирования геостратегического коридора для прямого выхода стран Запада в район Каспийского моря и далее в Центральную Азию.

Это, безусловно, представляет угрозу нашим национальным интересам, в том числе и в военной области, однако требует не прямолинейных шагов по наращиванию сухопутных группировок войск, а проведения разумной и рациональной внешней политики, всестороннего расширения сотрудничества со странами этого региона в военной и военно-технической сфере.

ВОСТОК

Что касается Востока, то сегодня ситуация на этом направлении наиболее, на наш взгляд, предсказуема. На развитие военно-политической обстановки на Востоке в перспективе будут оказывать влияние обострение соперничества за лидерство в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) между США, Японией и Китаем, нерешенность территориальных проблем, сохранение напряженности на Корейском полуострове. Дестабилизирующее воздействие на ситуацию в регионе будет оказывать политика ведущих государств АТР, направленная на оттеснение здесь России на второстепенные роли.

Одним из факторов, усиливающих военную опасность для России в АТР, является сохранение на Корейском полуострове военно-политической конфронтации, угрожающей перерастанием в вооруженный конфликт.

В подходе японского правительства к отношениям с Россией превалирует проблема "северных территорий" и эту реалию также необходимо учитывать.

Китай будет продолжать наращивать свой экономический и военный потенциал регионального лидера, однако возможность достижения им политического, экономического и военного паритета с США маловероятна. Во внешней политике Китая будет преобладать лавирование между США, западноевропейскими государствами, Японией и Россией и использование им в своих интересах противоречий между этими странами.

С большой степенью достоверности можно утверждать, что Китай в ближайшем будущем не планирует проведение каких-либо военных акций против России. Однако по мере роста военного могущества может усилиться его стремление использовать вооруженную силу или угрозу ее применения для достижения политических целей.

Новой угрозой глобального характера для России могут стать разрабатываемые в США и ряде государств Запада средства "информационной войны", способные вывести из строя или полностью парализовать российскую систему государственного и военного управления. Их особенностью, по замыслу разработчиков, является то, что они могут обеспечить "бескровную" победу без непосредственного вооруженного столкновения.

При модернизации вооруженных сил основных иностранных государств наряду с совершенствованием систем поражения особое внимание уделяется развитию всего комплекса средств вооруженной борьбы, обеспечивающих эффективность их боевого применения. Технологический уровень, достигнутый рядом ведущих мировых государств в области оптоэлектроники, радиоэлектроники, вычислительной техники, позволяет говорить о реальности качественного скачка в процессах разведывательно-информационного обеспечения, управления войсками и оружием и, как следствие, о резком повышении боевых возможностей группировок войск (сил).

ДВА ПУТИ

Первый заключается в том, что все военные угрозы (как перечисленные, так и не обозначенные авторами) как бы суммируются и на этой основе делается вывод, что военное строительство в России должно быть подчинено идее создания (поддержания) такого военно-стратегического потенциала, который был бы способен при гипотетическом варианте развития событий гарантированно обеспечить военную безопасность государства от всего спектра военных угроз.

Такой путь достаточно традиционен, ориентирован на выполнение доктринальной установки о необходимости поддержания готовности Вооруженных сил Российской Федерации, других войск и воинских формирований к отражению агрессии и ведению активных боевых действий при любом варианте развязывания войны (в том числе крупномасштабной) и сегодня предпринимаются попытки к его реализации.

Исключая незначительные нюансы, именно на этой основе Генеральный штаб Вооруженных сил Российской Федерации формирует требования (через планирование применения ВС РФ, других войск и воинских формирований) к боевому составу и задачам Вооруженных сил военного времени, к развитию оборонно-промышленного комплекса России, мобилизационной базы экономики, составу всевозможных резервов и т.д.

Этот путь крайне затратен и неэффективен, так как не позволяет выбрать основные стратегические приоритеты и вкладывать наши ограниченные финансовые ресурсы целенаправленно только в то, что жизненно важно для России как с точки зрения перспективы ее всестороннего развития, так в политическом и в военно-стратегическом плане.

В итоге мы "размазываем" выделяемые финансовые ресурсы и провоцируем военную организацию государства на постоянное недофинансирование, "распыляем" и без того наши ограниченные возможности по парированию новых, прежде всего военно-технических, технологических и информационных угроз.

Второй путь заключается в том, что на фоне не только (и что самое главное - не столько) военно-стратегических, сколько политических и экономических реалий избирается другой подход к оценке всего спектра потенциальных военных угроз.

Следует совершенно четко осознать, что при любом сценарии развития международной обстановки военные угрозы России остаются. Поэтому всегда при желании можно сформировать длинный ряд этих угроз, манипулируя ими в политическом аспекте и "выбивая" под них соответствующие финансовые и материальные ресурсы для адекватного их парирования. Однако в действительности с точки зрения реализации большинство угроз военного характера для России, исходящих, по современным оценкам, прежде всего от США и в целом НАТО, носит виртуальный характер, и практически они не могут быть реализованы в реальном силовом противоборстве сторон. Залог тому - сохранение Российской Федерацией своего потенциала ядерного сдерживания, который в решающей степени обесценивает военное превосходство других мировых держав и их коалиций над Россией.

Нельзя также не учитывать, что совпадение вектора стратегических интересов России, США и Запада (прежде всего в совместной борьбе с международным терроризмом и по ряду других вопросов) делает практически нецелесообразной инициацию с их стороны открытой антироссийской конфронтации. Такой формат международных отношений ставит под сомнение потребность их корректировки со стороны США и Запада, перехода к прямой угрозе применения военной силы против России.

В этой связи авторы берутся утверждать, что даже в отдаленной перспективе характер противоречий между США и Россией (а они, конечно, есть и будут) не перерастет в конфликтный потенциал, способный развязать прямую агрессию. Причина достаточно очевидна - снято идеологическое противостояние, что дает нам возможность не только по новому оценить, но и в корне пересмотреть всю систему угроз и опасностей военного плана по отношению к России со стороны США.

И это не потому, что мы проникнемся к США особой любовью и уважением или американцы к нам. Вопрос стоит гораздо проще и формулируется на базе здорового прагматичного расчета: а способна ли Россия по своим экономическим, демографическим и иным возможностям противопоставить что-то (кроме, конечно, ядерного оружия) США? Можем ли мы реально рассчитывать (опять же - в обозримой перспективе) на такое взрывное развитие российской экономики, которое позволит нам если не сопоставиться с уровнем военных расходов США, то хотя бы приблизиться к отметке 2-3-кратного отставания от них? Безусловно, нет. По самым оптимистичным прогнозам развития России, эту планку ей не взять уже никогда. Да в этом и нет необходимости, ибо интересы России не нужно "проецировать" на все мировое пространство. С другой стороны, а нужно ли благополучным американцам прямое военное противоборство с Россией, обладающей ядерным оружием? Как представляется, это им не нужно, тем более что своих глобальных целей они способны достигнуть и без военного столкновения с Россией.

Следовательно, надо в политическом плане принять решение на снижение уровня амбиций России, четко определить свое место и роль в мире, сформулировать реальные национальные интересы страны и уже на этой основе формировать новые требования к оборонному потенциалу государства, составу и структуре силового компонента военной организации Российской Федерации.

Поэтому, трезво оценивая сложившуюся ситуацию, России следует отказаться от намерений "догнать" США в военной области и стать, как СССР, "великой державой". Сегодня "величие" измеряется не только военной мощью, территорией, природными ресурсами, но и многочисленными факторами политического, экономического, социального и иного характера, которые, увы, у России пока крайне ослаблены.

Если такой подход признать правильным, то Россия по статусу реально может и должна стать влиятельной региональной державой. А это - совершенно иной формат национальных интересов и международных отношений, совершенно иные требования к строительству и развитию Вооруженных сил и в целом силового компонента военной организации Российской Федерации.

Военная опасность является сугубо потенциальной до тех пор, пока субъекты политики (политические и военные лидеры, соответствующие структуры и органы власти и управления и т.д.) не начинают рассматривать ее в качестве основного и решающего инструмента внешней политики, разрешения политических, экономических и других противоречий. Военную опасность можно квалифицировать как "прямую военную угрозу", только если использование военной силы приобретает адресный характер, т.е. готовятся или предпринимаются акции, способные подорвать внутреннюю стабильность, устойчивое внешнеполитическое положение страны, против которой предприняты эти действия, нанести ущерб ее суверенитету, территориальной целостности.

На сегодня и обозримую перспективу от США такой "адресной" направленности угроз для России нет. Политический процесс, определяющий вектор военного строительства в этой стране, также имеет совершенно неконфронтационную направленность. В этой связи с точки зрения оценки военных угроз для России можно, видимо, говорить, что они определенными кругами в США и на Западе, да и на Востоке "поддерживаются" целенаправленно и специально, дабы мы и далее в военном строительстве учитывали весь спектр военных угроз и не смогли бы даже в обозримой перспективе перенацелить процесс военного строительства на поиск новых и более эффективных путей обеспечения своей национальной безопасности.

По сути, это та же холодная война, только в другой форме. Нас принуждают "играть по навязанным правилам" и не на своем поле. Такой путь "бескровной войны", "тихой экспансии" уже применялся против СССР и показал США и Западу свою действенность и эффективность. Однако Россия и до сей поры не извлекла, как представляется, должных уроков из своей самой недавней истории.

УГРОЗЫ ДЛЯ РОССИИ

Сегодня центр тяжести трансформируется в состояние неопределенности с заметной долей международного терроризма.

В целом вопрос прагматичного определения характера и направленности угроз военной безопасности России назрел, так как объективные причины политического, экономического и иного характера все ближе подталкивают руководство страны к необходимости радикального пересмотра всей системы представлений и взглядов на характер будущей войны, формы и способы применения в ней Вооруженных сил и других составляющих силового компонента военной организации Российской Федерации.

Следовательно, ставка на развитие в рамках Сил общего назначения крупных общевойсковых группировок, сделанная Россией в 1999-2000 гг. (под влиянием в том числе событий в Югославии и принятой Военной доктрины), может быть, с одной стороны, малоэффективной в политическом и военно-стратегическом плане, а с другой стороны - крайне затратной.

С точки зрения преломления современного спектра угроз на вопросы применения Вооруженных сил РФ, других войск и воинских формирований ключевое значение имеет вопрос планируемого Генеральным штабом ВС РФ боевого состава Вооруженных сил на военное время. Несмотря на жесткие ограничения экономического и мобилизационного характера, взгляды на планирование применения Вооруженных сил России, других войск и воинских формирований пока в целом остаются прежними. Поэтому "увязанный" с этими подходами боевой состав войск (сил) военного времени также, безусловно, избыточен. Закладываются неадекватные существующим и перспективным внешним угрозам формы и способы военного реагирования. Отсюда и перекосы в строительстве Вооруженных сил России. Далеко не оптимален боевой состав ВС РФ мирного времени (крен надо сделать на их воздушно-космическую составляющую, развитие информационных технологий, высокоточное оружие, системы и средства разведки и т.п.).

Следует радикально пересмотреть концепцию Генерального штаба о приоритетности создания крупных сухопутных стратегических группировок войск (сил) на Центрально-Азиатском и Юго-Западном стратегических направлениях.

Необходимо осуществлять дальнейшее сокращение боевого состава Вооруженных сил, других войск и воинских формирований с целью приведения его в соответствие с теми реальными военными угрозами и вызовами России при безусловном учете возможностей экономики страны. Упор при этом необходимо сделать на приоритетное развитие и всесторонне оснащение воинских соединений и частей постоянной готовности, развитие сил и средств воздушно-космической обороны, поддержание требуемого и достаточного потенциала СЯС, средств разведки и управления.

Решить этот круг вопросов одному Генеральному штабу не представляется возможным. Не изменив официально существующие военно-доктринальные взгляды, не признавшись на политическом уровне, что Россия отныне не видит себя в ранге "великой державы", а занимает свое вполне достойное место на региональном уровне, надеяться на позитивные перемены в военном строительстве нельзя. Безусловно, надо также всерьез провести ротацию военных кадров, так как только люди с новым мышлением способны обеспечить коренное изменение всей системы военного строительства в стране.

Что же касается механизма реализации этой крайне сложной политической и военно-стратегической задачи, то начинать надо, видимо, с совершенствования методологии оценки характера опасностей и угроз Российской Федерации в военной сфере.

Сегодня, когда набор факторов, определяющих угрозы военной безопасности России, имеет зримую тенденцию к расширению, значение совершенствования научно-методологического аппарата оценки угроз военной безопасности неизмеримо возрастает. Как представляется, это связано также и с тем, что несмотря на предпринимаемые меры, дисбаланс между реальными возможностями государства в поддержании на требуемом уровне всех элементов военной организации и собственно этими требованиями не только не сокращается, но даже увеличивается. Одной из причин такого положения дел является то, что мы пока не смогли, видимо, жестко определить приоритеты во всем спектре существующих военных угроз и сосредоточить наши весьма ограниченные ресурсы на их парировании.

Для всестороннего и объективного преломления оценок угроз в реальные потребности военного и военно-технического характера необходим механизм жестко регламентированных и нормативно утвержденных критериев и пороговых значений военной безопасности.

К сожалению, цельной системы оценок, основанных на таком подходе, в военной сфере до сих пор нет. Вместе с тем опыт формирования государственной точки зрения на степень важности тех или иных угроз через систему критериев и пороговых значений в других сферах обеспечения национальной безопасности давно существует. Вот уже более пяти лет этот подход используется в России при оценке опасностей и угроз экономического характера.

Как представляется, и в области обеспечения военной безопасности государства необходимо серьезно подумать о формировании такого механизма оценки угроз и опасностей.

Введение механизма определения "пороговых значений" военной безопасности дает возможность более предметно и четко определить минимально достаточный состав сил и средств для отражения той или иной угрозы, предельный уровень мобилизационного напряжения страны, оптимальные потребности в той или иной номенклатуре вооружения и военной техники, оптимальную численность вооруженных сил, состав группировок войск (сил), их эшелонирование, организационную структуру и ряд других вопросов. Это позволит "преломлять" угрозы военной безопасности на конкретные военно-технические параметры Вооруженных сил Российской Федерации, других войск и воинских формирований и создавать реальный механизм контроля обеспечения военной безопасности государства.

Для того же, чтобы объективно "увязать" угрозы и потребности военной организации государства в силах и средствах по их парированию, затраты на их создание, строительство и развитие, необходимо использовать возможные, а не виртуальные сценарии вовлечения России в военные конфликты. Это апробированный и эффективный метод, который достаточно методически обоснован и весьма широко применяется в практике разработки различных задач. Он также должен быть востребован в практике решения задач обеспечения военной безопасности Российской Федерации.