Тернистый путь "перезагрузки" России и США

Для России МБР по прежнему - краеугольный камень стратегического равновесия.
Фото из книги «Ядерные силы России».

Неумолимо приближается 2 ноября – дата промежуточных выборов в Конгресс США, которые для администрации Обамы имеют принципиальное значение. Они станут итогом почти двухлетнего периода правления Демократической партии, что позволит оценить реальность их победы на следующих президентских выборах. Казалось бы, что в 2010 году демократам удалось достичь серьезных успехов в сфере международной безопасности: в апреле был подписан новый российско-американский Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ); в июне на основании резолюции 1929 Совета Безопасности (СБ) ООН – введены достаточно серьезные санкции против Ирана, наиболее непримиримого противника США на Ближнем и Среднем Востоке; в августе – выведены все американские боевые подразделения из Ирака, что позволило Бараку Обаме заявить о выполнении своего предвыборного обещания – завершении активной фазы военной операции; в сентябре начались прямые израильско-палестинские переговоры.

Однако в действительности не все выглядит так радужно, особенно для американского избирателя.

На экспертном уровне новый (Пражский) Договор по СНВ достаточно часто сравнивают с Московским договором о сокращении стратегических наступательных потенциалов от 2002 года, согласно которому уровни ядерных боезарядов на стратегических носителях к 2012 году уменьшаются до 1700–2200 единиц. В Пражском договоре верхний потолок по боезарядам составил 1550, что говорит о его формальном снижении на 30%.

В действительности снижения этого уровня не произошло, так как были серьезно изменены правила зачета: количество ядерных боеголовок на морских и наземных носителях стали засчитываться «по факту», а на воздушных носителях следующим образом – за каждым тяжелым (стратегическим) бомбардировщиком один ядерный боезаряд. Хотя, например, российский Ту-160 способен нести 12 крылатых ракет воздушного базирования. В результате возникло несоответствие между заявляемым и реальным количеством размещенных ядерных боезарядов и существенно увеличился возвратный потенциал, обусловленный возможностью «дозагрузки» боеголовок. В совокупности это позволяет США в достаточно сжатые сроки выйти на уровень 4,0–4,5 тыс. ядерных боезарядов на стратегических носителях, а России – 2,5–3,0 тыс.

Конечно, в Пражском договоре есть ограничения на количество стратегических носителей: не более 700 «развернутых» и 100 «неразвернутых». И на этот уровень планируется выйти через семь лет после ратификации договора, то есть не ранее 2017 года. Насколько это серьезные сокращения, можно понять, сопоставив нынешние уровни стратегических потенциалов. Россия сейчас, по принятым в новом договоре правилам зачета, имеет 608 развернутых стратегических носителей, а США – 846. Следовательно, Москва уже выполнила свои обязательства по договору еще до его ратификации. По данным авторитетного американского журнала «Бюллетень ученых атомщиков» (Bulletin of the Atomic Scientists), на конец 2009 – начало 2010 года количество стратегических носителей (по новым правилам зачета) было еще меньше: у России – 566 носителей, у США – 798.

Не преуменьшая значения подписанного договора, хотелось бы отметить, что каждая сторона, по сути, получила полную свободу на развитие национальных стратегических ядерных сил (СЯС). Так, Москва, развивая наземную компоненту СЯС, приступила к развертыванию ракетных комплексов (РК) РС-24 с разделяющимися головными частями индивидуального наведения. Это позволит в некоторой степени компенсировать естественное сокращение количества ранее произведенных ракет тяжелого и среднего классов (РС-20 и РС-18 соответственно). Принятие на вооружение РК РС-24 в период действия Договора СНВ-1 было невозможно, так как он является лишь модернизированной версией ракетного комплекса РС-12М2 («Тополь-М). Вашингтон, в свою очередь, стал переоборудовать тяжелые бомбардировщики В-1 под обычное (неядерное) оснащение, существенно сократив, таким образом, количество стратегических носителей. Однако необратимость этого вопроса вызывает серьезные сомнения у российских экспертов.

Тем не менее Пражский договор вызвал яростное сопротивление в Сенате США, где возмутились самим фактом упоминания о взаимосвязи между стратегическими наступательными и оборонительными вооружениями, что является очевидной истиной. Много нареканий вызвал и запрет на переоборудование и использование пусковых установок (ПУ) наземных и морских стратегических носителей для размещения в них противоракет, а также на размещение в ПУ противоракет стратегических носителей. В этом американцы увидели ограничения на развитие национальной системы противоракетной обороны (ПРО). Российская сторона только усилила их подозрения, заявив о готовности выйти из Пражского договора, если она зафиксирует качественное и количественное наращивание возможностей систем американской ПРО, ставящее под угрозу потенциал СЯС России.

В дальнейшем администрация Обамы сделала многое для ратификации нового Договора по СНВ. В частности, она согласилась в период 2013–2022 годов существенно увеличить финансирование деятельности национальный ядерных лабораторий, что позволит построить нескольких новых объектов по изготовлению и испытанию ядерных вооружений, а также по имитации их использования. Далее, вплоть до 2030 года, объем их финансирования сохранится на достигнутом уровне, составив в целом 175 млрд. долл. Однако в конце июля Государственный департамент США опубликовал доклад «Приверженность и соблюдение соглашений и обязательств в области контроля над вооружениями, нераспространения и разоружения», в котором обвинил Россию в невыполнении ею своих международных обязательств. Как следствие, процесс ратификации Пражского договора в Сенате США был отложен на сентябрь, и этот срок, возможно, не является окончательным.

Следует заметить, что ход ратификации нового Договора по СНВ показывает неустойчивость развития российско-американских отношений. И для этого есть несколько причин. Во-первых, национальные интересы наших стран далеко не всегда совпадают как на глобальном, так и региональном уровне. США, несмотря на проблемы в Ираке и Афганистане, все еще супердержава, располагающая огромной военной мощью. Исходя их этого, Вашингтон продолжает свою политику общемирового доминирования, опираясь на структуры НАТО и своих союзников в Азиатско-Тихоокеанском регионе – Японию, Республику Корею и Австралию. Такая политика, вполне естественно, вызывает противодействие со стороны региональных держав, как, например, Исламская Республики Иран (ИРИ). В результате Россия, которая не является американским союзником, оказывается перед сложным выбором: поддержать Вашингтон и ослабить свои региональные позиции или проводить независимый от него внешнеполитический курс. Второе более отвечает национальным интересам Российской Федерации, но это не способствует развитию российско-американских отношений.

Во-вторых, Россию беспокоит явное присутствие США на постсоветском пространстве. Администрация Буша-младшего проводила здесь конфронтационную политику, активно поддерживая такие антироссийские союзы, как ГУАМ, и поощряя недальновидную политику президентов Михаила Саакашвили и Виктора Ющенко. Нынешняя американская администрация, заинтересованная в сотрудничестве с Москвой, ведет себя на постсоветском пространстве более сдержанно. Примером этого служит отношение Вашингтона к трагическим событиям в Ошской и Джалал-Абадской областях Киргизии в июне текущего года. Тогда американцы, имеющие в Манасе исключительно важный для тылового обеспечения деятельности войск в Афганистане центр транзитных перевозок, не стали самостоятельно вмешиваться во внутреннюю ситуацию. Вместо этого они провели консультации с российским руководством и оказали республике необходимую помощь. Однако желание поддержать существующие в близлежащих к России регионах проамериканские настроения так велико, что в будущем вмешательство Вашингтона в их внутренние дела вполне возможно путем, например, расширения индивидуального партнерства с НАТО. В этом случае могут возникнуть серьезные российско-американские противоречия, в том числе по вопросу сохранения территориальной целостности Грузии.

В-третьих, Россию по-прежнему не пускают в сферу европейской безопасности. Скорее всего это обусловлено деятельностью США и их ближайших союзников, которые считают, что Организация Североатлантического договора способна решить эту проблему самостоятельно. Как следствие, предложенный Москвой проект Договора о европейской безопасности отправлен на обсуждение в ОБСЕ, что равносильно отказу от его рассмотрения; отсутствуют какие-либо реальные шаги по созданию совместной ПРО, а размещенное в Европе американское тактическое оружие считается важным фактором укрепления евро-атлантических связей.

И наконец, слишком многие как в США, так и России еще живут стереотипами холодной войны, продолжая игру с нулевой суммой (все что выгодно одной стороне, априори не выгодно другой). Занимая важные посты в правительствах наших стран, они могут серьезно препятствовать любым попыткам улучшения российско-американских отношений. И подтверждением этого служат нижеприведенные факты, которые привели к обострению иранского ядерного кризиса в 2010 году.

В середине мая Иран согласился обменять на территории Турции 1,2 тонны низкообогащенного урана (НОУ) на 120 кг ядерного топлива для Тегеранского исследовательского реактора. Соответствующее соглашение предусматривало, что ИРИ вывозит НОУ на «ответственное хранение», а Турция, по требованию Тегерана, его возвращает. В качестве третьего участника подписанного соглашения и его гаранта выступила Бразилия, обеспечив необходимую политическую поддержку как избранный (непостоянный) член Совета Безопасности ООН. Предполагалось, что в течение месяца после подписания соглашения между ИРИ и Международным агентством по атомной энергии (МАГАТЭ) иранский НОУ будет направлен в Турцию.

Трехстороннее соглашение по обмену НОУ вызвало на Западе острую критику, основанную на следующих обстоятельствах:

а) подписание соглашения, на фоне экспериментов по дообогащению урана до 19,75%, стало рассматриваться как очередная уловка со стороны Тегерана, пытающегося избежать новых международных санкций;

б) количество предлагаемого на обмен низкообогащенного урана составляло всего 50% от имеющихся запасов НОУ (2,4 тонны), которые продолжали наращиваться. Это позволяло Тегерану, в случае принятия соответствующего политического решения, выйти на ядерное испытание вне зависимости от реализации рассматриваемого соглашения.

Россия приняла активное участие в подготовке трехстороннего соглашения по обмену иранского НОУ. Об этом свидетельствует как визит в Турцию президента Дмитрия Медведева, который состоялся 11–12 мая, так и переговоры российского руководства с президентом Бразилии Луисом Лула да Сильва накануне его прибытия в Тегеран. На тот момент в Москве считали, что подписание указанного соглашения позволит Тегерану избежать международных санкций. Однако уже 19 мая, спустя всего два дня после подписания соглашения, США внесли на рассмотрение Совета Безопасности ООН проект новой резолюции против ИРИ. Правильнее было бы дождаться официального письма из Тегерана с предложениями об обмене иранского НОУ на ядерное топливо для Тегеранского исследовательского реактора, которое поступило в МАГАТЭ 25 мая. Но Вашингтон решил перехватить у Москвы инициативу, что сделало проблематичным вывоз хотя бы части иранских запасов низкообогащенного урана и привело к приостановке переговорного процесса с Тегераном как минимум на четыре месяца.

Тем не менее Россия, как постоянный член СБ ООН, поддержала введение против Ирана новых международных санкций, несмотря на явную угрозу ухудшения российско-иранских отношений. 9 июня была принята резолюция 1929 Совета Безопасности ООН. Она стала уже шестой резолюцией, имеющей отношение к иранской ядерной программе, или четвертой, которая ввела против ИРИ различного рода санкции. В частности, сфера действия резолюции 1747 (2007 года) в отношении вооружений была распространена и на экспорт в Иран, что, по сути, означает введение торгового эмбарго на эту продукцию. Ограничивалась внешнеэкономическая деятельность финансово-промышленных структур ИРИ и ее судоходных компаний, тесно связанных с реализацией национальных ядерных и ракетных программ. Им было отказано в предоставлении любых финансовых услуг и открытии зарубежных структурных подразделений, а также замораживались имеющиеся зарубежные активы. Ирану запрещалось проводить пуски баллистических ракет и заниматься коммерческой деятельностью, связанной с добычей урана, производством или использованием ядерных материалов и технологий (технологий производства баллистических ракет), в других странах. Помимо этого, для оказания помощи Комитету по санкциям было создана группа в составе восьми экспертов.

Казалось бы, что введение таких достаточно жестких санкций должно было остановить Вашингтон от дальнейшей эскалации ядерного кризиса. Вместо этого уже 1 июля президент Барак Обама подписал закон о расширении американских санкций против ИРИ, значительно выходящих за рамки согласованной с Россией резолюции 1929 СБ ООН. С этого времени односторонние санкции стали применяться в отношении любого предприятия или частного лица, помогающего Ирану в переработке нефти, в развитии нефтеперерабатывающих мощностей, ракетной и ядерной программ либо поддерживающего контакты с Корпусом стражей исламской революции (КСИР) или с теми иранскими банками, которые включены в список подлежащих санкциям, а также тех, кто помогает стране обходить международные санкции. Дополнительно в список попадающих под американские санкции были включены более 30 иранских компаний и частных лиц. 3 августа этот список был расширен за счет 21 компании и организации, которые, как считают в Вашингтоне, находятся в третьих странах, однако контролируются Тегераном и способствуют развитию его ядерных программ. В частности, под санкции попали две немецкие инвестиционные компании, два белорусских банка, а также горнодобывающие и инженерные компании из Японии, Люксембурга и Италии.

Проводимая США односторонняя деятельность была активно поддержана со стороны Европейского союза (ЕС). Так, в начале июля Европейский комитет по авиационной безопасности запретил полеты в воздушном пространстве ЕС двух третей авиалайнеров иранской авиакомпании Iran Air, включая все принадлежащие авиакомпании авиалайнеры Airbus-320, Boeing-727 и Boeing-747. Этот запрет мог быть оправдан соображениями безопасности, но его принятие на волне санкций, введенных Советом Безопасности ООН, а также США и некоторыми их союзниками, дал повод предположить, что это было политическое решение.

В конце июля министры иностранных дел Европейского союза одобрили новые санкции против Ирана, также далеко выходящие за пределы резолюции 1929 СБ ООН. Европейским компаниям было запрещено осуществлять инвестиции в нефтегазовую промышленность ИРИ, оказывать ей техническую поддержку и передавать технологии. На территории ЕС прекращена деятельность иранских транспортных компаний, осуществляющих грузоперевозки по воде и по воздуху. Посольства европейских стран перестают выдавать визы для военнослужащих и сотрудников КСИР, а их активы в банках ЕС замораживаются.

Реакция со стороны как Москвы, так и Пекина на односторонние действия в отношении Тегерана была вполне ожидаемой. Она не вылилась в открытое противодействие Вашингтону на иранском направлении, но создала негативный фон для развития сотрудничества, необходимого для решения имеющихся региональных проблем. В таких условиях, по-видимому, нереально принятие в ближайшей перспективе против Ирана новой резолюции Совета Безопасности ООН, а также существенное сокращение в первую очередь китайско-иранского товарооборота (в кризисном 2009 году он превысил 21 млрд. долл.). Более того, вполне возможна замена уходящих с иранского рынка европейских компаний не только китайскими, но и российскими, что вступает в противоречие с американскими национальными интересами. Дальнейшее давление на Москву по этому вопросу путем, например, введения санкций против российских государственных и частных структур может привести к обратному эффекту, то есть активизации российско-иранского сотрудничества в тех областях, которые не запрещены международным правом. Все это создаст дополнительную неустойчивость для взаимоотношений между Москвой и Вашингтоном.

Было бы легче, если все российско-американские проблемы сводилось только к расхождению во взглядах на пути разрешения иранского ядерного кризиса. На самом деле все намного сложнее даже в регионе Ближнего и Среднего Востока. Так, в Москве и Вашингтоне по-разному смотрят на переговоры с талибами. С российской точки зрения, в условиях достаточно слабой и сильно коррумпированной центральной власти и неизбежности, в некоторой перспективе, сокращения в Афганистане американского военного присутствия переговоры с «Талибаном» следует вести только с целью его раскола. Последнего сейчас добиться нереально, поэтому продолжение переговоров будет усиливать талибов и способствовать захвату ими власти мирными средствами. С американской точки зрения, такие переговоры правительству Карзая вести нужно именно сейчас, пока силы коалиции контролируют значительную часть страны. Последние события, потребовавшие ввода в Афганистан даже боевых подразделений из Ирака, позволяют усомниться в правильности стратегии президента Барака Обамы в этой стране.

Еще одна проблема, которая волнует американских избирателей, заключается в сохранении противостояния между израильтянами и палестинцами. Этой проблеме уделялось чрезвычайно много внимания со стороны Белого дома, что должно было гарантировать успех. И если поначалу, когда оказывалось сильное давление на правительство Нетаньяху, в это еще можно было поверить, то теперь все свелось к возобновлению прямых переговоров, которые могут прерваться уже в конце сентября. Поводом для этого может стать строительство израильских поселений на Западном берегу реки Иордан, обострение ситуации в Иерусалиме или вооруженный конфликт между Армией обороны Израиля и исламистской группировкой ХАМАС. Одной из причин этого является то, что Вашингтон по-прежнему подменяет собой «квартет» по ближневосточному урегулированию. Подтверждением этого стало отсутствие представителей ЕС, России и ООН на открытии прямых палестино-израильских переговоров, которое состоялось 2 сентября в Вашингтоне. Стоит ли после этого удивляться, что переговорный процесс, по сути, стоит на месте.

Таким образом, приход в Белый дом Барака Обамы создал, по-видимому, завышенные ожидания в отношении перспектив развития российско-американских отношений. В действительности сделать удалось не так много, но даже это вызывает порой диаметрально противоположные оценки в Москве и Вашингтоне, что ставит под вопрос саму необходимость «перезагрузки» наших отношений. Эта тенденция может еще более усилиться в ноябре, если Демократическая партия потерпит поражение на промежуточных выборах в Конгресс. В результате возможно ужесточение внешнеполитического курса США по отношению к России. Этого не следует бояться, так как наши отношения и раньше напоминали колебания маятника. Но надо быть готовым к твердому, но конструктивному отстаиванию позиций Российской Федерации на международной арене. Именно в этом лежит залог неизбежного сближения между нашими странами в будущем.