Владимир Козисиян
Учения "Восток-2010" стали своего рода тестом успешности военной реформы. Выводы неоднозначны.
Фото ИТАР-ТАСС
Обновленная российская военная доктрина, утвержденная указом № 146 президента Дмитрия Медведева 5 февраля 2010 года, вызвала вскоре после этого много негативных комментариев как за рубежом, так и у отдельных исследователей в самой России. По мере приближения к первой годовщине ее принятия стала отчетливо проявляться вторая волна критических замечаний в ее адрес, которые, складывается впечатление, призваны вновь, как и год назад, дать ей неверную интерпретацию. Не исключено, что подобные попытки стали одновременно предприниматься и в связи со специальным семинаром по военным доктринам, проведение которого запланировано в Вене в конце мая 2011 года по линии ОБСЕ.
Чем отличаются выпады в адрес российской военной доктрины в начале 2010 года и в настоящее время? Аргументы против нее остались в принципе одними и теми же.
Некоторые зарубежные и российские аналитики по-прежнему утверждают, что она оторвана от реальности и носит нарочито расплывчатый характер.
Заявляется, что к ее «ядерному разделу» приложен секретный, неопубликованный документ, что, мол, является ее недостатком. Да, такой документ есть, он называется «Основы государственной политики в области ядерного сдерживания», но заметим, что секретные приложения имеются в ядерных установках всех без исключения ядерных государств, не подлежащие огласке. Некоторые критики попытались и до сих пор пытаются процитировать отдельные высказывания официальных российских представителей о ее будущем военно-политическом содержании, которые были сделаны в процессе обсуждения этой доктрины до ее принятия, хотя хорошо известно, что она не только полностью заменила предыдущую военную доктрину России от 21 апреля 2000 года, но и, по сути, аннулировала все предыдущие дискуссионные суждения, сделанные отдельными государственными и политическими деятелями, разумеется, сугубо в предварительном порядке.
Общим элементом всех этих критических замечаний является также то, что в негативных замечаниях в адрес доктрины 2010 года отсутствует сравнительный анализ «февральской» военной доктрины с двумя предыдущими военными доктринами, принятыми при президентах Борисе Ельцине в 1993 году, а также при Владимире Путине в 2000 году.
Критики нынешней военной доктрины России ни после ее принятия, ни сейчас не стали утруждать себя ее сравнением и с пересмотренной ядерной доктриной США, которая была утверждена за два дня до подписания в Праге российско-американского Договора СНВ-3 (8 апреля 2010 года). Новая ядерная стратегия, официально именуемая как «Обзор построения ядерных сил» (Nuclear Posture Review), стала третьим по счету документом такого рода. Она полностью заменила аналогичную доктрину, одобренную Белым домом в 1994 и 2001 годах. Обновленная доктрина дополнила две новые стратегии обамовской администрации – о строительстве и использовании военно-космических сил и совершенствовании глобальной системы ПРО, которые были одновременно утверждены шефом Пентагона 1 февраля 2010 года. В пояснительной записке Министерства обороны США указывается, что все три стратегии представляют собой неразрывное целое и взаимно дополняют друг друга.
О ЯДЕРНОМ РАЗДЕЛЕ РОССИЙСКОЙ ДОКТРИНЫ
Главное место в критических замечаниях по поводу российской военной доктрины «Медведева» занял тезис о том, что она якобы предусматривает возможность нанесения российскими Вооруженными силами первого ядерного удара и что в ней сделан неоправданный акцент на «военной опасности», исходящей от НАТО. Но, к сожалению, проведенный анализ этих двух разделов говорит о том, что он был проведен с вольными интерпретациями текста новой редакции российской военной доктрины.
Анализ всех трех последних военных доктрин России показывает, что она не собиралась и впредь не намерена применять ядерное оружие в первом ударе. В них содержится одно важное предварительное условие реализации такой возможности: это может произойти только в ответ и только в случае агрессии против России и (или) ее союзников с применением ядерного и других видов оружия массового поражения, а также в случае агрессии с применением обычного оружия, «когда под угрозу поставлено само существование государства». Именно «в ответ». Стало быть, не будет агрессии, не будет и ответа, в том числе ядерного. Москва, как вытекает из новой военно-стратегической установки, вообще не намерена применять ядерное оружие в региональных или локальных конфликтах. В ней просто нет таких положений. Российская Федерация в отличие от Соединенных Штатов готова внести реальный вклад в построение безъядерного мира. Об этом свидетельствуют заявления российского руководства и в Совете Безопасности ООН, и на Конференции ООН по разоружению.
Таким образом, если говорить иными словами, в формулировку пункта 22 новой военной доктрины России, где определены возможности применения ядерного оружия, заложен принцип «оборонительного ядерного сдерживания» (defensive nuclear deterrence) по той причине, что в ней нет положений о нанесении «превентивного» (preventive) ядерного удара по широкому числу целей и «упреждающего» (pre-emptive) ядерного удара по ограниченному числу целей. В то же время нынешняя ядерная стратегия США основывается на «наступательном ядерном сдерживании» (offensive nuclear deterrence) и предполагает нанесение первого ядерного удара по любому государству мира и в любое время, не дожидаясь нападения с его стороны. Но многие зарубежные и отдельные российские аналитики не видят данной особенности.
Кстати говоря, и Советский Союз, а после его распада и Российская Федерация предлагали всем ядерным странам взять обязательство не применять ядерное оружие первыми. С этим призывом выступали и Леонид Брежнев, и Михаил Горбачев, и Борис Ельцин. Но этот призыв до сих пор не нашел поддержки на Западе. В результате чего в настоящее время только две страны из восьми ядерных (ядерной «пятерки», а также Израиль, Индия и Пакистан), а именно – Россия и КНР, отказались от применения ядерного оружия в первом ударе.
Кроме того, Москва выступает против реализации стратегии «ядерного сдерживания на передовых рубежах» (extended nuclear deterrence, что имеется в обновленной ядерной доктрине США), то есть высказывается против размещения на постоянной основе за пределами национальной территории тактических ядерных средств передового базирования. Вашингтон по-прежнему придерживаются такой стратегии, до сих пор размещая тактическое ядерное оружие в пяти европейских государствах, а также в азиатско-европейской Турции, что запрещено двумя первыми статьями Договора о нераспространении ядерного оружия, который имеет универсальный и бессрочный характер. Хорошо известно, что Россия более 15 лет назад вывела все ядерное оружие бывшего Советского Союза, находившееся на территории Белоруссии, Казахстана и Украины, на свои централизованные базы хранения.
В новой ядерной стратегии США также содержится положение об «усилении регионального ядерного сдерживания» (strengthening regional deterrence), чего нет в российской установке. В американском документе зафиксировано, что Пентагон будет осуществлять выполнение программы модернизации СНВ путем улучшения характеристик и продления срока службы ядерных боезарядов В-61 (для авиабомб тактических ядерных сил США в Европе, которые будут усилены ударным истребителем-бомбардировщиком F-35) и W-76 (для их стратегических подводных ракетоносцев), обеспечивать повышенную защиту наземных МБР. Определено, что судьба американских тактических ядерных средств, до сих пор размещенных в Европе, вопрос о сокращении которых никогда не обсуждался на переговорах между СССР/Россией и США, будет рассматриваться в ходе консультаций с союзниками по НАТО. Ничего не говорится о возможном выводе таких ядерных средств из Европы на американскую территорию. Эта же мысль повторена в новой Стратегической концепции НАТО, утвержденной на ее саммите в Лиссабоне в ноябре 2010 года.
 Военно-морские cилы отныне интегрированы с сухопутной компонентой в рамках Объединенных стратегических командований. (На снимке – флагман отечественного ВМФ крейсер «Петр Великий»). Фото с сайта www.nachflot.ru |
«ЯДЕРНЫЙ СЮЖЕТ» ЛИССАБОНА
Североатлантический союз на неопределенный срок останется «ядерным» союзом: в двух разделах Стратегической концепции подтверждена задача сохранения у него ядерного оружия до тех пор, пока оно остается у других государств мира. В документе вновь заявлено о приверженности блока стратегии сдерживания, которая базируется «на сочетании ядерных и обычных потенциалов». Безопасность всех стран – членов альянса гарантируется стратегическими наступательными ядерными вооружениями США, а также Великобритании и Франции.
Хотя обстоятельства, которые могут потребовать применение ядерного оружия, названы «весьма отдаленными», но при этом нигде не говорится об отказе от доктрины применения натовских ядерных средств в первом ударе.
Ядерные державы – участницы НАТО намерены расширить степень участия неядерных стран, входящих в блок, в решении самых разнообразных задач, связанных с использованием ядерного оружия. С этой целью в новой стратегической установке записано обязательство Североатлантического союза по обеспечению наиболее широкого участия союзников в коллективном планировании ядерных задач, размещении ядерных сил в мирное время, а также в командно-управленческих и консультационных механизмах, связанных с дислокацией и возможным применением ядерного оружия.
Участники саммита НАТО в Лиссабоне попытались сформулировать основные принципы сокращений тактических ядерных вооружений в Европе, пообещав создать «условия» для дальнейших сокращений «ядерных вооружений» на европейском континенте в будущем. Заявлено о готовности достичь договоренности с Россией об увеличении степени транспарентности запасов ее ядерного оружия, находящихся на европейском континенте (имеются в виду скорее всего запасы тактического ядерного оружия), выдвинуто требование об отводе такого оружия от территории стран – членов НАТО. Оговорено, что любые будущие договоренности на этот счет должны учитывать дисбаланс по запасам ТЯО, якобы имеющийся в пользу России. Но нигде не говорится о готовности США занять равную стартовую переговорную позицию с Россией, которая уже давно вывела свои ТЯО на собственную территорию, в то время как Пентагон все еще держит свои ядерные средства на европейском континенте в нарушение конкретных положений Договора о нераспространении ядерного оружия.
ОСОБАЯ ТЕМА – ОТНОШЕНИЯ РОССИИ С НАТО
В прежней военной доктрине России от 2 ноября 1993 года слово «НАТО» не употреблялось вообще. В ее разделе о «внешних военных опасностях» России было названо только «расширение военных блоков и союзов», а среди факторов, способствовавших перерастанию военной опасности в «военную угрозу», указывалось «наращивание группировок войск (сил) у границ Российской Федерации до пределов, нарушающих сложившееся соотношение сил». С другой стороны, в «ельцинской» военной доктрине было записано, что Россия «не относится ни к одному государству как к своему противнику». Такие формулировки появились в период неоправданного «романтизма» в российско-натовских отношениях до начала укрупнения альянса в восточном направлении.
Но в военной доктрине 2000 года, появившейся уже после начала первой волны расширения НАТО (1999 год), инициированный в период окончания холодной войны между Востоком и Западом, а также после массированных бомбардировок альянсом бывшей Югославии в том же году, процесс приема в ряды альянса новых членов стал оцениваться в российском военно-политическом руководстве в более критическом ключе. Создание и наращивание группировок войск (сил) других государств вблизи границ России уже были квалифицированы как «основная внешняя угроза», хотя слово «НАТО» не употреблялось в данном контексте вообще. Россия не могла не учитывать, что с расширением блока на восток количество его военных баз и военная активность его вооруженных контингентов близ ее рубежей заметно возросли.
В «февральской» военной доктрине России 2010 года содержится целый спектр замечаний в адрес НАТО. Они касаются и военной линии блока в мире (стремление наделить силовой потенциал альянса «глобальными функциями, реализуемыми в нарушение норм международного права»), и приближения его военной инфраструктуры к российским рубежам, и увеличения его членского состава. К сожалению, Лиссабонский саммит НАТО документально подтвердил эти две особенности деятельности Североатлантического союза, по крайней мере на ближайшее десятилетие.
Принципиально важно, что в обновленной военной доктрине России нет ни слова о ее готовности развертывать ударно-боевые элементы глобальной системы ПРО, то есть ракеты-перехватчики, на территориях иностранных государств, как это запланировано в Болгарии, Польше, Румынии, Турции и Чехии. Но в военно-политических установках США нынешней американской администрации все эти положения четко прописаны, причем с указанием этапов реализации поставленных задач и определения степени взаимодействия высшего военного командования. Нет в нашей военной доктрине и положений о целесообразности милитаризации космического пространства и доминирования в нем, то есть всего того, что будет задействовано в интересах нанесения первого ядерного удара. Но эти сюжеты подробно прописаны в новых американских и натовских военно-стратегических установках 2010 года.
ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ
Связанные с такими явлениями опасения России резко возросли в последние годы на фоне объективных факторов: модернизации стратегического ядерного потенциала США как ведущей страны НАТО (на ближайшие 10 лет на эти цели республиканцам удалось выжать из Барака Обамы 85 млрд. долл.), сохранения тактического ядерного оружия США и НАТО в Европе (в бессрочной перспективе, но также с модернизацией боезаряда для ядерных гравитационных бомб и средств их доставки), а также начала интенсивного развертывания в странах Восточной и Южной Европы более мощной американской системы ПРО, чем это предполагала одноименная стратегия Джорджа Буша-младшего, одобренная в 2007 году (на новый «поэтапный адаптивный подход» США к системе ПРО предполагается израсходовать свыше 50 млрд. долл. в ближайшие годы). Кроме того, Москва до сих пор не забыла о материально-моральной поддержке агрессии Грузии против России и Южной Осетии в августе 2008 года, оказанной ведущими странами Североатлантического союза. Она выражает серьезное беспокойство по поводу продолжающегося широкого перевооружения Тбилиси этими государствами.
И что же «нереального» в этих оценках? К сожалению, все эти особенности политики Североатлантического союза проявляются на практике. Они хорошо известны. Не Россия придумала их. В любой стране мира ответственно мыслящий верховный главнокомандующий никогда не будет игнорировать те внешние стратегические факторы риска, опасности и угрозы, которые подрывают национальную безопасность его государства.
Таким образом, многие критические аналитики обновленной российской военной доктрины, в том числе и российские, неправильно оценили ее основные положения. Бросается в глаза и их желание поссорить Россию с дружественными ей государствами через искаженную интерпретацию российской военной доктрины. Известно, что зачастую это происходит за деньги американских неправительственных фондов. Жаль, что некоторые российские исследователи военных доктрин читают их крайне невнимательно. Они допускают нелестные высказывания в адрес ядерного раздела российской военной доктрины, но превозносит аналогичные положения американской ядерной установки, которая является самой консервативной и наиболее жесткой из ядерных доктрин всех других государств, обладающих ядерным оружием. Обновленная ядерная доктрина США сквозит анахронизмом далеких прошлых лет. Даже The New York Times 5 апреля 2010 года назвала ее «противоречивой», а исполнительный директор американской неправительственной Ассоциации по контролю над вооружениями Дарил Кимбэлл признал на страницах газеты The Moscow Times 13 апреля того же года, что Nuclear Posture Review 2010 года «не меняет политику США в такой мере, как это должно бы быть или могло бы быть».
Вероятно, делается это для того, чтобы в очередной раз исказить суть военной линии России, а заодно отвести от критики недостатки военно-стратегических установок последнего времени США и НАТО в целом.
Если бы Вашингтон отнесся к пересмотру своей военной доктрины в целом, а также ядерной в частности с большей конструктивностью и в духе эры после холодной войны, то он вполне мог бы адаптировать свою новую ядерную стратегическую установку к новым реалиям XXI века, перед которым стоит много созидательных и социально-экономических задач да и, наконец, цель движения к безъядерному миру. Если бы это произошло в духе новой редакции военной доктрины России, то такой шаг позитивным образом сказался бы на всей международной атмосфере.
Дарья Гармоненко 