Лоскутное одеяло российской дипломатии

Россия -Евросоюз: за улыбками политических лидеров зачастую скрываются серьезные проблемы.

Между Европой и Азией

Москва стала ключевым союзником США на фронтах антитеррора и борьбы с распространением ОМУ. Стороны едины в том, что общий источник угроз - воинствующий исламский фундаментализм и экстремизм. Хотя по конкретным объектам борьбы на этих фронтах есть очевидные разночтения, так что приходится договариваться, гармонизировать свои политические и экономические интересы. Торг здесь еще будет продолжаться, и споры по ходу его неизбежны.

Возросшая зависимость России от Америки диктовала изменения в позиции Москвы по многим вопросам. "Вторая волна" расширения НАТО воспринята без прежних возражений. Несмотря на то что альянс по-прежнему воспринимается большей частью российской общественности скорее как противник. Очевидно, российский президент еще должен доходчиво разъяснить народу, почему изменилась российская позиция. Что "против лома нет приема" и, соответственно, лучше "расслабиться"? Или НАТО уже действительно нам не враг? Или┘

Ощущения от меняющегося ландшафта взаимоотношений России с Западом (вроде не противники, а все-таки "окружают", "ущемляют" и т.д.) неоднозначные. Ибо позиционирование России как части западного мира в уходящем году далеко не завершилось.

Раздрай с Евросоюзом демонстрирует, насколько сложна интеграция в западный мир. Не на рельсах борьбы с кем-то (на этой основе и Сталин с Рузвельтом и Черчиллем одно время дружил), а через общее понятийное и ценностное пространство, через гармонизацию базисных интересов. Нам, получается, легче дружить против кого-то, а значит, лучше это делать со "старшим мировым полицейским" (США), нежели с крупнейшим интеграционным объединением западных стран (ЕС). Нам легче с американцами делить "сферы ответственности" (мы вас поддержим там-то, а вы нас в ответ там-то), нежели находить общий язык с теми, с кем мы обречены быть вместе исторически и географически.

Общее "понятийное пространство" Москве легче дается и с авторитарными режимами, будь то партнеры по СНГ или тот же Китай. С ними нет проблем ни по Чечне, ни по правам человека, ни по распространению ОМУ. Не надо вести разговор об "общих ценностях". Мы с этими странами общаемся строго в рамках принципов Вестфальской системы: никто ни в чьи дела не вмешивается, на первый план выходят геополитические и в меньшей степени экономические интересы.

Но уже и на этом "фронте" появились трещины. Лукашенко хочет сохранения экономических льгот и права вето в Союзном государстве. В обмен на то, что, мол, белорусы "прикрывают" Россию с Запада. От кого? Объясняет: от того же НАТО. Но нужны ли еще такие его "услуги"? В Москве по этому поводу молчат. Значит, получается, пока нужны.

Между тем обструкция, устроенная на днях западниками сначала Лукашенко (с визой в Чехию), а потом Кучме (с рассадкой на заседании Совета евроатлантического партнерства), явилась легко читаемым месседжем того же Запада в адрес Москвы. Вот, дескать, какие у вас союзнички. А соответственно, можете примерить такое же отношение на себя.

В уходящем году мы по-прежнему разрывались между Европой и Азией. И в геополитическом плане, и между теми "европой" и "азией", что соседствуют внутри самого российского общества и истеблишмента.

Мы так ясно и не сказали миру: кто мы - часть запад-ной ойкумены или некая Евразия. Мы хотим ездить без виз в Европу, но при этом держать открытой границу с "нашей" Азией. Хотим создавать общее экономическое пространство с Европой и такое же в рамках СНГ.

Мы хотим быть стратегическими партнерами с Америкой, но при этом сохранять тесное "доверительное партнерство" в военно-политической области с Китаем.

В итоге у тех, кто продолжал в этом году наблюдать за Россией и на Западе, и на Востоке, доверия к нам не прибавилось. Мы пока для всех чужие - и для Европы, и для Азии. Пекин подписал прошлым летом с нами договор, нацеленный на стратегическое партнерство, а потом вдруг увидел, как стремительно Москва стала дрейфовать в сторону Запада. Соответственно, китайцы поняли, что рассчитывать на "верность" Москвы не стоит...

Политика переходного периода

Внешняя политика государства по идее должна быть продуктом общенационального консенсуса, отражением долгосрочной общенациональной стратегии развития. У нас пока ни того ни другого нет, мы все еще "переходное" государство, а посему говорить о российской внешней политике как о некоем сформировавшемся продукте не приходится.

Значит, нет и консенсусной внешней политики. Той, что формируется в процессе дебатов внутри гражданского общества, между политологическими центрами и т. д.

Предпочтение имеют кулуары

В США, когда какая-то идея появляется, она сначала обкатывается в разного рода "мозговых центрах". Потом в конгрессе - в ходе целой череды обсуждений. Весь этот процесс формирования внешнеполитической повестки щедро подпитывается большим бизнесом. Понятное дело почему: такие инвестиции обеспечивают адекватный учет общекорпоративных интересов. Хотя и интересы отдельных игроков, конечно, лоббируются.

В США многие внешнеполитические решения оформляются в законопроекты и поправки к ним (типа злополучной поправки Джексона - Вэника), которые порой существуют и действуют десятилетиями. Вне зависимости от того, кто находится у власти - демократы или республиканцы. Администрации в Вашингтоне меняются, а законы и поправки остаются. Ибо внешняя политика США является продуктом выверенного общенационального, "надпартийного" консенсуса.

У нас не так. Наша внешняя политика по-прежнему формируется кулуарно, в высоких кабинетах, часто даже не в мидовских. Олигархи свои интересы лоббируют также через "кабинеты", ну и еще иногда подкрепляют их пиаром в наиболее влиятельных СМИ.

В нашем парламенте настоящих дебатов по внешней политике нет. А если и есть, то они чаще всего носят ситуационный или спекулятивный характер. Нет в Госдуме и практики принятия законопроектов по внешней политике, которые, как в США, определяли бы на годы и десятилетия вперед позицию по той или иной проблеме. Да и не может у нас такого быть. Ведь если президент поменяется, состав ГД тоже, тогда куда этот закон девать?

Как сказал мне один влиятельный эксперт из Госдумы, наша внешняя политика на обозримый период будет сводиться к набору "реагирований" на возникающие ситуации. При отсутствии консенсуса и стратегии эти реагирования основываются на сугубо прагматическом подтексте. Кто его определяет, не совсем ясно. Ведь транспарентности в уходящем году не прибавилось, а, пожалуй, убавилось. Этот подтекст может формироваться и под влиянием лоббистов чьих-то корпоративных интересов, и, как все более очевидно, под давлением каких-то внешних сил, тех же США, например.

При этом в отличие от той же Америки в России лоббисты анонимные. Мы только можем догадываться, кто и чьи интересы в Госдуме или в Кремле проводит. Нас убеждают, что эти интересы общегосударственные. Но они скорее всего узко корпоративные, не выходящие за рамки "военно-сырьевой" экономики, не работающие на рост конкурентоспособности России как экономической державы.

В США перед каждыми выборами публикуются полные списки компаний, жертвующих (в рамках оговоренных законом квот) деньги на избирательную кампанию той или иной партии. Притом часто одни и те же компании "кладут яйца сразу в обе корзины".

У нас часто политика строится таким образом, что для ее оформления используются слова, не отражающие сути тех целей, которые на самом деле преследуются. "Яйца кладутся" в одну корзину, по-тихому. Корпоративные интересы и цели не афишируются, а значит, мотивы тех или иных действий часто неясны.

В "Концепции внешней политики РФ" говорится об "ограниченности ресурсного обеспечения внешней политики". За счет чего Москва компенсирует этот дефицит? Умелой дипломатией, экономическими рычагами, политическим торгом? Ситуация с Грузией прошлым летом продемонстрировала, что в условиях "ограниченного ресурса" Кремль - явно вдохновившись примером американского настроя по отношению к Ираку - прибег к прямой военной угрозе. Вроде бы подействовало (в сочетании с угрозой энергетической блокады). Хотя очевидно, что и американцы здесь помогли. Не встали горой в защиту Шеварднадзе. Но это сейчас. А вот что будет потом, когда Грузию, возможно, примут в НАТО?

Лоскутное одеяло корпоративно-групповых интересов рвет российскую внешнюю политику на части, выводя целые регионы из сферы российских интересов. В результате получается, что в тех регионах, где корпоративные интересы не прослеживаются (например, на Балканах), нам почти нечего сказать. В других же местах, например, на Украине (где послом Виктор Черномырдин) верховенство конкретных корпоративных интересов над политикой начинает превалировать. Когда посол является по совместительству спецпредставителем президента и имеет на своем столе телефон прямой связи с главой государства, очевидно, что политику на данном направлении формирует уже не министр иностранных дел.

Результаты ситуации, когда дипломатия оказывается заложницей чьих-то групповых интересов или идеологических пристрастий, у всех на глазах. Как в Югославии до конца ставили на Милошевича, так и на Украине до последнего держимся за Кучму, в Белоруссии - за "батьку", а в Ираке - за Саддама.

Дружим не странами, экономиками и "ценностями", а элитами, группами и лидерами.

Потом вдруг начинаем кого-то "сдавать" или что-то "сливать". Расширению НАТО, слому Договора по ПРО, появлению американцев в Средней Азии, принятию иракской резолюции сопротивлялись ровно до тех пор, пока вдруг не наступало "озарение" в виде президентской "отмашки".

Великодержавие "младшего брата"

"Успешная внешняя политика Российской Федерации должна быть основана на соблюдении разумного баланса между ее целями и возможностями для их достижения". Эта формула из подписанной в 2000 году президентом Путиным Концепции внешней политики Российской Федерации вроде бы настраивает на трезвый и прагматический подход в выстраивании внешнеполитической линии на всех направлениях.

На практике, однако, тон часто задает инерция великодержавности - когда кому-то хочется погрозить пальчиком или даже кулаком. Но вот ритуальный жест исполнен, результата часто нет, и тогда дается команда "все назад". Наглядный пример - Калининград. Как ни давили на Евросоюз, а визы, хоть и суррогатные, вводиться будут.

Кремлю льстит, что Америка в уходящем году нам стала подыгрывать - мы с ней как бы чувствуем себя опять сверхдержавой. Хотя на самом деле дай Бог хотя бы региональной державой остаться.

Когда в Кремле говорят о "балансе между целями и возможностями", априори исходят из того, что "цели" определены и верны. Однако дьявол, как говорится, кроется в деталях. А они бывают таковы, что у наблюдателей возникает вопрос: а верно ли сформулированы цели? И есть ли последовательная линия на их достижение?

Насколько в российской внешней политике следование принципам международного права, приверженность провозглашенным константам подчинена тем же прагматическим соображениям? Может ли, к примеру, борьба с сепаратизмом быть "правильным принципом" в отношениях с "лояльными" партнерами (тем же Китаем и другими странами в рамках Шанхайской организации сотрудничества) и как бы несуществующей материей в отношениях с "нелояльной" Грузией? Правильно ли делить сепаратистов (Ардзинба в Абхазии, Смирнов в Приднестровье) на "своих" и "чужих" (Далай-лама)?

По этим вопросам внятных разъяснений ни от Кремля, ни от МИДа не поступило. Зато "скользкие темы" с максимальной эффективностью для себя эксплуатируют лидеры левых и националистических группировок.

Когда нет стратегической, рассчитанной на длительный исторический период линии, тогда нет и четких целей. Когда нет общественного договора, тогда нет и ясности в том, что же есть государственный (сиречь общественный) интерес в том или ином аспекте внешней политики.

Отсюда и метания, недосказанность, противоречия и нечеткость.

Виртуальные проявления такого положения устраняются путем выстраивания "вертикали власти", в том числе по всей пирамиде внешней политики. Востребовано единогласие ветвей власти и федеральных ведомств в ключевых вопросах внешней политики. Из различных ведомств изгоняются фигуры, которые своей излишней словоохотливостью давали публике поводы усомниться в единстве высшего руководства в ключевых вопросах.

Кого любит МИД

Интеллектуальный ресурс российской внешней политики ослаблен в силу давно сложившегося ряда обстоятельств. Одно из них: МИД с советских времен привык "держать нос по ветру" и писать в Кремль - особенно по ключевым сюжетам - именно то, что последний от него ждет. То же самое происходит и внутри самого МИДа. Дипломаты в посольствах пишут то, что нравится послу, посол - то, что хотелось бы прочитать министру и т.д. Конечно, это не совсем и не всегда так, но то, что такое бывает часто на обширных участках внешнеполитического фронта, контролируемых представителями определенных "групп интересов", совершенно очевидно.

Типичная мидовская практика - это когда к визиту президента РФ в ту или иную "дружественную" страну посольствами и МИДом выстраиваются виртуальные ремейки потемкинских деревень, создается впечатление, что вот там нас так уже любят и уважают, что давно пора разворачивать стратегическое сотрудничество.

Группы интересов, "оккупирующие", порой по наследству с советских времен, то или иное направление российской внешней политики и часто прямо "кормящиеся" от него, создают видимость, что их интересы и есть государственные.

Дискретное влияние различных лоббистских групп проявляется таким образом, что по целому ряду щекотливых вопросов Россия часто не может выработать позиции, которой бы последовательно придерживалась. К примеру, в начале июля с.г. заместитель министра иностранных дел Александр Лосюков заявил, что Москва не против визита в РФ Далай-ламы. Но спустя месяц с лишним, после озабоченности, высказанной главой китайского МИДа Игорю Иванову, вопрос о "тибетском сепаратисте" был поднят до уровня российского президента. Еще бы, - как говорили сведущие люди, на кону стояли очередные военные контракты с Пекином, соглашение по газовому проекту и т.д. В результате, чтобы ублажить Пекин, было решено Далай-ламе визу не давать. А ведь можно было бы раз и навсегда определить - и согласовать с китайской стороной - такой формат визитов Далай-ламы, чтобы затем уже не реагировать на каждый окрик Пекина. В итоге от данного эпизода создалось впечатление, что Москва уже освоилась с ролью "младшего партнера" Пекина.

Но Пекин сегодня взял четкий курс на сближение и с США, и с НАТО. Очевидно, что выстраивать с нами жесткий геополитический треугольник китайцам больше ни к чему. И в этой связи следует сильно задуматься. Коль скоро мы уже не можем играть на противоречиях между Китаем и Западом (да и нужно ли это вообще?), то не лучше ли перестать выступать в роли "младшего партнера" сразу на двух фронтах?