Всевышний берет реванш

Творец нашего мира не намерен выпускать свое творение из рук. Литография 1888 года

Нам не хватает критического мышления – в политике, общественной жизни, быту. В чем причина такой нехватки, сказать не берусь. Впрочем, нам, людям, этой критичности, да и самокритичности всегда недоставало. XXI век не исключение. Отсутствие критического мышления компенсируется рационализмом. Однако переизбыток его не менее опасен. Он ограничивает способность осмысливать происходящие вокруг нас события. Здесь требуется иной, разумный, можно сказать, сдержанный рационализм.

Событий, причем неожиданных – от развала Советского Союза до появления мобильного телефона и «Исламского государства» (ИГ, запрещенная в России террористическая группировка), произошло и произойдет еще немало. Многие из них связаны с религией, конкретно с исламом.

Идеология от Бога

Гиперрационалистическое, циничное восприятие мира расцветает на фоне «религиозного ренессанса». Кавычки не случайны, поскольку Религия (с большой буквы) никогда не умирала и не умрет. Следовательно, возрождаться ей ни к чему. «Религиозный ренессанс» – метафора, которой особенно увлекались политики, ученые, обыватели на постсоветском пространстве, хотя и не только там. Многим казалось, что религия в СССР погибла, убита большевиками, и вот затем наступило ее чудесное воскрешение. Но религия не скончалась даже в Советском Союзе, хотя меры по умерщвлению тогда принимались беспощадные.

Религия всегда оказывала воздействие на общество и государство, однако это воздействие в разных цивилизациях, странах и обществах в разные эпохи то сужалось, то расширялось. Религия многофункциональна, тоталитарна, поскольку претендует на регламентацию всего – и общества, и закона, и политики, и личной жизни. Ей все известно о прошлом, настоящем и будущем. На этом решительно настаивает корпорация священнослужителей-профессионалов. Главным ее аргументом служат священные книги, которые были написаны, переписаны и отредактированы такими же жившими в ранние времена профессионалами – священниками, богословами, порой при вмешательстве светских политиков.

Религия выполняет идеологическую функцию, иногда она может отождествляться с идеологией, поскольку ее интерпретации отвечают интересам различных социальных слоев, групп населения. Никто не отрицает ее трансцендентности, или «богоданности». Можно сказать, что религия есть «идеология от Бога». Понятно, такой подход вызывает несогласие и даже протест у искренне верующих и, разумеется, у священнослужителей. В неприятии «идеологичности» религии слышится подмена понятий религии и веры. Дискуссия об их корреляции бесконечна. Сам автор исходит из той позиции, что вера является сугубо личным делом каждого отдельного человека, и учить его «правильно верить» не дано никому.

Человек сам выстраивает свои отношения с Богом, от веры в которого он никогда не откажется. Французская исследовательница Анн-Софи Ламин считает, что вера – это «конструирование себя» (Анн-Софи Ламин. Вера-идентичность, вера-убежденность и радикализм: опыт социологического анализа. – Религии и радикализм в постсекулярном мире. Москва, 2017). С этим мнением трудно не согласиться. Вера – психологическая потребность. И вряд ли был откровенен физик, астроном и атеист Пьер-Симон Лаплас (1749–1827), когда на вопрос императора Наполеона ответил, что не нуждается в Боге как гипотезе. Лаплас, да простят меня его потомки, лукавил. Откуда мои сомнения в честности Лапласа? От того, что очень многие ученые, которые отвергали Бога, в конце жизни становились верующими. Примеров тому более чем достаточно. «Гипотеза Бога» продолжает обсуждаться. В наше время одной из самых заметных и «вызывающих» стала научно-популярная монография американского физика Виктора Стенджера «Бог: несостоявшаяся гипотеза». Человек всегда будет нуждаться в «гипотезе Бога», и более того, в будущем эта потребность только усилится.

Если же переиначить вопрос так: нуждается ли человек в религии, то следующим вопросом неизбежно оказывается, в какой религии или в каком ее толковании он нуждается?

Столп и основание 

государственности

Начиная с момента своего зарождения каждая религия сначала боролась за место под солнцем, отмежевываясь от своей предшественницы, а затем сама переходила к тотальному наступлению. Христианство боролось за выживание столетия, у ислама на эту схватку ушло менее двух десятков лет, после чего ему удалось, одолев, пусть и на небольшом куске аравийской земли, своих конкурентов – христианство и иудаизм – начать стремительное распространение по всему миру.

Религия как идеология предлагала свое видение мироустройства, включая государство и его законы. Это было присуще еще домонотеистическим верованиям, определявшим собственно государственные, или, как сказали бы сейчас, светские законодательства. Как примеры упомянем законы вавилонского царя Хаммурапи (около 1750 г. до н.э.), врученные ему богом Шамашем, законодательство Хеттского царства (приблизительно 1300 г. до н.э.). Сложившиеся при язычестве юридические своды оказали воздействие на «кодексы» монотеистических учений, и первым испытал на себе их воздействие иудаизм – «законы Моисея», откуда многие установки, разумеется в трансформированном виде, перекочевали в христианство и ислам.

Особняком стоит античная модель государственного, полисного устройства. Законы здесь не исходили непосредственно от «главного бога». Тип власти на самом Олимпе был авторитарным, сочетавшимся, однако, с управляемой демократией – вспомним вечную конкуренцию, «фракционные стычки» между богами, наглядно проявившуюся в ходе Троянской войны. На земле Зевс дозволял демократическое правление.

Так что значительная, если не большая часть нормативов отношений в обществе, между человеком и государством, основные моральные и нравственные устои и заповеди были заложены еще до появления монотеизма. Добавим, что именно тогда складывались контуры того, что сегодня называется гражданским обществом, и даже прав человека.

Все это вписывается в общественное и государственное устройство, а при некоторой доле фантазии в гипотетический концепт «древних» путей развития, которые в те времена отличались этнокультурной и конфессиональной самобытностью. На всем протяжении человеческой истории модели общества и государства зиждились на двух столпах – религии и прагматизме. Это были синтетические модели, в которых религиозное и светское были неразлучны. Любая политика, особенно деяния властителя, как бы он ни назывался – король, халиф, царь – деловая активность (бизнес) должны были быть освящены религией, получить божественное благословение. Это благословение предопределяло успех любого предприятия. Расхожее доказательство тому – заполонившие все языки выражения типа «дай бог» и «слава богу». В первом содержится просьба к Всевышнему о помощи, а во втором – благодарность за нее.

Забегая вперед, заметим, что опирающаяся на религиозную идеологию и собственно на религию деятельность, в первую очередь политическая, может оказаться жестокой, поскольку ее акторы, действуя именем Бога, готовы идти на любые крайности, включая теракты, убийство беззащитных людей, мотивируя все это тем, что они «выполняют божью волю». Здесь имеются в виду не только преступления нынешних террористов, но вообще действия религиозных радикалов и фанатиков, у которых, кстати сказать, наряду с религиозной, как правило, присутствует политическая, а нередко и самая обыкновенная финансовая мотивация. Религиозный фанатизм – удобная крыша для соблюдения корыстных интересов.

Говоря о религиозном концепте устройства общества, нет нужды акцентировать вопрос на том, чем является в данном случае религия – скорее содержанием или скорее формой. В разных случаях это бывает по-разному. В этой связи уместно спросить, можно ли считать шариат «религиозной формой» предписанных в нем законов или ислам составляет саму его сущность.

Борьба за выживание

По ходу истории религии становится все сложнее поспевать за развитием общества, политикой, достижениями науки и культуры. Ее роль сужается, и она уступает место светским идеям и концепциям. Более всего это заметно на Западе, где начиная с XIX века религия отстраняется от участия в политической и государственной жизни. Наступает время лаицизма, секулярности, торжества светского государства, увенчавшегося в 1905 году принятием во Франции Закона о разделении церквей и государства.

Разумеется, на мусульманском Востоке такое было невозможно, ибо здешний правитель сочетал всегда светскую и духовную власть. Однако и там под влиянием Европы вызревал лаицизм, который в 20-е годы XX века, после развала Османской империи, вождь турецкого национального движения, реформатор Мустафа Кемаль Ататюрк сделал частью официальной идеологии и практики, поставив своей целью создание в Турции светского государства. Турция оказалась первой и единственной мусульманской страной, в которой такое государство было создано.

С начала XX века секуляризационная тенденция нарастает, становясь доминирующей. Секуляризм возводится в основу политики государства, вмешательство в его дела религии стремительно сокращается, а в некоторых странах сводится к минимуму. В Советском Союзе секуляризм доводился до абсурда, превращаясь в политику государственного атеизма, целью которой стало уже не отделение религии от государства, но ее устранение из общества и замена квазирелигией – марксизмом-ленинизмом с соответствующей квазирелигиозной атрибутикой.

Однако, несмотря на то что религия отодвигалась в тень, утрачивала влияние на политику, она продолжала оказывать влияние на общество, на сознание людей, на их поведение. Никто не отменял религиозную идентичность, хотя в западном христианстве она проявляется не столь рельефно. Отмечаются религиозные праздники, люди посещают церковь, соблюдается религиозная мораль. Главным остается вера в Бога, которая присуща даже тем, кто индифферентен к религии, не соблюдает ее обряды и нарушает заповеди (к верующим относят себя мужчины и женщины нетрадиционной сексуальной ориентации, а в России – коммунисты).

Обращение современного человека к религии можно считать компенсацией за «непредсказуемость жизни», в которой становится все труднее ориентироваться. Актуализация религии есть реакция на все и всяческие кризисы и угрозы, начиная от политических, гуманитарных и кончая генной инженерией.

Наконец, следует назвать еще один фактор, а именно вторжение мусульманской миграции, которая, акцентируя свою религиозную идентичность, вызывает стремление оградить собственную «коренную» религию, шире – самих себя. Приведем показательное обывательское высказывание 33-летней парижской домохозяйки Жаннин Пиль, которая, отвечая на вопрос о причинах конфликта между европейцами и мусульманами, заявила, что виноваты обе стороны, но при этом добавила, что «от мусульман только и слышишь: религия, религия, религия, а общению с другими они не открыты…» Националистические партии, которые во втором десятилетии XX века добились успехов во многих европейских странах, также апеллируют к религиозным ценностям. Наконец, политизация религии на Западе в значительной степени представляет собой реакцию на бурные события в мусульманском мире, прежде всего на агрессивность радикальных и экстремистских мусульманских движений, терроризм. Это есть ответ на «исламский вызов».

Рост религиозных настроений происходит и в России. В какой-то мере здесь тоже присутствуют вышеназванные мотивы. Однако главными, на наш взгляд, причинами клерикализации служат, во-первых, реакция российского общества на советский атеизм, во-вторых, инструментальное использование религии различными политическими силами, в первую очередь самой властью.

О политизации христианства можно судить по католическому папству – все последние Римские папы были влиятельными политиками, а также по активности Русской православной церкви, глава которой патриарх Кирилл закрепился в списке влиятельнейших российских политиков.

Влияние религиозного фактора на общество и политику порождает дискуссию о десекуляризации, феномене постсекуляризма. Не вдаваясь в детали этих споров, признаем, что четкие границы секулярного и религиозного представляются нарушенными. Думается, что и в XXI веке зыбкость этих границ сохранится. Помимо авраамических религий десекуляризируются такие религии, как индуизм и буддизм, в которых политический акцент становится все более заметен.

В то же время, несмотря на присутствие в политической жизни, в Европе и Америке религия не предлагает свой собственный концепт государственного устройства и модели развития. Для нее это слишком сложно, да, по сути, и не нужно. Ее миссия – формировать цивилизационный ландшафт, по которому путь развития будет проложен и, двигаясь по которому, общество обязано сохранять религиозные ценности и традиции. Такой взгляд на религию может быть обвинен в упрощенчестве. И в этом обвинении есть доля истины. Однако нельзя не признать того, что религия борется за выживание. В этом заключается великий парадокс: с одной стороны, она вечна, но с другой – всякий раз ей приходится доказывать свое право на вечность. Как известно, лучший способ защиты – это нападение.

Важной причиной возвращения религии в общественную политическую жизнь стала глобализация, микширующая различия между цивилизациями и культурами. Ответом на глобализацию становится их самозащита. Интересно, что на формирование глобализационной идеологии оказал влияние (косвенное) протестантизм, популярна в США его кальвинистская (Жан Кальвин, 1509–1565) версия. Некоторые исследователи говорят о том, что созданный американцами «глобализационный проект» основан на протестантизме. Это преувеличение, но в то же время протестантская составляющая в глобалистской идеологии присутствует. В таком контексте сопротивление глобализационному тренду укладывается в контекст межрелигиозных противоречий.

Исламская модель утопии

На фоне глобальной десекуляризационной тенденции впечатляет ислам, которого лаицизм коснулся в значительно меньшей степени, чем христианства. По мнению большинства мусульманских богословов, исламу чужд секуляризм, поскольку он обозначает водораздел между религиозной традицией и социально-политическим, мирским бытием. В исламе же заложены все необходимые идеи и принципы для создания идеального общества и государства. Один из главных идеологов фундаментализма египтянин Саид Кутб (1906–1966), рассуждая о различиях между христианством и исламом, отмечает, что последний есть «целиком вся жизнь, подчиненная закону Аллаха», включающая «служение обществу».

Ислам – единственный монотеизм, который продолжает настаивать на возможности развития на сугубо религиозной основе и предлагает особый «исламский путь развития». Ислам сохраняет огромный мобилизационный потенциал, остается одной из главных и эффективных форм социального протеста. Наиболее последовательно этот протест, борьба за идеальное исламское государство выражены в исламизме, проводнике идеи исламской альтернативы. Эта альтернатива рассчитана на мусульманский мир. Однако с учетом исламской доктрины, предполагающей, что ислам – самая совершенная религия, в которую обратится (это лишь вопрос времени) весь мир, претензии исламистов носят уже глобальный характер. Разумеется, из этого не следует, что все исламисты настроены на немедленную конфронтацию. Однако к ней явно стремится его экстремистское меньшинство, тем самым компрометируя исламизм и идею исламской альтернативы.

Главное то, что исламизм в XXI веке остается имманентной частью глобального политического процесса, фактором общения, диалога цивилизаций.

Да, альтернатива исламской альтернативе существует. Это успешная модернизация, проведение реформ, избавление от коррупции, создание демократической (хотя не ясно, как будет эволюционировать демократия) политической системы. Однако все это выглядит более чем проблематичным. Сошлемся хотя бы на арабскую весну, которая, казалось бы, открывала новые возможности для проведения реформ, совершенствования политических систем, а в итоге привела к усилению старых конфликтов, возникновению новых и увенчалась взрывом религиозного экстремизма, сотрясшим весь мир, а не только мусульманскую его часть.

Насколько реальна, тем более эффективна исламская альтернатива, сказать невозможно. Да, собственно говоря, это и не важно. Главное то, что эта альтернатива присутствует в головах сотен миллионов людей, которые в нее верят.

Исламизм можно считать и революцией, и контрреволюцией. В нем содержится и призыв к реформам через обращение к опыту прошлого, и идеализация этого прошлого. Кто-то считает, что обращение к религии – от отчаяния. Возможно, дело обстоит и так, однако энергичный поворот к исламу мусульманского мира закономерен.

Главный вопрос – насколько велика окажется в недавно наступившее столетие роль ислама. Его активность оказывается предлогом для активности других религий. Их амбициозность будет возрастать. Кому-то это напоминает Средневековье. Но ведь так было всегда. Для оценки всего происходящего необходим критический, объективный, а не эмоциональный анализ, чем часто грешат политики и некоторые ученые. Религия приспосабливается к новому миру, подстраивается под него. Полностью подстроить мир под себя религия не в состоянии.

Священнослужители, многие верующие призывают соблюдать ее моральные и этические требования, соблюдать заповеди священных книг. И это не говоря о том, что религией спекулируют, на ней паразитируют многие, если не сказать большинство светских политиков, использующих ее для поддержания своего авторитета. Религиозный популизм сегодня один из самых ходульных приемов ведения политической борьбы.

Как писал в одноименной книге французский политолог и арабист Жиль Кепель, Всевышний берет реванш.

А вы не боитесь, что все мы с нашими «религиозными играми» и их политическими последствиями надоели Богу? Ждите всемирного потопа, ребята. И не забывайте, что Арарат сегодня расположен на территории Турции, где правит умеренный исламист Реджеп Эрдоган.