0
2462
Газета Факты, события Интернет-версия

07.03.2019 00:01:00

Бурятская Трансильвания под фриковой шапкой

Улан-удэнские поэты, окруженные советской темнотой

Тэги: перенов, вечер, стихотворный бегемот


8-11-2_t.jpg
Поэт Аркадий Перенов размышляет о
национальной поэзии.
Фото Николая Милешкина

В литературном клубе «Стихотворный бегемот» (культурный центр академика Д.С. Лихачева) состоялся вечер поэта Аркадия Перенова. Камерный формат мероприятия не отменял возможности слушателям задаться не вполне очевидными вопросами, ряд которых здесь обозначен. Первый – возможна ли национальная поэзия в рамках русского языка или (шире)  позволяет ли русская поэтическая традиция включать в себя принципиально иной опыт? С одной стороны, мы знаем ферганскую поэтическую школу (Узбекистан), латвийскую, украинскую, израильскую русскоязычную поэзию. С другой стороны, мы наблюдаем своеобразное отторжение этих поэтических пространств традиционными границами русской поэтической школы, их проблематизацию и – одновременно – экзотизацию. «Она явно и очевидно не похожа на современную российскую: словно бы написана на каком-то ином русском языке, хотя и понятном в общем, но все-таки непрозрачном в деталях», – писал Кирилл Корчагин в статье «Идентичности нет. Поэты постсоветского пространства на перекрестке культур и языков» («Новый мир», № 11, 2015). Так, авторское чтение своих текстов бурятским поэтом Амарсаной Улзытуевым напоминает утробное рычание встревоженного медведя, более соотносясь с горловым пением, чем с привычным «будничным» чтением вслух, а ферганская поэтическая школа конструировала утопическое пространство, где западноевропейский модернизм мог бы ужиться с натуралистической текстурой позднесоветского Узбекистана. «Улан-удэнские поэты, окруженные советской темнотой,/ Рассевшиеся, как лягушки с серебряной деньгой/ У революционных барельефов./ Вдруг барельефные фигуры начинают дрожать, двигаться,/ Подавать черные метки иным из нас», – пишет Перенов.

Рассказывая о своей краткой жизни в Москве (Перенов по совету Булата Аюшева приехал в Литинститут, где некоторое время учился на Высших литературных курсах), Аркадий упоминал много комичных эпизодов – так, однажды он работал курьером, и некая сердобольная старушка, назвав поэта Джамсутом, поинтересовалась, голоден ли он и есть ли у него деньги. В «московских» текстах, прочитанных на вечере, пространство столицы предстает как почти вавилонское столпотворение людей, неравенств, перемещений, разрывов, встреч – и наоборот. «То, что вы читали, – это переводы с бурятского?» – задала вопрос зашедшая на вечер пожилая дама. «Разумеется, это переводы», – ответил поэт, добавив, что «это, конечно, шутка». Однако далее последовал небольшой рассказ о своей смешанной семье, о проблематизации национальной культурной идентификации в 1970-е годы, о бурятском языке, утрата которого происходила под натиском городской культуры.

Своим любимым поэтом Перенов называет Велимира Хлебникова, при этом поэзия улан-удэнского автора (в основном написанная гетероморфным стихом) своими корнями уходит в традиции американской бит-поэзии и тексты рок-музыки (Перенов в 1980-е жил в Нижнем Новгороде, где сотрудничал с неформальными авангардными художниками и музыкантами), а «опыт современности», то есть «глобальный мир» сегодня приходит к поэту больше через рэп, а не через «актуальную поэзию». При этом современные русскоязычные авторы из национальных республик или регионов, с одной стороны, уходят в «национал-романтизм», актуализируя традиции национальных эпосов и этнокультурное своеобразие, а с другой, напрямую взаимодействуют с локальной пространственной средой, что при удачном стечении обстоятельств трансформируется в региональные «поэтические школы», точнее – «сообщества». На вопрос, почему (собранная, но пока не изданная) книга Аркадия называется «Бурятская Трансильвания», поэт ответил лаконично: «Это просто такая мифологема: Бурятия – страна очарованных упырей». Однако рациональный ответ может быть и таким: Забайкальский округ лидирует в РФ по числу убийств на 100 тыс. населения (2016 год), и край каждый год покидает примерно 20 тыс. человек из-за неблагополучной социально-экономической обстановки. «У меня тетка уезжает в Сочи – допекли бандосы», – комментирует поэт.

При этом красота окружающего мира фиксируется Переновым с практически фотографической точностью. «Сорокасемилетний мужик/ Прыгает с туалетных бетонных стен/ Зубы в железных фиксах/ Все крупно: майка, штаны/ Пальцы в самоварных перстнях/ Неожиданные милосердные поступки/ Рядом изумленные друзья-болтуны».

Чему может научить своих читателей бурятский поэт, говорящий о себе, что «конечно, странно, когда толстый дядька с серьгами в ушах скачет, как уж на сковородке»? Вероятно, свободе и вниманию к жизни как таковой. Это поддерживается обостренным, почти детским, в некоторой степени сакральным, желанием к растворению в моменте – так, чтобы ровно, почти без швов, войти в саму ткань окружающего пространства. И это пространство превращается у Перенова в речь, вещество которой отчетливо поэтично.

Шерстяную синюю фриковую шапку, связанную Перенову московской поэтессой, в конце вечера примерили все оставшиеся на чаепитие. 


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Покаянные дни

Покаянные дни

Милена Фаустова

РПЦ становится модератором акций искупления безнравственности

0
11698
Перестройка нравов в России будет продолжаться

Перестройка нравов в России будет продолжаться

Дмитрий Григориади

Как можно объяснить желание публично наказать участников "голой вечеринки"

0
4522
О "голых вечеринках" и инерции запретительной системы

О "голых вечеринках" и инерции запретительной системы

Когда и почему включается режим "морального полицейского"

0
7612
От Севильи до Волхонки

От Севильи до Волхонки

Дарья Курдюкова

Пушкинский музей открыл две испанские выставки к "Декабрьским вечерам Святослава Рихтера"

0
4636

Другие новости