Сергей Антоненко Обычно в нашей повседневной жизни мы мыслим категориями «победа – поражение». Это касается как нашей личной жизни, так и истории народов. Между тем для традиционного сознания, независимо от конфессиональной принадлежности его носителя, противопоставление побед и поражений снимается. Часто благодаря тому, что схватка сторон приобретает иное, более высокое измерение, в котором вопрос о победителе и проигравшем уже не стоит.
Наверное, обретение именно такого измерения стало главным итогом Международной конференции «Крымская (Восточная) война в культурной памяти народов России и мира», состоявшейся в ноябре в Москве по инициативе Центра национальной славы России. Нынешний год юбилейный – именно 150 лет назад в Париже был подписан трактат (мирный договор), завершивший эту кровавую войну, которая во многом приоткрыла «ящик Пандоры» последующих глобальных конфликтов.
Но что знает наш рядовой соотечественник о Крымской войне? Прежде всего, разумеется, легендарный Севастополь. Два позитивных героико-трагических мифа, связанных с временами Крымской войны и Великой Отечественной, накладываются один на другой, как бы осеняя «город русской славы» двумя крылами.
Но если копнуть чуть глубже, то, оказывается, существовали и другие театры военных действий, помимо крымского. Ученые не зря назвали Восточную войну «протомировой»: войска трех империй (Османской, Британской и Французской) атаковали Россию по всему периметру ее границ, на юге, Кавказе, Балтике, у стен Соловецкой обители, на Дальнем Востоке. В итоге Высочайший манифест «О прекращении войны» от 19 марта 1856 года констатировал: «Неприятель отражен от берегов Сибири и Белого моря, от твердынь Свеаборга┘ В Азии, после знаменитых побед двух предшествовавших кампаний, Карс должен был нам сдаться со своим многочисленным гарнизоном┘»
Главное же, вряд ли у кого-то из нас, воспитанных на советских штампах об априорно «агрессивной политике капиталистических держав», отложился в сознании тот факт, что в числе главных причин войны был чисто религиозный, а никак не политико-экономический момент. Имеется в виду так называемое Святогробское дело, или Святоместный вопрос, проблема статуса православных святынь Ближнего Востока и защиты прав православного (в Палестине – в основном арабского) населения.
Мы не привыкли видеть в Николае I защитника прав своих единоверцев. Поэтому странно и диковато звучат для нас слова его сына о том, что «чуждый всяких своекорыстных видов», «незабвенный родитель Наш объявил торжественно, что единственною целью Его домогательств и желаний были охранение прав, устранение притеснений единоверцев наших на Востоке». Еще более непонятно утверждение Манифеста самого Николая I «О движении Российских войск в Придунайские княжества». Занятие находившихся под протекторатом султана княжеств объявлялось «залогом», который должен заставить Турцию «соблюдать неприкосновенность святынь Православной Церкви».
Этот вопрос был детально исследован востоковедом-арабистом М.И.Якушевым, одним из организаторов и наиболее ярких докладчиков московского форума. Историк привел документальные данные, показывающие, как завязывался неразрешимый узел противоречий вокруг Святой Земли. Дореволюционные русские историки в унисон с западноевропейскими окрестили Крымскую войну битвой «за Ясли Господни». Ученый остроумно заметил, что ее можно было бы также назвать «войной за гаремы», так как со второй половины 40-х годов XIX века русская дипломатия и лично император Николай Павлович хотели выкупить у древнего мусульманского рода Аламии недвижимость вокруг Храма Гроба Господня. В наследственном владении этого семейства находились также гаремные помещения, весьма смущавшие греческих монахов.
Чтобы лучше понять атмосферу тотального унижения православных в Оттоманской империи, достаточно вспомнить один факт: вплоть до 1853 года османские эмиссары не отказывали себе в удовольствии попить шербета и выкурить трубку в ризнице храма Гроба Господня. Межцивилизационный раскол, чреватый тотальной войной, открывается, как застарелая рана, от неосторожного движения.
Нельзя не отметить следующий крайне любопытный факт: обстоятельства сложились таким образом, что сегодняшняя евроинтеграция Турции имеет своим истоком ее фактическое поражение в Крымской войне. Поражение в главном – в возможности не замечать «райи» (стада) иноверных подданных. Султан торжественно признал права христиан (католиков, православных, армяно-григориан и др.). Логикой истории он был вынуждаем к этому уже не одной Россией, но и своими недавними союзниками (Англией и Францией). Императорский Манифест об окончании войны подчеркивал условный характер «европейскости» Турции: «Будущая участь и права христиан на Востоке обеспечены. ┘Вследствие сего действия справедливости, Империя Оттоманская вступает в общий союз государств европейских».
Понятна инициатива военных историков и востоковедов использовать «юбилейный» повод для того, чтобы попытаться закрыть хотя бы часть «белых пятен» основательно позабытой эпохи. Вполне оправданно также желание пересмотреть стереотипы, связанные с восприятием событий 1853–1856 годов в историографии. Ревизия концепции «позорного поражения отсталой николаевской России» – давно назревшая необходимость. В докладах многих исследователей были развеяны некоторые мифы о войне.
В итоговом заявлении форума утверждалось, что Россия не только не была разгромлена на полях сражений (по сути, пришлось оставить только южную сторону Севастополя), но и отстояла главное, ради чего вступала в битву: «Основные цели войны относительно правового, международно-признанного в договорном порядке обеспечения основных прав православного (восточно-христианского) населения Османской империи были достигнуты и был сохранен принципиально важный для социокультурной памяти человечества status quo Святых мест Палестины».
Думается, что изложенный в ходе заседаний огромный массив информации может дать новое представление о религиозном факторе геополитики как важнейшем для понимания основ российской и международной военно-политической активности в Новое и Новейшее время.
Дарья Гармоненко 