Звезда несбывшегося счастья

У нового царя была возможность изменить будущее страны. Он ее не реализовал. Неизвестный художник. Император Николай I на Сенатской площади. 1908 год

В 2015 году исполнилось 190 лет со дня восстания декабристов на Сенатской площади Санкт-Петербурга. Передовая Россия чтила их память как героев, сегодня же нередки попытки очернить декабристов, обеляя императора Николая I. Но объективная история – на стороне Пестеля и Рылеева.

Напомню, что в конце осени 1825 года то ли скончался, то ли тайно ушел в «народ» император Александр I. По порядку престолонаследия российский трон должен был занять его средний брат Константин, но еще в 1823 году был оговорен отказ Константина в пользу младшего брата Николая. Увы, манифест Александра от 16 августа 1823 года о назначении наследником Николая обнародован не был – его засургучили в пакеты, хранившиеся в Государственном совете, в Сенате и в Успенском соборе.

Александр приказал в случае его кончины вскрыть пакеты ранее любых других действий, но после получения известия о смерти царя ни один из трех пакетов сразу вскрыт не был. В экстренном заседании Госсовета великий князь Николай Павлович, а за ним члены императорской семьи, министры и члены Госсовета присягнули на верность Константину I. Министр иностранных дел Нессельроде поторопился разослать по российским посольствам циркулярную ноту, извещавшую об этом событии. Лишь затем был вскрыт пакет с манифестом покойного царя, и в России установилось нечто вроде междуцарствия: Константин от трона давно отрекся, а Николай его занимать не спешил.

Такой была политическая диспозиция накануне 14 декабря 1825 года, когда Николай все же решился и должна была состояться присяга уже ему.

ЗАГОВОР БЫЛ ЛОГИЧЕН

К тому времени давно сложился заговор – широкий, многоплановый, и в той ситуации, к которой постепенно скатывалась Россия, его не быть не могло. Наиболее честная и мыслящая часть российского общества была недовольна и императором Александром, и таким положением дел, когда могучая держава с огромным потенциалом развития вместо подъема начинала деградировать. Особенно же недовольны были гвардейские и армейские офицеры, побывавшие в ходе войны в Европе и имевшие возможность сравнивать жизнь «там» и «тут». В офицерской среде и стали образовываться тайные общества с достаточно решительными целями.

Вильгельм Кюхельбекер, лицейский друг Пушкина, на допросе Верховной следственной комиссии объяснил свое вступление в Северное общество так: «Взирая на блистательные качества, которыми Бог одарил русский народ, единственный на свете по славе и могуществу, по сильному и мощному языку, которому нет подобного в Европе, по радушию, мягкосердечию, я скорбел душой, что все это задавлено, вянет и, быть может, скоро падет, не принесши никому плода в мире».

Это говорил сын саксонского дворянина, по отцу и матери немец, до 11 лет живший в эстляндском имении отца – сановника Павла I… Как же тогда должны были скорбеть душой по судьбе России и ее народа товарищи Кюхельбекера, природные русаки?!

В 1816 году в Петербурге образовался «Союз спасения (Общество истинных и верных сынов отечества)» – первая тайная организация тех, кто позднее войдет в историю под названием «декабристы». В 1818 году на базе первого организовался «Союз благоденствия», в который входило уже около 200 членов. Управы «Союза...» существовали в Петербурге, Москве, Тульчине, где стоял штаб 2-й армии, Кишиневе и Одессе. Затем наступила пора Северного общества Муравьева и Южного общества Пестеля. Оба общества начали готовить восстание.

«Плановое» выступление намечалось на лето 1826 года, и тогда – хоть в случае успеха, хоть неуспеха – слова «декабристы» в словаре русской истории не было бы, а были бы «июнисты» или «июлисты»… Однако неожиданная смерть (?) Александра I вынуждала форсировать события. И 14 декабря 1825 года – в день присяги Николаю, заговорщики вывели на Сенатскую площадь более 3000 солдат и матросов при 30 офицерах. Простояв несколько часов на площади в каре, восставшие позволили окружить себя, и после нескольких пушечных залпов картечью все было кончено. Начались аресты, расходившиеся по России, как круги по воде.

Узнав о разгроме восстания в столице, Сергей Муравьев-Апостол и Михаил Бестужев-Рюмин 29 декабря 1825 года подняли на юге восстание Черниговского полка, которое тоже было быстро подавлено.

Ход событий в декабре 1825 года и поведение восставших плохо объяснимы. Однако вряд ли дело было в нерешительности и тем более в трусости. Что-то не сработало, а что конкретно – вряд ли мы когда-либо узнаем. Но предположить кое-что можно. Скажем, в дневнике Александра Тургенева – старшего брата декабриста Николая Тургенева, есть две любопытные записи. 9 «генваря» 1837 года пятидесятитрехлетний Тургенев записал: «Я зашел к Пушкину... Потом он был у меня, и мы рассматривали франц. бумаги и заболтались до 4-х часов. Ермол. Орл. Кисел. все знали (о восстании 14 декабря. – С.Б.) и ожидали: без нас дело не обойдется...» В записи от 15 декабря 1836 года помянут еще и «кн. Менш.».

«Ермол.» – это знаменитый «кавказский» Ермолов, герой Отечественной войны 1812 года, генерал от инфантерии. «Кисел.» – это граф Павел Дмитриевич Киселев, проводивший первое официальное расследование заговора декабристов, а позднее – автор «реформы Киселева» по управлению государственными крестьянами, сторонник отмены крепостного права. «Орл.» – это генерал-майор Михаил Федорович Орлов, принимавший капитуляцию Парижа, самый высокопоставленный, пожалуй, декабрист, наказанный Николаем лишь «слегка». «Кн. Менш.» – это светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков, правнук петровского «Данилыча», будущий главнокомандующий в Крымскую войну.

Вот кто «знал», «ожидал» и считал, что без него «дело не обойдется...». И этими влиятельными именами список «знавших» и «ожидавших», конечно же, не исчерпывается, а особое место здесь занимает Николай Семенович Мордвинов, крупнейший сановник екатерининских, павловских и александровских времен.

Любопытное место отыскивается в записях графа Кламм-Мартиница – доверенного лица австрийского канцлера Меттерниха: «Бестужев говорил генералам, которые хулили его 15 (27)-го в приемной императора: «Мы подняли восстание на два часа позже, в этом вся ошибка; иначе вы все стояли бы перед нами на коленях»...»

ДЕКАБРИСТЫ: КОЛЛЕКТИВНЫЙ ПОРТРЕТ

По делу 14 декабря к ответственности было привлечено 121 лицо, а всего следствие велось в отношении 579 человек, из которых 79% были военными. В числе декабристов были два сына военного министра Коновницына – героя Отечественной войны, а также – два сына сенатора и камергера Вадковского… Один из идеологов декабристов Николай Тургенев – сын директора Московского университета… Корнет-кавалергард Александр Михайлович Муравьев (1802–1853) был сыном сенатора, попечителя Московского университета и товарища министра народного просвещения. Другой Муравьев – Александр Николаевич (1792–1863), отставной полковник Генштаба, был сыном основателя Московского учебного заведения для колонновожатых (штабных офицеров-операторов) генерал-майора Николая Николаевича Муравьева…

Поручик-гвардеец Евгений Оболенский – сын тульского губернатора, а генерал-майор Сергей Волконский – сын члена Государственного совета, генерала от кавалерии князя Григория Волконского. Генерал-майор Михаил Орлов, родившийся в 1788 году (он и его ровесник Волконский были самыми старыми из декабристов), – внебрачный сын младшего из знаменитых братьев Орловых, Федора. Был узаконен после смерти отца указом Екатерины II от 27 апреля 1796 года.

Членами тайных обществ стали все три брата Муравьевых-Апостол, хотя по рождению они тоже относились к знати. Их отец, Иван Матвеевич, член Российской академии, был российским посланником в Гамбурге и Мадриде, за ним числилось 3478 крепостных душ. Матвей и Сергей Муравьевы-Апостол воевали в Отечественную войну. За участие в восстании Черниговского полка Матвей получил 20 лет каторжных работ, Сергей – казнен. Младший их брат Ипполит, прапорщик Черниговского полка, тоже принял участие в восстании полка, был ранен в бою при селе Ковалевка и, не желая сдаваться в плен, застрелился. Ему было всего 19 лет.

Среди декабристов практически не было ни авантюристов, ни карьеристов – это был нравственный и интеллектуальный цвет русского дворянского общества. Побудительным мотивом для них было желание увидеть свое Отечество не загнивающей монархией, а развитой и процветающей республикой… Они почти все были молоды – Павел Пестель, будучи старше годами, чем многие, прожил всего 33 года. И перед всеми открывались если и не блестящие перспективы (хотя перед многими и блестящие!), то уж устойчивое и процветающее будущее – наверняка! Конечно, в том случае, если бы они приняли сложившееся положение вещей как должное и интегрировались бы в систему.

Сюжетом для трагедии уровня шекспировской могла бы послужить судьба братьев Пестелей – декабриста Павла (1793–1826) и его младшего брата Владимира (1795–1865). Их отец – тайный советник Иван Борисович Пестель (1765–1843), был петербургским почт-директором, затем – сенатором от Москвы, с 1806 года – сибирским генерал-губернатором. Властвовал в Сибири жестоко, слыл сатрапом, и – заслуженно.

Братья родились в Москве, воспитывались вначале дома, с 1805 по 1809 год – в Дрездене, а с 1810 года – в Пажеском корпусе. Павел был выпущен из корпуса – первым по успехам с занесением имени на мраморную доску – прапорщиком в лейб-гвардии Литовский полк 14 декабря 1811 года. Участвовал в Отечественной войне 1812 года и заграничном походе 1813–814 годов. В бою при Бородино был тяжело ранен, награжден золотой шпагой за храбрость. В 1813 году награжден орденами Владимира 4-й степени с бантом, Анны 2-й степени, австрийским орденом Леопольда 3-й степени, баденским орденом Карла Фридриха и прусским орденом «За заслуги». Зимой 1816/17 года слушал курс политических наук у петербургского профессора Карла Федоровича Германа (у него же прослушали курс декабристы полковник Тарутинского пехотного полка Михаил Нарышкин и полковник Александр фон дер Бриген, а у декабриста Александра М. Муравьева Герман был в учителях).

В 28 лет полковник Павел Пестель – командир Вятского пехотного полка, расквартированного в украинском местечке Линцы. Секретарь Южного общества Николай Лорер (1778–1873), майор Вятского пехотного полка, позднее вспоминал о Пестеле: «Квартиру он занимал очень простую, и во всю длину его немногих комнат тянулись полки с книгами, более политическими, экономическими и вообще ученого содержания, и всевозможные конституции. Не знаю, чего этот человек не прочел на своем веку, на многих иностранных языках».

Пушкин же написал о Пестеле в своем кишиневском дневнике: «умный человек во всем смысле этого слова… один из самых оригинальных умов, которых я знаю». При этом Пестель был не университетским профессором, а боевым офицером и полковым командиром, то есть – практическим администратором.

Выданный капитаном Майбородой, он был арестован прибывшим в Тульчин генерал-адъютантом Чернышевым 13 декабря 1825 года. Пестель не принял личного участия ни в восстании на Сенатской площади, ни в восстании Черниговского полка. Тем не менее Пестель – автор конституции декабристов «Русская Правда», был осужден вне разрядов и казнен.

А его брат Владимир, выпущенный из Пажеского корпуса 13 июня 1813 года корнетом в лейб-гвардии Кавалергардский полк, бывший член «Союза спасения» и «Союза благоденствия», во время восстания 14 декабря 1825 года находился на Сенатской площади, но – в составе правительственных войск, за что получил «монаршую признательность», Анну 2-й степени и флигель-адъютантский вензель.

К 1831 году Владимир – генерал-майор, к 1845 году – генерал-лейтенант… Занимал должности херсонского и таврического губернаторов, с 1855 года стал сенатором, а скончался особой II класса – действительным тайным советником. Выше шел лишь чин канцлера.

Третий брат – тоже Владимир Пестель (1796–1848), действительный статский советник, в 1835 году был вице-губернатором во Владимире.

Не всегда, как видим, яблоко от яблони недалеко падает. Два Владимира Пестеля, «вовремя» созрев, упали с отцовской «яблони» в такое же благоденствующее прозябание, как и их отец. Павел же Пестель «откатился» от родового древа очень далеко – в бессмертие.

РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ ДВОРЯНСКИЕ ИЛИ БУРЖУАЗНЫЕ?

Хочется верить, что жертва декабристов была не напрасной. Фото Марка Уилсона

Суть движения декабристов оценивают неточно, причиной чему, пожалуй, два обстоятельства. Дореволюционные историки не очень-то углублялись в экономическую подоплеку исторических событий, а в советской России возобладал взгляд на декабристов как на «дворянских революционеров», поскольку так их определил Ленин. Однако настроения декабристов определялись вполне определенными процессами в обществе, в том числе – и экономическими.

В 1815 году в России было 4189 фабрик и заводов с числом работающих 172 882 человек, а в 1825 году – 5261 фабрика и завод с числом работающих 210 568 человек. В 1825 году из общего числа промышленных рабочих вотчинных рабочих (крепостных, употребляемых на фабрике хозяина-дворянина) было 66 725 человек против 27 292 человек в 1812 году; посессионных рабочих (крепостных, приписанных к купеческой фабрике) – 29 328 человек против 31 160 человек в 1812 году и вольнонаемных – 114 575 человек против 60 641 человека в 1812 году.

Уже эти цифры – хорошая информация к размышлению... Россия хотя и совершенно неудовлетворительными темпами, но промышленно развивалась. Причем уже возникал наемный промышленный пролетариат. Рабочая же масса всегда более развита, чем крестьянская.

Но и крестьянская масса менялась, на селе росли капиталистические отношения, как их ни тормозило крепостное право. Росло и число крестьянских выступлений, при этом становились заметными рабочие волнения, а также волнения в армии. Относительно последних надо выделить выступление солдат лейб-гвардии Семеновского полка, которое «либерал» Александр подавил жестоко.

Что же до рабочих волнений, то их число, по некоторым данным, возросло с 1817 по 1824 год девятикратно! Крестьяне возмущались против хозяина-крепостника, рабочие – против хозяина-фабриканта. В 1822–1823 годах рабочие заводов Расторгуева в Пермской губернии захватили управление заводами и во главе с рабочим Клементием Косолаповым в течение почти трех месяцев оборонялись от правительства.

Для информации с иного уровня общества – например, в сфере науки и образования – здесь просто нет места, но она царствование Александра тоже не красит. Так что «дворянские» революционеры преследовали общенациональные цели, а восстания 1825 года видятся незрелыми попытками буржуазно-демократической революции. Показательно, что с конца 1824 года Северное общество возглавил Кондратий Рылеев, с весны 1824 года служивший правителем дел канцелярии Российско-Американской компании (РАК). В доме № 72 на Мойке, где с 1824 года помещалось Главное правление компании и где жил на служебной квартире Рылеев, стали проходить собрания членов Северного общества. В последнее время тому факту, что с РАК был связан ряд декабристов или людей, близких декабристам, начинают придавать «знаковый» смысл, и это – верный подход. Вокруг дела и идей РАК тогда группировались наиболее широко и смело мыслящие российские промышленники, купцы, банкиры – недаром именно к РАК была благосклонна непростая императрица Мария Федоровна, практичная вдова «романтического» Павла.

В 1838 году декабрист Михаил Лунин написал в Сибири эссе «Взгляд на русское Тайное общество с 1816 до 1826 года», где говорилось: «Тайное 10-летнее существование доказывает, что Тайное общество руководилось мудростию и было по сердцу народу. Действуя умственною силою на совокупность народную, оно успело направить мысли, чувства и даже страсти к цели коренного преобразования правительства… Тайное общество было глашатаем выгод народных…»

Знакомство с политическими воззрениями и планами декабристов полностью подтверждает это заявление. Известны два основных конституционных проекта декабристов: «Русская Правда» Пестеля и «Конституция» Никиты Муравьева, позднего идеолога столичного Северного общества. Два проекта различались существенно, и более умеренный «северный» проект явно выражал воззрения и планы не только декабристов, но и ряда влиятельных сановников.

Муравьев основывался на идее конституционной монархии и разрешении земельного вопроса в пользу помещиков при ликвидации крепостного права. Этим предвосхищался будущий «прусский тип» развития аграрного сектора.

«Русская Правда» Пестеля была радикальнее и перспективнее… Она опережала русскую действительность на век и была последовательно республиканской конституцией – царю в ней места не было!

Россия делилась на 10 областей и 50 губерний, национальная автономия не предусматривалась. Отмечалась необходимость для России присоединения Дальнего Востока, Закавказья, Молдавии…

Политическими правами наделялись все мужчины старше 20 лет (женщины избирательных прав не получали). Вся земля передавалась в государственный земельный фонд. Половина земли предназначалась для раздела между всеми желающими трудиться на земле, причем надел не мог быть ни продан, ни заложен. Вторую половину земельного фонда государство могло сдавать в аренду или продавать в частное владение.

В провинции предусматривалась широкая кредитная сеть для поощрения фермерства. Здесь Пестель предвосхищал американскую линию в сельском хозяйстве. Однако в его планах было место и крупному землевладельцу-капиталисту, организующему крупное товарное производство. Пестель был также сторонником протекционистского таможенного тарифа и большой роли государства в развитии экономики.

Пестель считал, что целью нового общественного устройства должно было быть достижение благосостояния «многочисленнейшего числа людей в государстве, почему всегда и должны выгоды части… уступать выгодам целого, признавая целым совокупность или массу народа». И даже из краткого изложения проекта Пестеля видно, что его реализация делала Россию в перспективе первой державой мира, поскольку обеспечивался американский, по сути, путь развития России, но при более высоком, чем у тогдашних США, промышленном и культурном потенциале.

Увы, автор этого проекта был «вознесен высоко» не волей истории, а веревкой палача.

НЕСОСТОЯВШАЯСЯ РОССИЙСКАЯ РЕСПУБЛИКА ПЕСТЕЛЯ

Сегодня «Русскую Правду» Павла Пестеля «историки» с куцей душой и скудным умом называют утопией, и даже антиутопией. Мол, у Пестеля было все как у большевиков – он даже столицу намеревался перенести в другой город, как и большевики. Только Ленин перенес ее в Москву, а Пестель собирался переносить в Нижний Новгород…

Что до переноса столицы большевиками, то такой шаг был логичен для правительства, которое намеревалось заниматься масштабной работой по комплексному развитию России силами всего народа. Географическое положение Москвы делало ее более приемлемым деловым центром державы, чем Петроград.

Что же до переноса русской столицы на Волгу в проекте декабристов, то он рассматривался лишь как вариант. Однако идея Пестеля была не лишена логики для правительства, которое предполагало всерьез приняться за освоение Сибири, Дальнего Востока, Русской Америки…

Но могло ли все это реализоваться в Российской республике Павла Пестеля? И могла ли она состояться – эта несостоявшаяся республика?

Пожалуй, могла!

Скажем, крестьяне во времена Пестеля уже не предавались мечтаниям Емельяна Пугачева о том, чтобы всем сделаться казаками, порешив дворян. Желания стали трезвее и реальнее: «Земля и Воля», которая без земли не очень-то была и нужна…

Купечество и промышленники переменам лишь обрадовались бы и декабристов поддержали. Буржуазии были бы выгодны и отмена крепостного права, дающая свободные рабочие руки, и новый курс на повышение массового благосостояния, расширяющий возможности внутреннего рынка. О промышленных рабочих можно уже и не говорить – их поддержка была бы обеспечена наверняка!

В книге Натана Эйдельмана «Апостол Сергей» есть глава, прямо названная «Фантастический 1826 год»… В ней Черниговский полк, соединяясь с 3-м корпусом 2-й армии берет 7 января 1826 года Киев, где провозглашается Конституция, освобождение крестьян с землей, облегчение солдатской службы, упразднение военных поселений… Далее корпус под командой Бестужева-Рюмина идет на Москву, крестьяне захватывают землю и жгут усадьбы… В феврале Москва взята, Николай с семьей бежит в Пруссию, императрицей провозглашается вдова Александра I Елизавета Алексеевна. Реальная власть принадлежит Директории, куда входят Пестель, Орлов, Мордвинов и Сперанский. После смерти тяжело больной императрицы провозглашается республика… Внутри новой власти хватает конфликтов, но возврат к старому уже невозможен, и рассказ Эйдельмана завершается словами: «Не было. Могло быть»…

Спору нет – могло.

ФАТАЛЬНЫЙ ПРОСЧЕТ НИКОЛАЯ

Да, подход «История не терпит сослагательного наклонения», пожалуй, устарел – современный историк обязан выявлять точки возможной исторической бифуркации, анализируя их. Поэтому научно вполне корректен вопрос: «Что было бы, если бы Николай не закатал цвет нации в Сибирь, а воспользовался бы его созидательным государственным потенциалом?»

Что было бы тогда?

Безусловно, для того, чтобы поступить так, Николаю I пришлось бы переступить через многое, лично для него неприятное, но логика-то созидательного развития державы была на стороне декабристов... Уже в конце царствования у Николая однажды вырвалось – да не при всех, а в дневнике: «Вступая тридцать лет тому назад на Престол, я страстно желал знать правду, но, слушая в течение тридцати лет ежедневно лесть и ложь, я разучился отличать правду от лжи».

А ведь он мог услышать (да и услышал) правду уже в первые дни своего царствования – знакомясь с документами декабристов и их показаниями. Та же «Русская Правда» Пестеля давала для размышлений более чем достаточно информации. Декабристы оказались только видимой частью айсберга недовольства и желания действовать, и айсберг этот был в своей «недекабристской», невидимой части достаточно внушительным. Не один Кюхельбекер «скорбел душой», глядя на то, как царизм Александра I давит «блистательные качества, которыми Бог одарил русский народ».

Так что мешало свежеиспеченному царизму Николая I сделать из этих настроений не репрессивные, а прогрессивные выводы? При этом и декабристы, и околодекабристские круги представляли собой не расслабленных мечтателей. Это были гвардейские и армейские офицеры, то есть люди, привычные к оружию. Люди, способные при императоре-реформаторе утвердить идеи и практику реформ – при необходимости – силой оружия же!

На них можно было надежно опереться новому императору, желающему открыть новую эпоху в развитии своей державы. Николай Романов мог опереться на энергичных «людей 14 декабря» так же, как в свое время не на старое родовитое боярство, а на молодых служилых людей оперся Великий Петр... А до него – Иван Грозный.

Декабристы перед Отечеством виновны не были, ему не изменяли – они действовали во имя его интересов! С другой стороны, декабристы даже присягу не нарушили – Николаю они к моменту своего выступления не присягали, а формально выступали «за Константина и конституцию», то есть – за того государя, которому ранее уже присягнули, как и вся Россия.

Да, они выступили против Николая, и лишь перед ним могли считаться виновными. Но высочайшее прощение и приглашение декабристов к сотрудничеству вместо казней и каторги стало бы для русской общественной и государственной жизни подлинной «шоковой терапией», встряхнувшей русское общество, уже готовое дать разочарованных Онегина и Печорина.

Привлечение Николаем декабристов к делу преобразования России в динамично развивающуюся державу окрылило бы передовую русскую молодежь! Николай, а главное – Россия получили бы перспективный, массовый слой государственных энтузиастов.

Николай I очень хотел походить на Петра I, однако у праправнука и на кроху не оказалось государственной дерзости прапрадеда. А ведь новый царь мог получить в свое распоряжение не толпу лживых светских вертопрахов, а когорту деятельных граждан, взыскующих истины и правды, желающих и могущих двинуть Россию на новые высоты. Собственно, Мордвинов предлагал царю учредить в Сибири академию и использовать в ней декабристов для развития края.

Вопрос, конечно, – согласились ли бы прощенные декабристы работать в рамках той самодержавной системы, против которой они были настроены? Однако если бы царь проявил и величие души, и государственный разум, и расчет, то это означало бы, что он осознал необходимость широкой внутренней реформы и возможность устойчивой и эффективной внешней политики только на базе такой реформы. Даже Павел Пестель при всем его республиканизме, вне сомнений, согласился бы стать сотрудником такого императора Николая. Как говорится: требуй невозможного, получишь максимум! Потрудиться для такой Российской империи Пестель не отказался бы. И он ли один! Россия всегда была богата не только ресурсами, но и талантами – их надо было только поощрять, а как минимум – не губить.

Иными словами, Николай, опершийся на декабристов, был бы уже не тем Николаем, которого знает состоявшаяся история и который получил от Льва Толстого прозвище «Николай Палкин».

Иной была бы и Россия…

Имелись возможности для промышленного рывка, создающего и новый быт, и массовый пролетариат. Разумное государственное регулирование в этой сфере – то, чем занялась полвека спустя кайзеровская Германия, могло бы многое изменить здесь. Причем только люди с мышлением и честностью декабристов смогли бы обеспечить эффективное государственное регулирование. А как могла бы при выделении на нее миллионов рублей, не истраченных на придворные балы и бриллианты, развиваться русская наука – наука народа сметливого, быстрого умом, способного на первопроходчество…

Если бы у Николая обнаружился талант и вкус к настоящей государственной работе хотя бы на треть, хотя бы на четверть от таланта царя Петра, Россия расцвела бы в считаный десяток-другой лет! И – именно при использовании Николаем I «декабристского» кадрового потенциала.

Если смотреть на нашу новейшую историю, то наиболее близкая внешняя аналогия с «делом 14 декабря» усматривается, конечно, с ГКЧП 1991 года. Но еще больше феномен декабристов и ошибка Николая оказываются актуальной информацией к размышлению для сегодняшнего дня. Не пускаясь в пространные пояснения последней мысли, предлагаю читателям самим развить ее – не так уж это и трудно.