Интервью с В.Астафьевым.

- Но вам интересно читать, что о вас пишут?

- Не очень. Это все ожидаемо. Я, когда писал свой роман, заранее знал, на что шел, не очень рассчитывал на восторги. Самое интересное - письма читателей, участников войны, тех, кто бывал в тех местах, в тех полках несчастных... В смысле поддержки они, конечно, для меня гораздо больше значат. А ваш брат критик - путаник все-таки был и остался. Как мучительно развивается литература, так с ней вместе мучительно развивается и общественная мысль. Критик же - выразитель общественной мысли. А раз одно с другим неразъединимо, то болезни, путаница - они передаются и вам. Другое дело, что бабье, которое в критике развелось, - путаники еще большие, чем мужики. Сами себя иногда запутывают. Читаешь - начало статьи с концом не сходится, автор сам себе начинает противоречить. Но это все свойственно и литературе. Уж такого путаника, как мой приятель Миша Кураев, надо поискать.

- Что означает для вас понятие "военная тема"?

- Означает "антивоенная". Рассказ о войне человека, который сам с ней соприкасался, не может не быть антивоенным. Он лжец и подлец по отношению к обществу, если он увлекает, изображая красивого "Голубого лейтенанта" - любовь в блиндаже, девочки, Рио-Рита всякая... Он просто мерзавец. Он говорит - иногда талантливо - какую-то завлекательную неправду, и тогда появляются добровольцы, которые записываются воевать куда угодно. Нет, если писатель пишет о войне, он даже может не напрягаться, она все равно будет отвратительна. Это настолько отвратительное действие, да еще в нашем исполнении - я это особо подчеркиваю, - нашей армии. Вот это я называю честной военной прозой. Она не может не быть антивоенной. Я к своему роману готовился всю жизнь. Этот материал был во мне, он переживал разные отношения, разные периоды. Для меня даже слово "роман" поставить непросто, слишком уважительно, трепетно я отношусь к этому слову. И хорошо, что я не стал его раньше писать. Много литературы прочитал, в том числе и отвратительной, много мемуаров. А о том, как этот роман будет встречен, я знал. Самими вояками, которые грамотно разбираются во всем и которые по одному пишут, а не собираются в комитете ветеранов, он, кстати, воспринят нормально. Наоборот, хвалят - наконец написал кто-то правду, так сказать. А генералы... Ну, извините, не люблю я наших генералов, не любил никогда и сейчас не люблю... Вот, бывает иногда, вдруг прорывается книжка, которая тебя ошеломит. Когда-то меня ошеломила "Джонни получил винтовку" Трамба. Его у нас долго не печатали. А переводчик ее был Шрайбер, который переводил "Три товарища", "Черный обелиск"... Старичок, но человек настойчивый. И он думал-думал и додумался, прислал мне в Красноярск рукопись, вот, мол, нигде не могу напечатать. Я прочитал - так я не мог читать главами, я читал страницами. Это потрясающий антивоенный роман, и именно поэтому наши его не печатали. У нас бронепоезд стоит на запасном пути, а он объявляет, что всякая война - дерьмо. Роман про человека, которого так на империалистической войне ударило снарядом, что у него не осталось ни рук, ни ног, лицо сорвано, никаких, конечно, мужских достоинств, осталась только грудь. У него работает только память, и он никак не может снестись с миром. А лежит в госпитале, как экспонат. Слепой, глухой. Материал уже настолько крайний, что только большой мастер может взяться за такой материал. Меня потрясло, что Трамб написал об этом хорошо. Из этого можно было сделать такую кашу, такого Дюма. А он справился на девяти листах, то есть по размеру это примерно "Дубровский". И вот этот герой помнит, что овладел когда-то азбукой Морзе, и начинает биться головой о кровать. Сначала сестра, потом врачи понимают, что он хочет что-то сказать. Собирают там какой-то консилиум и спрашивают: чего вы хотите? Связаться с миром. Для чего? Хочу, чтобы меня посадили в клетку, возили по всему миру и показывали. Таким образом я смогу бороться за мир против войны. Вот такое отрицание, отрицание войны на грани возможного - только так. За что меня ругали? Что война страшная, что я перегнул палку. Нельзя перегнуть палку! Я хорошо сделал, что прочитал эту книгу. Я не написал бы "Прокляты и убиты", если бы не прочитал Трамба. Это не значит подражать, это меня просто поддержало, укрепило в каком-то моем художественном сознании. Или вот еще книжка. Ну, конечно, как и все книжки у них, название в тринадцать слов! Не помню названия, хотя она лежит у меня на столе. Говорят, она печаталась отрывками в "Звезде". Это рассказ о том, как умирает девочка от рака. Я так понял, это биографический материал, у автора дочка, видимо, умирала. Потому что подробности, чувства, какие он описывает, может воссоздать только действительно перестрадавший человек. Эта девочка обнажает все мерзости и все прекрасное, что есть в современном мире. Она становится взрослой, пока умирает, она утешает родителей. Они вместе с ней становятся лучше. Они в раздоре все время жили, она журналистка, он тоже там какой-то придурок... Она их примирила. Страданием, борьбой за нее. Что они только ни делают, чтобы ее спасти! Такие героические усилия, какие многим и не снились. Вот чего хотелось бы от современной литературы.

(Продолжение на следующей странице) В начало