Пропуская в сердце щелочь

Сам Шенгели был стихотворнее любой поэмы. Репродукция портрета Георгия Шенгели работы Вильгельма Левика. Из книги «Георгий Шенгели. Избранное». Москва, 2013

Так он вживался в мир изучаемых и переводимых им поэтов.

В 1920–1930-е годы он был в высшей степени известен читающей публике (несколько лет занимал пост председателя Всероссийского союза поэтов!) и был необыкновенно продуктивен: при его жизни вышло 17 книг стихов, а также 140 000 строк переводов Байрона, Верхарна, Гейне, Гюго, Эредиа, Бодлера, Леконта де Лиля, Горация, Хайяма и других зарубежных и национальных авторов.

В вещах одного из погибших во время Великой Отечественной войны под Уманью советских воинов обнаружили насквозь пробитую немецкой пулей и залитую кровью небольшую поэтическую книжку с фамилией на обложке – Шенгели. Фамилию этого автора до 50-х годов в нашей стране знали очень многие – одни его любили, другие не терпели, третьи старались молчать о нем, но это была – личность.

А вот мои ровесники, пришедшие в этот мир в 1950-е годы, такого поэта и критика себе уже почти не представляли. Его произведения в нашей стране не издавались, а упоминания о нем из нашей литературы напрочь вычеркивались. Да и вообще он был известен современному читателю только как переводчик да еще адресат стихотворных нападок на него Владимира Маяковского, с нескрываемым раздражением упомянувшего имя этого то ли соперника, то ли противника в своем стихотворении «Письмо Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому», в котором было сказано:

…А рядом

молотобойцев анапестам

учит

профессор Шенгели.

Тут

не поймете просто-напросто,

в гимназии вы,

в шинке ли?..

Расспрашивать в мои школьные годы, кто такой Шенгели, было практически не у кого, так как советским учителям, похоже, этого и самим тогда было узнать толком неоткуда. И только в последнее время вышло несколько поэтических книг Георгия Аркадьевича (которые тут же исчезли с прилавков) и начали поступать к нам хотя бы небольшие сведения о его жизни. Которая, надо сказать, была очень непростой, богатой и сложной, а завершилась 15 ноября 1956 года. Намного раньше отпущенного срока…

Георгий Аркадьевич Шенгели родился 2 мая 1894 года в Темрюке на Кубани в семье адвоката. Детство и юность провел в Керчи. По происхождению он был «очень смешанной крови», в которой преимуществовали «грузинская и далматинская». В 1914 году окончил гимназию, и в этом же году вышла его первая книга стихов «Розы с кладбища». Тогда же он познакомился с приехавшими в Керчь на гастроли футуристами, в том числе с Маяковским и Северянином. В том же году Георгий поступил на юридический факультет Московского университета, но вскоре уехал из Москвы в Харьков, женился там на зеленоглазой Юлии Дыбской и перевелся в местный университет. В следующем году юный поэт выпустил еще два сборника стихов – «Зеркала потускневшие» и «Лебеди закатные». Тогда же он познакомился с Константином Бальмонтом и Федором Сологубом, а в 1916 году издал сборник стихов «Гонг», удостоившийся лестной рецензии известного тогда критика Юлия Айхенвальда в столичной газете «Речь», который отметил, что автор «тщательно выписывает образ». В 1916–1917 годах Георгий совершил с Игорем Северянином два долгих турне по стране с докладами и чтением стихов, причем с неизменным успехом (иногда его вызывали на бис до 14 раз!). Объездил весь юг России, был в Одессе, Краснодаре, Харькове, Москве, Санкт-Петербурге и множестве других городов.

В 1917 году он издает книгу своих стихов «Апрель над обсерваторией» и первую научную работу «Два памятника» – о Пушкине и Брюсове. В 1918 году Шенгели окончил университет и выпустил новые книги своих стихотворений – «Еврейские поэмы» и «Раковина», знаменующие переход к более аскетической стилистике и демонстрирующие отточенную технику и литературную эрудицию.

Жемчужина, пузырчатый

ожог;

В нее бескровный дождь осенний

пролит,

В ней влажный дар тревожит

и неволит

Всех тех, кто заблудился 

без дорог…

Весной 1919 года Георгий был командирован в Севастополь в качестве «комиссара искусств». А летом, после эвакуации красных из Крыма, вынужден был скрываться от белогвардейской разведки. С 1919 до 1921 года жил под фальшивым паспортом, выданным Севастопольской парторганизацией, затем пробрался в Керчь, а осенью – в Одессу. Познакомился там с Багрицким, Олешей, Катаевым, Буниным, Паустовским, Сосюрой, Нарбутом и другими поэтами. Занимался переводами и писал свои стихи, выпустил 40 переведенных сонетов Жозе Марии де Эредиа и книгу своих стихов – «Изразец». Вот что он писал в своих стихах о времени Гражданской войны в Одессе:

На фронте бред. В бригадах 

по сто сабель.

Мороз. Патронов мало. 

Фуража

И хлеба нет. Противник

жмет. Дрожа,

О пополнениях взывает кабель.

Здесь тоже бред. 

О смертных рангах табель:

Сыпняк, брюшняк, 

возвратный. Смрад и ржа.

Шалеют доктора и сторожа.

И мертвецы за штабелями

штабель…

В 1921 году в Одессе им был опубликован «Трактат о русском стихе», а некоторое время спустя этот же «Трактат» был еще раз переработан и переиздан в московско-петроградском Государственном издательстве. В этой работе Шенгели впервые сформировал понятие «Строфа как ритмическое целое».

Осенью 1921 года Георгий вернулся в Харьков, а в конце марта 1922 года переехал в Москву, где вскоре познакомился с удивительной поэтессой Ниной Манухиной, которая впоследствии стала его второй женой.

В 1920–1930-е годы у Шенгели вышло семнадцать (!) книг стихов. Как говорила Надя Кеворкова: «Он умел складывать русские слова так причудливо и изысканно, как никто не умел. Даже Валеpий Бpюсов». «Железный мастер, рыцарь поэзии», «могучая и гармоничная жизненность», «глаз-алмаз», по словам Максимилиана Волошина, – это совершенно определенно о нем, о Георгии Шенгели. И «киммерийский звездочет», летописец с «клинописной памятью», работник-созидатель с «двойным зарядом» энергии, «брат вечной красы и любовник вечной свободы», все эти титулы, взятые из шенгелиевских стихов разных лет, – это тоже, по сути, самоопределения, правда о нем.

За «Трактат о русском стихе» он был избран действительным членом Государственной академии художеств и наук (ГАХН), преподавал в Брюсовском литературном институте (ВЛХИ), а в период с 1925 по 1927 год, после Блока, Гумилева и Брюсова, был председателем Всероссийского союза поэтов. Этот союз он возглавлял три года подряд, а после создания Союза писателей СССР – с 1938 по 1942 год – возглавил секцию переводчиков и работал в государственном издательстве «Художественная литература», помогая там многим гонимым поэтам зарабатывать себе на жизнь переводами. А его книжка «Как писать статьи, стихи и рассказы» выдержала семь изданий! Ну а стихи его завоевывали все более широкий круг читателей, да и как могли кому-то не нравиться его чеканные строки?

Трагическое эхо Эльсинора!

И до меня домчался ваш 

раскат.

Бессонница. И слышу, 

как звучат

Преступные шаги вдоль 

коридора.

И слышу заглушенный лязг 

запора:

Там спящему вливают в ухо яд!

Вскочить! Бежать! 

Но мускулы молчат.

И в сердце боль тупеет 

слишком скоро.

Я не боец. Я мерзостно умен.

Не по руке мне хищный 

эспадрон,

Не по груди мне смелая кираса...

Шенгели был, если можно так сказать, – стихотворнее любой поэмы, какую можно было бы о нем написать, однако его успешная деятельность на литературной и педагогической ниве нестерпимо раздражала Маяковского, который на каждом шагу в пух и прах разносил его творчество и клеймил его едкими эпиграммами:

Среди ученых шеренг еле-еле

в русском стихе 

разбирался Шенгели.

В 1927 году Георгий не выдержал постоянной атаки на себя и написал брошюру с жесткой критикой (вполне обоснованной) поэзии своего оппонента – «Маяковский во весь рост», которая вызвала бурю в литературном мире. Одни были «за», другие «против», что говорило о двойственном восприятии поэзии Маяковского народом. Но после трагической смерти поэта он, по высказыванию Сталина, становится «самым лучшим, талантливейшим поэтом эпохи», а Шенгели автоматически отводится роль «травителя Маяковского». К трагедии смерти Маяковского Шенгели не имел никакого отношения, но обществу, видимо, нужен был козел отпущения, и его нашли…

Это сыграло роковую роль в судьбе Шенгели. Предпоследний сборник его стихов вышел в 1935 году, а последний – в 1939-м. После этого при жизни Георгия его собственные книги больше не выходили, в советскую эпоху он стал почти никому неизвестен, и знали его в основном только как переводчика. Им были переведены все эпические произведения Байрона, почти вся поэзия Верхарна, а также стихи Гейне, Гюго, Бодлера и многих других авторов. Фактически он создал «советскую переводческую школу», его главными научными и научно-популярными работами были «Трактат о русском стихе» и «Техника стиха».

И все-таки он ощущал себя поэтом. Не случайно его друг и поэт Максимилиан Волошин в одном из своих писем назвал Шенгели (которому на тот момент было всего лишь 28 лет) «очень крупным стиховедом». Это ведь он говорил молодым поэтам, создав для них учебное пособие «Школа писателя», что каждый начинающий автор «должен учиться своей технике, как скрипач учится своей».

Мячик футбольный тиская,

Выкруглилась фанера, –

Тело супрематистское,

Веретено планера...

В 1937 году Шенгели опубликовал в журнале «Новый мир» поэму «Ушедшие в камень», 50 последних строчек в которой, по мнению ряда критиков, были приписаны под нажимом непосредственно самой редакции и посвящены Сталину. Но по тексту поэмы откровенно видно, что речь идет вовсе не о Сталине, а о Ленине. Шенгели в своей поэме пишет: «Четырнадцатый год,/ Закрыв глаза, спит в Мавзолее Тот,/ кто вел, кто знал…» – поэма написана в 1937 году, а тогда в Мавзолее лежал только один человек – это был Ленин! Сталин в это время был еще жив, и до его «вселения» в Мавзолей было очень и очень далеко…

В 30-е годы органы ВЧК–ГПУ–

НКВД беспрерывно давили на писателей, заставляя их заниматься доносительством на своих коллег, из-за чего Шенгели  бежал из Москвы сначала в Симферополь, где работал в педагогическом институте, а затем в Самарканд. Интеллектуал, профессор, знаток нескольких языков, человек явно непролетарского происхождения, родной брат двух расстрелянных офицеров Добровольческой армии, принципиальный оппонент «талантливейшего поэта советской эпохи», чужак насильническому режиму по всем личностным признаком, Георгий Шенгели постоянно находился под прицелом, неизменно – в зоне повышенного риска. Арест его мог произойти в любой момент – по любому навету и доносу, по самому ничтожному и произвольному подозрению. Искусственно нагнетаемые кампании классовой борьбы, очередные приливы и припадки борьбы внутрипартийной требовали все новых и новых жертв из среды интеллигенции, людей искусства и науки: Клюев, Клычков, Орешин, Мандельштам, Нарбут, Цветаева, Бабель, Пильняк, Флоренский, Хармс, Введенский и многие другие были безжалостно уничтожены. Прошли адовы круги лагерей и тюрем писатели Заболоцкий, Даниил Андреев, Лев Гумилев, Шаламов, Солженицын, конструкторы Королев и Туполев, выдающиеся ученые Чижевский и Николай Вавилов, погибший в заключении. Потому неудивительны и неосудимы побеги Шенгели из Москвы под предлогом чтения университетских лекций в 1927–1928 и 1929–1930 годах…

В 1930 году в московском трамвае у Яузских ворот он написал стихотворение «Я не знаю, почему»:

Я не знаю, почему,

Только жить в квартале этом

Не желаю никому,

Кто хотел бы стать поэтом.

Здесь любой живой росток

Отвратительно расслабит

Нескончаемый поток

Тайных ссор и явных ябед.

Здесь растлит безмолвный

мозг

Вечный шип змеиных кляуз,

Вечный смрад загнивших

Москв,

Разлагающихся Яуз.

Здесь альпийского орла

Завлекут в гнилые гирла

Краснопресные мурла,

Москворецкие чувырла...

Потеряв способность спать,

Пропуская в сердце щелочь,

Будешь сумрак колупать

Слабым стоном: «Сволочь, 

сволочь!»

Возвратившись из Самарканда в столицу, он устроился в издательство «Художественная литература», возглавив там секцию иностранных переводов. За несколько лет он вполне «обустроил эту нишу», куда с его помощью смогли укрыться поэты, вытесняемые властью на периферию, а то и за пределы издаваемой ею литературы. Здесь был шанс выжить, неплохо зарабатывая и не попадая под картечь критики. Так уцелели и получили заказы на переводы стихов Арсений Тарковский, Мария Петровых, Семен Липкин и многие другие поэты.

Во время Великой Отечественной войны Георгию было предложено остаться в Москве, чтобы в случае занятия столицы фашистами вести среди них подпольную работу. Но некоторое время спустя эта затея была отбракована, и Шенгели уехал вслед за Ниной Манухиной во Фрунзе, где им были опубликованы в журнале «Киргизстан» за 1943 год отрывки из огромной поэмы «Сталин», написанной им еще в 1937 году. Первый фрагмент называется «Искусство восстания», но он тоже, на мой взгляд, посвящен не Сталину, а Ленину:

…Вихрь – только вихрь. 

Нужны обдуманность, расчет,

Лукавство, выдержка, 

внезапность. И лишь тот,

Кто по хронометру 

исчислил дни и миги,

Кто в душах мог прочесть, 

как по раскрытой книге,

Их клятву – умереть, 

но победить! – кто знал,

Где сердце у врага, кто проявил

закал

Клинка толедского, 

кто чуял каждый шорох,

Кто с картой Ленина 

в туманных шел просторах, –

Лишь тот восстание 

по верному пути

Мог до мечтаемых 

триумфов довести!..

«Поэма «Сталин», созданная в 1937 году, – не гимн и не акафист, – писал в журнале «Наш современник» Сергей Куняев. – Это была напряженная, во многом мучительная попытка понять сакральную природу власти...» Шенгели было важно понять, что являет собой само понятие Вождя:

…Вождь – тот, в ком 

сплавлено в стальное лезвие

И ум пронзительный, и воля, 

и чутье,

Кто знает терпкий вкус 

поступков человечьих,

В корнях провидит плод 

и контур норм – в увечьях…

В 1937 году Георгий Аркадьевич послал созданные им 15 поэм о природе власти и вожде непосредственно самому Иосифу Виссарионовичу (и Лаврентию Берии тоже), однако указания из Кремля издать этот труд так и не последовало. Хотя признаком того, что эти поэмы Сталину все же понравились, можно считать изданную в 1939 году в знак благосклонности к их автору книжку его стихов «Избранное», в предисловии к которой академик Белецкий сказал: «Шенгели – поэт большой литературной культуры».

После войны Шенгели вернулся к переводческой деятельности и в 1947 году выпустил перевод гигантской поэмы Байрона «Дон Жуан». «Точность перевода должна стать основною нормою переводного дела, – и это нужно сформулировать ясно и безоговорочно», – писал Георгий Шенгели, подчеркивая главный принцип своей переводческой работы. Однако нашелся круг людей, которые сочли его творчество предельно ошибочным и даже вредным для русской культуры и идеологии. Главным его оппонентом был Иван Кашкин, выступивший в прессе с утверждением, что созданный Шенгели в своем переводе образ Суворова является предельно искаженным и приниженным, и этому политически опасному обвинению отводится около четверти, если не треть статьи Кашкина.

Эта изнуряющая борьба за справедливость творчества заняла несколько лет, отняв у Георгия Аркадьевича возможность спокойно работать, публиковать переводы, дописать роман «Черный погон», и завершилась  преждевременной смертью Шенгели. 15 ноября 1956 года ему было 62 года, когда он умер, так и не увидев опубликованными многие переводы, стихи и поэмы.

Только в последние годы увидели свет несколько книг стихов и поэм, которые Шенгели писал всю жизнь. Это «Вихрь железный», «Иноходец», «Избранное». И 600-страничная биография Шенгели, написанная Василием Молодяковым. А еще – огромное количество стихов и биографических материалов, появившиеся в последнее время в Интернете. «Наследие Шенгели – не «легкий пустяк», – отметил Юрий Безелянский. – Поэт, переводчик, стиховед, один из последних представителей Серебряного века, он оставил большое литературное наследство, которое, увы, до сих не издано, не освоено и ждет своего часа».