Новый русский хит

КНИГУ открывает главный хит писателя - цикл "Смерть приходит по Интернету" (9 из 11 рассказов впервые были опубликованы в "Новом мире"), который четверо известных критиков посчитали одним из лучших произведений 1998 года.

Замечено было, что кинематографистам уже удался тип нового русского человека - в фильме "Брат" Алексея Балабанова. Герои Тучкова - из той же серии: базаровы современности, профессиональные устроители мира, где все покупается и все продается. "Новый крепостник" Дмитрий, женоубийца-рецидивист Алексей, юный братоубийца Стив; бизнесмен Федор использует невесту в качестве приманки для льва, жена банкира Лидия травит поочередно трех человек...

"Розановый сад" - второй короб книги Тучкова. Нет ничего проще, чем пародировать "Опавшие листья": пиши все, что вздумается, только не забывай менять "У книжной лавки" на "У телевизора".

"Русская галерея", третий короб, симбиоз живописи и литературы - это упоенное описание картин, нарисованных богатым воображением автора: "На сковородке в шипящем масле жарится одинокий глаз, сохраняющий осмысленное выражение".

Четвертый короб - "Психоз": 47 частных случаев. Его никак не обойти стороной. Это как загадка: надо найти десять отличий в 47 сюжетных рисунках. Вот герой (случай 1) принимает встретившегося в лесу грибника за маньяка и... убивает его. Автор тем временем продолжает выстраивать свои алогично-логические конструкции дальше: грибник становится посетителем бара, литератором, просто прохожим. Маньяк оборачивается гэбэшником, наемным убийцей, колдуном... Тучков выступает "прозаиком-конструктивистом", родоначальником направления, которого пока нет. Изобретения инженера Тучкова работают на больном воображении больного общества в больной стране.

Психоз передается двум следующим коробам - "Разным рассказам" и "Другим рассказам". Герои "топят дряхлых старух", "вставляют в рот дуло", "травятся уксусной эссенцией", разрезают ножами трупы; этому с саркастической улыбкой внимает писатель. Читателю приходит на ум Хичкок, но проницательный автор тут же, обгоняя неспешный ход его мысли, разъясняет: "Такое ни одному Хичкоку в кошмарном сне не привидится..." Если, конечно, Хичкок - не писатель Тучков.

С ужасами гармонично уживаются мистика и балаган. Писатель то смеется-плачет, то плачет-смеется. У него летчик пытается протаранить пассажирский поезд, а велосипедисты бредут пешком - у них отобрали велосипеды, судьи тем временем пьют водку на промежуточном финише и рассказывают друг другу фантастические истории, и "беспрерывно разминаются в необъятных просторах России люди, кони, идеи". Это же гоголевская традиция! А как вам это: "К сожалению, над ними будет кому рыдать. К счастью, над всеми нами - некому. В глазах прокурора нет слез. За полураспадом следует вторая половина, уже не имеющая никакого смысла" - это, уже без шуток, прямое продолжение линии Замятин-Оруэлл-Хаксли, замешенной на русском духе.

Влияние народного фольклора наиболее заметно в пятой и шестой книгах для чтения - коротких побасенках, где сосуществуют президент с бутылкой и мэр с большим чугунным памятником, сбитые в стаи инженеры и гомосексуалисты; спорящие друг с дружкой налоговые инспекторы и проститутки.

Отдельный разговор - о Тучкове-стилисте: то он следует бунинской традиции в литературе ("стрелки, падающие, как продажные девки"), то отображает футуристические идиомы от народного сказителя Федотыча ("На лАдью сУпонь прОстИть" и т.п.), то плетет "словесно-безответственные кружева" русских матерных слов.

Писатель неоднозначен в оценке своих трудов: "Полученный продукт в силу всеобщих ложных этических и эстетических ориентиров воспринимался аудиторией как нечто пикантное и оригинальное, а посему заслуживающее одобрения и поощрения", - пишет он о неудачливом литераторе - герое рассказа, подытоживая и свое творчество. И тут же бросает фразу: "За всю долгую историю существования великой русской литературы, которая на мне прерывается...", после которой дружный хор критиков-консерваторов отвечает: "Поезд русской литературы, господин Тучков, "мчит в железной колее, откуда его выпихнуть не так-то просто даже пьяной бригаде".

Одним словом, писатель по-прежнему учит нас жизни. Подход его - дидактический. "Нет в жизни ничего страшнее, чем абсолютные педагогические результаты", - говорит читателю автор. А что же читатель? Читателю предложены варианты - он может реагировать на книгу по-разному: один посмеется, второй поплачет, третий "изо всей силы всадит лезвие в живот", четвертый, "чуть покачиваясь, несколько, может быть, утрированно, спустится вниз по скрипучей лестнице", пятый - "бац!!!"...

Но кто его знает? Может быть, сорок седьмой начнет собирать деньги на "большой чугунный памятник" новому классику?