Художественная литература петитом

Королевство кривых зеркал

"ВЕТЕР, ветер, на всем белом свете" - все думали, что это Блок про вьюжную зиму 17-го года, а вышло, что про весь ХХ век. Холодно литературе на этом ветру, кутается она то в рыбий мех иронии, то в тулуп соцреализма - и все без толку.

Автор охотно прятался за парой-тройкой фантомных авторов (вроде того, как на зиму в деревенских домах вставляют двойные рамы, отгораживающие от ветра и мороза). Пожалуй, абсолютный чемпион в этом виде спорта - Владимир Набоков. Или даже Vladimir Nabokov, потому что совершенства в манипулировании фантомным автором и недостоверным словом повествователя писатель достиг в американских романах, собранных в уже завершившемся пятитомнике издательства "Симпозиум"

Теперь пришла пора собирать Владимира Сирина, то есть Набокова доанглоязычного. Первый том "симпозиумного" собрания включал в себя главным образом стихи и заставлял вспоминать только старую шутку про даму из "Литгазеты", которая считала Набокова прозаиком плохим, а поэтом - хорошим, "вроде Бунина". Во втором, вышедшем недавно, стихов тоже предостаточно (поэтические тексты из сборника "Возвращение Чорба", пара сочинений из других двух книг, несколько стихотворений, не входивших в прижизненные сборники, переводы из Шекспира, Теннисона, Мюссе и Рембо). Но тон задают не они.

Здесь драма "Человек из СССР", здесь эссе и рецензии из берлинских газет и журналов. Но главное - здесь три первых романа ("Машенька", "Король, дама, валет" и "Защита Лужина"), начало магического претворения всей русской литературы.

В одной позднеперестроечной статье (Евгении Викторовны Ивановой) Набоков был назван "выломавшим себя звеном русской литературы". Наверное, это самое верное для него имя - ведь цепь не может продолжаться далее после того, как одно звено взяло да и выломало себя. В цепи, значит, дырка. Значит, надо либо связывать новую часть со старой (и искать адекватной замены "выломавшему себя"), либо начинать заново. Можно считать само это звено новым началом. Невозможно только делать вид, что цепь осталась прежней.

Пожалуй, именно "Лужин" окончательно похоронил эту надежду. Трогательная мелодрама о чудаке-шахматисте и расчетливое построение шахматной партии в одном флаконе. Позднее Набоков скажет западному интервьюеру: "Мои персонажи - галерные рабы" - и прихвастнет. В том огромном этюде, который он начал разыгрывать с "Защиты Лужина", не только герои, но и читатели, и последователи, и недруги - все будут шахматными фигурами, отраженными в кривых зеркалах.

А.Г.

Смех на Марсе

ЭРИК ИДЛ, один из отцов-основателей арт-группы "Воздушный цирк Монти Пайтона", недавно опубликовал в издательстве "Рэндом Хаус" книгу "Дорога на Марс. Постмодемный роман" (The Road to Mars: A Post-Modem Novel). Ее действие происходит в середине XXII века, а главным героем является робот, пишущий диссертацию о природе комедии и смеха. В результате исследований он приходит к выводу, что именно чувство юмора отличает человека от прочих творений природы. Сам Эрик Идл в беседе с канадским журналистом Диком Гордоном полностью присоединился к мнению своего героя: "Насколько нам известно, у животных нет чувства юмора. У обезьян есть, я имею в виду, что мы можем видеть это по их поведению. Недавно в зоопарке Сан Диего выпал снег в обезьяннике, и первое, что они начали делать - лепить снежки и кидаться в посетителей. Замечено, что шимпанзе передразнивают бабуинов, потому что те не могут понять некоторых вещей. Поэтому я думаю, что у обезьян очень развито чувство юмора. А ведь мы, конечно, обезьяны".

Кроме того, предрасположенность к комической деятельности, по мнению героя пост-модемного романа, заложена на генетическом уровне и передается по наследству. Правда, исходные позиции для этого вывода не вполне надежны: по сведениям робота, прадед Эрика Идла был цирковым шпрехшталмейстером, и правнук тоже чем-то занимался в каком-то цирке.

Феликс ШТИРНЕР