0
933
Газета Проза, периодика Интернет-версия

27.01.2000 00:00:00

Петит



В Вильно, по улице Большая Погулянка, жил господин Пекельный...; "Дети - цветы жизни. Дарите девушкам цветы"; "А еще над нами волен Лермонтов - мучитель наш"; История сквозь литературу

В Вильно, по улице Большая Погулянка, жил господин Пекельный...

Ромен Гари. Обещание на рассвете. Пер. с фр. Е.Погожевой - М.: Иностранная литература, БСГПРЕСС, 1999, 373 с. Серия "Библиотека иностранной литературы".

ДОБИТЬСЯ в жизни можно чего угодно. Даже если ты бесталанный сын русской эмигрантки, это еще не значит, что тебе не светит пост французского посланника и лавры известного писателя: надо только захотеть.

Автобиографическая история, рассказанная Роменом Гари в романе "Обещание на рассвете", хвастлива и слезлива, но факт остается фактом: Роман Касев из вильненского русского подростка, съевшего ради соседской девочки-польки калошу, превратился во французского посланника и знаменитого писателя. Этим он расплатился с матерью, которая пахала на него всю свою жизнь.

Что же делал наш "Ромушка", пока мамаша попрошайничала у порога богатых особняков в Ницце? Ел калоши? Да что вы! "Ромушка" жрал пирожные, трахал консьержек и скучал от безделья. При этом выходило, что пострадавшей стороной был все-таки он, а не мать, отвергавшая богатых женихов ради отпрыска. Даже будучи взрослым дяденькой, Гари умудрялся поплакать в жилетку: "Я не говорю, что надо помешать матерям любить своих малышей. Но уверен, что было бы лучше, если бы они любили кого-нибудь еще. Будь у моей матери любовник, я не проводил бы свою жизнь, умирая от жажды у каждого фонтана". Жажда - это, надо полагать, метафора отсохшей совести, а поскольку любовник так и не появился, Гари маялся сушняком всю жизнь, покуда, всеми любимый и очень знаменитый, не пустил пулю в лоб. Знала бы мама, на что работала.

Эта история так бы и осталась банальной иллюстрацией теории Фрейда, кабы Гари не сделал из нее довольно-таки качественную - а главное, поучительную - литературу: так что свое "обещание на рассвете" он все же выполнил. Как, впрочем, и обещание не забывать тех, кто был обойден такой материнской любовью и такой славой. Поэтому всю жизнь - если, конечно, можно смешивать жизнь и роман - он манерно повторял на высочайших раутах одну и ту же фразу: "В Вильно, по улице Большая Погулянка, жил господин Пекельный...".

P.S. Этой книгой журнал "Иностранная литература" возобновляет свою книжную серию. В ближайших выпусках - "Подлинность" и "Неспешность" Кундеры и "Процесс Элизабет Кри" Питера Акройда.


"Дети - цветы жизни. Дарите девушкам цветы"

Давид Шраер-Петров. Питерский дож. Стихотворения и поэма (1995-1998). - СПб.: Издательство Фонда русской поэзии, 1999, 48 с.

ЛЕТ пятнадцать назад в МГУ к 8 Марта вывесили студенческую стенгазету. Крупными буквами на ней было написано: "Дети - цветы жизни. Дарите девушкам цветы".

Мало кто знал, что вторая часть этого слогана-мутанта принадлежала Давиду Шраеру-Петрову, питерскому поэту-лирику и переводчику, который давно живет в Штатах. И вот нынче он выпустил книгу собственных стихотворений под названием "Питерский дож".

С "Питерским дожем" все понятно. Венеция, помноженная на Ленинград, еще долго будет давать в результате Бродского, тень которого неизбежно витает над книгой. Но книга любопытна тем, как стиль "питерской школы" перемешан здесь с московской демагогией. Как строгий стройный вид и три студенческих аккорда живут в рамках одного текста.

Демагогия, понятное дело, от шестидесятников - все эти риторические фигуры и велосипедные изобретения: "...кубизм - это антипародия / Уставшего от реалий зрения". Но тут же, рядом - лучшее четверостишие книги:

    Помню себя на коленях деда раввина.
    Он кормил меня булкой, поил молоком.
    А за окном лежала снежно-русская равнина,
    И месяц схлестнулся с трубой, как серп с молотком.

Таких "кентавров" в книге - пруд пруди. Чему тут, впрочем, удивляться? "Питерский дож" - это ведь уже оксюморон, нонсенс, кентавр: что-то вроде гондолы под красным флагом на Мойке. Так что правы были студенты-физики МГУ: "Дети - цветы жизни. Дарите девушкам цветы".


"А еще над нами волен Лермонтов - мучитель наш"

Лермонтов М.Ю. Полное собрание сочинений в 10 томах. - М.: Воскресенье, 1999.

ВЫШЛИ три тома из нового ПСС Лермонтова. Собрание основано на предыдущих с учетом новых рукописных находок в российской глубинке. То есть в 10 томов запихнуто все, что оставила рука М.Ю. на бумаге - от выверенных "юнкерских поэм" до простых записок. Такой будет у нас Пушкин-2.

Почему-то Лермонтов часто ассоциируется со старшими школьными классами: "Да и какое мне дело до горестей и радостей людских? Мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности?". И усталая поволока в глазах для девушек: жизнь не удалась.

Увы! Девушки не любят неудачников. Они любят тех, кто умеет танцевать, вешать лапшу и дальше всех бросать гранату. Лунный свет лермонтовского демонизма не привлекает этих прекрасных пэтэушных созданий - онегинские дела в ходу куда больше.

И в этом есть своя "высшая правда". Дело в том, что ты можешь - и должен - нести какую угодно ахинею, но если за ней нет "подлинника", девушка, как существо натуральное, это чувствует и неизбежно начинает скучать. Поэтому никогда не читайте девушкам "Демона" - девушки не любят, когда им дарят бижутерию. Девушки любят прозрачные бриллианты.

А Лермонтов вот уже 160 лет дарит нам лунные камни. Он продолжает врать "про демона", хотя девушки давно предпочитают "про принца": его они видели хотя бы по телевизору.

Искусство тоже всегда врет. Другой вопрос - про что. Пушкин врал, но получалось лучше, чем в жизни. А Лермонтов врал про то, чего никто в жизни не видел: от Калашникова (купца) до волоокой Тамары. Соответственно график интереса к Лермонтову имеет форму синусоиды - то всплеск, когда жизнь по близорукости не мила, то затишье, когда очки на месте.

Попадает ли нынешнее собрание на лермонтовский пик? Вряд ли. Теперь в моде не лунные камни, а натуральные соки - и стихи, сквозь которые виден подлинник. Это по крайней мере проверено: на девушках.

Г.Ш.


История сквозь литературу

Иван Лукаш. Сочинения в 2-х томах. Т.1. Граф Калиостро. Пожар Москвы. Сны Петра. Пожар Москвы. Т.2. Вьюга. Бедная любовь Мусоргского. - М.: Интелвак, 2000, 576 с., 398 с.

РУССКИЙ эмигрант первой волны, писатель Иван Лукаш известен у нас в основном по разрозненным публикациям. В нынешнем двухтомнике собраны его главные исторические романы, где автор пытается полемизировать с великими предшественниками о роли человека в истории - с Достоевским и Толстым. По мнению Лукаша, история строится на вечном повторении, и российская история наглядно этот тезис подтверждает. В конце концов он, эмигрант со стажем, видевший, как "великая Россия" кончилась в одночасье, мог себе позволить такое высказывание. В центре повествования любого произведения - простой человек, попавший между жерновов истории, которая движется от хаоса к хаосу. Замечательно, что двухтомник снабжен разделом "Эмигрантская печать об И.С. Лукаше", исходя из которого читатель сможет воссоздать контекст, в котором писались - и читались - романы Лукаша.

Иван БАРАБАНОВ


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


В Совете Федерации остается 30 свободных мест

В Совете Федерации остается 30 свободных мест

Дарья Гармоненко

Иван Родин

Сенаторами РФ могли бы стать или отставники, или представители СВО-элиты

0
427
Россияне хотят мгновенного трудоустройства

Россияне хотят мгновенного трудоустройства

Анастасия Башкатова

Несмотря на дефицит кадров, в стране до сих пор есть застойная безработица

0
471
Перед Россией маячит перспектива топливного дефицита

Перед Россией маячит перспектива топливного дефицита

Ольга Соловьева

Производство бензина в стране сократилось на 7–14%

0
673
Обвиняемых в атаке на "Крокус" защищают несмотря на угрозы

Обвиняемых в атаке на "Крокус" защищают несмотря на угрозы

Екатерина Трифонова

Назначенные государством адвокаты попали под пропагандистскую раздачу

0
559

Другие новости