Роман газетным форматом

БРЕД убил президента: Поль - Поля.

Произошло это в 1932 году, когда Поль Думер был главою Французской Республики, а Павел Горгулов - "Зеленым Диктатором", писавшим вирши под псевдонимом "Поль Бред". Назвавшись так, безработный казак получил два бесплатных билетика на собрание французских писателей-фронтовиков. Пришел, увидел, застрелил.

Горгулов - это Бренер вчера. Вначале - литература: влияние футуристов. Потом политический радикализм - естественное продолжение эстетического. Вождь "Российской народной крестьянской (земледельческой) партии "зеленых". Фашист, психопат, поэт.

Горгулов - это Каляев навыворот. Ни чести, ни совести. В Праге он открыл подпольный абортарий на дому. "Глубокоуважаемому русскому писателю и патриоту А.И. Куприну" писал в письме: "Лечить людей я больше не могу! Я их ненавижу! Люди достойны того, чтобы их травить, как крыс!" Мизантроп, террорист, ницшеанец.

Что русскому хорошо, то французу - смерть. "Эксперт полагает, что с русской точки зрения Горгулов должен быть признан нормальным. В доказательство он ссылается на Чехова и Достоевского" (из газетного описания процесса). "И не вразумляйте вы меня. Потому... Русский я. А все, что от русского исходит, непременно дерзостью пахнет: как - политика, как - вольнодумство, критика и все такое прочее... Потому... Народ мы скифский, русский. Народ мы сильный и дерзкий. Свет перевернуть хотим. Да-с. Как старую кадушку" (Павел Горгулов. Из книги "Тайная жизнь скифов"). Не нормален для Франции. Нормален - для России. Разница в пределах нормы.

Сергей Кудрявцев давно исследует мир насилия. Конфликтолог по профессии и издатель по призванию, в новом томе "Гилеи" он соединил свои старые привязанности: авангардное искусство двадцатых с современной литературой. Но на сей раз он сам ушел в "реализм без берегов". И выходит, что лучший писатель - это грамотный издатель.

Является ли документальный монтаж искусством? Этот риторический вопрос - ключевой для понимания книги Сергея Кудрявцева. Потому что составлена она из материалов, современных "делу Горгулова". Самоустранение автора достигает здесь такой степени чистоты, которая размывает границу между "литературным творчеством" и "исторической наукой". Само присутствие автора обставлено как отсутствие.

Трудно быть летописцем. Тот способ описания прошлого, который практикуют литераторы, отличен от того, который предпочитают историки. Это различие не было известно летописцам. Они спокойно монтировали свои рассказы из того, что оказалось под рукою. И потому "летопись" - не историческое исследование, но и не "литературное произведение" в общепринятом смысле слова. Современные литераторы претендуют на "художественность", историки - на "достоверность".

Есть массолит, вроде Радзинского: некоторое количество цитат с некоторым количеством рассуждений и сопель. Недостаточно истории, чтобы нравиться историкам. Недостаточно литературы для того, чтобы быть принятой литераторами. "Вариант Горгулова" - нечто вроде биографий, написанных Радзинским. По направлению, но не по методу. У Кудрявцева - никакой авторской сентиментальной воды. Никаких размышлизмов, всхлипов и стонов о тайнах истории. Все конкретно.

Фотомонтаж - законный метод в изо. Литературный монтаж - для капустников: низкий жанр. Но почему? Линия развития литературы, идущая от Дос Пассоса к Евгению Попову, - использование газетных фрагментов как равноправных с авторскими. Кудрявцев идет дальше: "газета" заполняет все пространство романа. Автор рассказывал о споре, случившемся у него с неким скептиком. "Романа не выйдет, так как не будет стилистического единства", - считал маловер. Но единство обретено - это стиль газетного репортажа. Сжатый, жесткий, упругий.