Павел Тищенко-Романченко Отечественная наука как социальный институт вымирает, не имея внутренних ресурсов приспособиться к новым социально-экономическим условиям. В то же время за последние два десятилетия на Западе произошли существенные изменения в характере научной деятельности как таковой. Это позволяет утверждать, что появилась наука нового типа - "другая наука" (условно назовем ее так).
Парадигмальным примером "другой науки", в которой новые тенденции проявляются наиболее отчетливо, являются исследования, связанные с развитием новейших биотехнологий, прежде всего геномные исследования (геномика). Международный проект "Геном человека", первая стадия которого завершена в прошлом году, - уникальное явление. Остановлюсь лишь на наиболее интересных для философа науки обстоятельствах.
Впервые в истории науки мы имеем проект, совмещающий в рамках одной научной программы научное исследование с исследованием моральных и правовых условий и последствий осуществления самого этого научного исследования. Даже в России при нищенском финансировании в течение почти десяти лет осуществляется подпрограмма исследования морально-правых проблем. В США бюджет этой подпрограммы исчисляется десятками миллионов долларов. Об этической ответственности науки говорилось много, но впервые эта проблема получила институализацию в рамках самой науки. Комплекс гуманитарных дисциплин, занимающихся этими вопросами, называется биоэтикой.
Специфика биоэтики в том, что она выполняет свои критические функции в геномике (как и в других областях биомедицины), будучи с самого начала раздробленной на многообразие конфликтующих моральных позиций, философских и богословских воззрений, религиозных исповеданий и т.д. Никакой "центральной" моральной инстанции, автономно и авторитарно способной различить добро и зло, в геномике нет. На ее месте - сеть конфликтующих в публичном пространстве моральных дискурсов, которые в геномике (как и в других областях биомедицины) стянуты в узлы децентрированных социальных институтов, которые получили название этические комитеты.
На основе междисциплинарных обсуждений (то есть транзитом через многообразие точек зрения и моральных позиций) этические комитеты вырабатывают различного рода нормы и правила морально обоснованного научного исследования и практического применения полученных научных знаний. Включение в контекст научной деятельности биоэтических проблем - первая специфическая черта "другой науки".
Вторая черта не менее парадоксальна. В геномике радикализуется тенденция, отмечаемая многими исследователями: размывается граница между миром культуры и миром дикой природы, столь характерная для науки предшествующей эпохи. Дело не только в том, что человек обнаруживает в природе следы своего присутствия (обстоятельство, концептуально схваченное в представлениях о техно- и ноосфере). Геномика впервые начинает совмещать в получаемых знаниях две взаимопротивоположные идеи - открытия и изобретения. Происходит это событие в связи с постановкой вопроса о праве ученых на патентование открываемых ими генов.
В патенте "ген" как бы видится удвоенным взглядом: и как фрагмент независимой от исследователя "природной" реальности, и как изделие - феномен культурной реальности. Патентование не ограничивается сферой геномики. До геномных изделий началось патентование генетически измененных для определенных технологических целей микроорганизмов, лабораторных животных. Открытие метода выделения и культивирования стволовых эмбриональных клеток (недифференцированных клеток, из которых, как из ростка, образуются все остальные дифференцированные клетки) одновременно завершилось патентованием самих клеток. Высока вероятность того, что первые клонированные для целей так называемой тканевой инженерии эмбрионы (потенциальные люди?) будут также запатентованы.
Третья специфическая черта. Наука из полуфеодально организованной на основе формальных (административных) и неформальных отношений личной зависимости в последние годы все более превращается в рыночную. Рынок и его специфическая рациональность становятся дополнительным внутри- и вненаучным интеграционным механизмом. Патент, о котором уже говорилось, - это и есть непосредственно рыночная форма научного знания, которая из прикладной формы оказалась (в связи с патентованием генов и других "фрагментов" живой природы) самой что ни на есть фундаментальной.
Наука производит знание в форме патентов в том же смысле, в котором промышленность производит другие типы товаров. Например, патент на метод PCR, который сыграл решающую роль в реализации геномного проекта, был продан разработчиками за 300 млн. долларов. Как следствие этой метаморфозы, которую предсказал еще в позапрошлом веке Маркс, происходят существенные преобразования в организационной структуре научных лабораторий и институтов. В них создаются чисто рыночно ориентированные "органы" типа патентных бюро, отделов public relations, групп маркетинга, фондрайзинга и т.д. Ускорение тенденций коммерциализации происходит в связи с появлением биотехнологических компаний, для которых знание - наиболее прибыльный товар.
Первый этап формирования биотехнологических компаний, представляющих науку рыночного типа, относится к середине 70-х годов прошлого века и связан с успехами молекулярной биологии в изоляции, синтезе и клонировании генов млекопитающих, включая человека, манипуляциях с рекомбинантной ДНК. Компании Genentech в южном Сан-Франциско, Cetus в Беркли и Biogen в Кембридже (Массачусетс) были среди первых, организованных вокруг нобелевских лауреатов с целью использовать новые генетические технологии в медицине. При этом изменилась и биология, и сами биологи. Биологи, весьма далекие от индустрии, стали консультантами, советниками, основателями, совладельцами, держателями акций и наемными работниками биотехнологических компаний. Возникла гибридная форма самоидентификации ученого-предпринимателя.
Согласно экспертному заключению американского антрополога Поля Рабинова, коммерциализации геномных исследований и формированию биотехнологических компаний способствовали три группы факторов: а) достижения молекулярной биологии; б) политика рейгановской администрации, стимулировавшая быстрое применение научных достижений в решении конкретных практических (например, медицинских) проблем в сочетании с изменениями в патентном праве, не просто активировавшими коммерциализацию, но принуждавшими к ней; в) правительственная политика финансирования научных исследований, отдававшая предпочтения тем научным программам, которые одновременно могут получить частные инвестиции для расширения своей научно-методологической базы.
Надо заметить, что при этом федеральное финансирование программ не только не уменьшалось, но многократно увеличивалось. Тем самым достигалась необходимая для научного прорыва концентрация общественных и частных ресурсов.
В результате рыночной ориентации меняется не только технология научной деятельности, но и ее коммуникативные практики в публичной сфере. Этот сдвиг можно обозначить как дополнение стратегий научного просвещения (образования сознания) стратегиями научного развлечения (entertainment). Спровоцированное научными и околонаучными пиарными организациями публичное шоу на тему клонирования человека, несмотря на в значительной степени еще чисто гипотетическое значение, оказалось весьма успешной акцией в смысле фондрайзинга или старинга (раскрутки научных звезд). Например, еще недавно мало кому известные средней руки ученые Северино Антинори (Италия) и Панос Завос (США) стали знаменитостями в 2001 году и сумели получить миллионные частные инвестиции в результате успешных пиарных акций.
Если еще полтора десятилетия назад конкуренция в науке шла главным образом за приоритет первооткрывателей, то теперь он дополняется конкуренцией за "покупателя" произведенных учеными особого рода товаров и услуг. Конечно, первичная самоидентификация ученого как "объективного наблюдателя" сохраняется в научном сообществе, а отношение к предпринимательству остается весьма настороженным, однако объективная реальность коммерчески зависимой науки делает свое молчаливое дело, продуцируя новую идентичность ученого как участника рыночных отношений.
Не следует, впрочем, демонизировать негативное влияние рынка на научную деятельность. Ведь рынок приходит на смену не некоему братству бескорыстных подвижников-натуралистов, но социальному бюрократически функционирующему институту, в своей организации сохранявшему огромное число полуфеодальных механизмов личной зависимости. Рынок не добр и не зол. Просто он совместно с морально-правовым дискурсом, особыми технологиями шоу-бизнеса, публичными обсуждениями и политической борьбой соучаствует в формировании другого типа науки.
Дарья Гармоненко 