Белые и черные

Кто ты, и стоит ли за себя бороться? Константин Сомов. Боксер. 1933. Частная коллекция

Борис Клетинич. Мое частное бессмертие. 

– Волга, 2017. – № 1–4.

Роман  охватывает период более чем в сорок лет – от начала 30-х годов прошлого века и далее. Несколько географических  названий служат его опознавательными знаками: Кишинев, Москва, Харьков и Ленинград (советские годы), Палестина... И почти незнакомые: Оргеев и Гусятин, в которых еще в XIX веке были очень многочисленные еврейские общины. В Оргееве живет Шантал, которая верит «в Иерусалим, в море и в Грет Гарбо», на знаменитую актрису она «похожа лбом и глазами», и даже пальцы рук у нее, «как у Греты Гарбо: водорослевые, удлиненные». То есть это – красивая девушка, и ее выбрали «королевой бала», что и определило ее судьбу: она становится женой одного из самых богатых предпринимателей – Иосифа Стайнбарга.   Шантал одарена чувством жизни – радость бытия переполняет  ее. И даже когда компаньон ее отца по имени Ёшка рассказывает, как проходивший через Гусятин полк глумился над местным еврейским населением, она утешает себя тем, «что бабушка неграмотна, а Ёшка врет»,   ведь сама живет только счастливыми мгновениями бытия.

Но роман Бориса Клетинича поднимается над  национальным и частным. Мелькнет и постреволюционная трагедия редких в тех краях русских: дочка русских помещиков  вынуждена стать «простой батрачкой в своем бывшем доме».   Для автора (и для его главного героя) «нет ни эллина, ни иудея»... В Россию (тогда СССР) в белых простынях по белому льду бегут две другие главные  героини – Софийка и  Хвола. Тяжел их путь:   «Записали в училище сахарного завода, поселили в общежитии». Софийка стала называть себя Соней. «Это вполне советское имя. <…> В Тирасполе не знали их прошлого». Потом – они бегут «в Харьков в вагонах с фруктами», а через месяц – с «выправленными» (место рождения – пос. Лидиевка, Богдановский р-н. Круглая печать Сов. хоз-во «Красный виноградарь», УССР) метриками и спецлитерой для получения паспорта СССР – в г. Ленинград». Их судьба и судьба внука Софийки, Виктора Пешкова, будет навечно связана с Россией. И когда старая Соня,   умирая, воскликнет: «Я не переходила по льду!»  – поверив, что «можно взять ход обратно, ее внук Витька Пешков  как бы на мгновение умрет, исчезнет и переживет «второе рождение»...

Думаю, читатель уже понял: перед нами эпическая история одной семьи. Кто-то из родового клана должен стать летописцем, чтобы счастливые и  горькие страницы жизней не разлетелись, не стали прахом. Впрочем, пишущие в романе есть и кроме «летописца» Витьки Пешкова – во-первых, это его дед: «Тов. Ильин (Шор) П.Ф. один из основателей молдавской советской литературы. Член Союза писателей СССР с 1947 г. Секретарь Правления Союза писателей МССР. Лауреат Госпремии МССР по литературе (1952 г.)». Правда, с именем его связана неприятная история – мало того что он служил в НКВД, так еще и авторство его книги ставится под сомнение. Во-вторых, отчим Витьки – Лазарев. Но главную роль в выборе призвания сыграет друг Витьки Пешкова – Константин Тронин, старшеклассник, чье стихотворение опубликовала кишиневская молодежная газета.

Но «Мое частное бессмертие» – не только семейная сага, написанная в легком фрагментарном стиле, использующая повествовательные и дневниковые  приемы. Это роман об удивительном и выдающемся шахматисте –  Викторе Корчняке. Прототип – знаменитый гроссмейстер Виктор Корчной.

И в этой линии романа (на мой взгляд, самой завершенной) очень важна и фамилия  главного героя – Пешков, и  мозаика судьбы шахматиста, в узор которой вплетена и судьба его родной семьи:   мама  Витьки чуть не стала женой Корчняка,   его отчим, Лазарев, который и вдохновил мальчика на создание  «семейного хронографа», брал у Корчняка интервью и едва не подпал под  репрессии власти, когда Корчняк покинул СССР, а подруга его бабушки Сони – Хвола (Ольга) воспитала будущего шахматиста – он был сыном ее мужа, странный мальчик, отстающий в развитии, еще в детстве открывший Хволе единственную формулу своей судьбы: «Никем не хочу быть – только шахматистом!»

Лазарев становится диссидентом. Но судьбу его дальнейшую автор намеренно не открывает (текст в некоторых приемах чуть согласуется с постмодернистской стилистикой). И все это – не только внешняя канва, но и тот тайный психологический ландшафт, который определяет  дороги жизни каждого  героя романа – не менее сильно, чем реальные события. Автор дает понять: для игры роковых сил люди – тоже шахматные фигуры. Кому-то суждено остаться пешкой, кому-то, как Шантал, быть выбранной  в королевы.

Образ  почти гениального шахматиста – большая удача  писателя.   Человек, живущий только шахматами, воспринимающий и реальный мир исключительно через  сложную  сеть шахматных ходов. Мир, воспринимаемый им, подчиняется не обычным бытовым нормам и правилам, а неким интеллектуальным шахматным композициям. И потому, раз его соперника Карпова (это 70-е годы ХХ века) как бы «выдвинули»  сами народные  силы  Зауралья: значит, по логике Корчняка, Карпов уже как потенциальный чемпион е с т ь, а «кто выдвинул» его, Корчняка? И  ответ должен быть точен, как шахматный ход, иначе судьба самого Корчняка не получит экзистенциального ответа – существует ли он сам как человек и как чемпион-шахматист? Как совместить имя (название, шахматный титул) и свое «я»?

Но окончание романа –  это апология  личности, имеющий право б ы т ь независимо от обстоятельств и коллективной воли. «Ведь правда – это то, что я сам знаю о себе./ А я-то знаю, что я есть!» – внезапно понимает Виктор Пешков. А значит, он  уже не просто  фигурка в шахматной игре судеб, пешка, которую смахнут со стола и о которой скоро забудут, он гроссмейстер своей собственной жизни независимо от того, в ы д в и н у л и  его или  нет,   в ы б р а л и  его или другого. Он существует, он неповторим, он верен своему  личному хронографу. А это и есть его частное бессмертие.