«Путин может не пойти на выборы»

Неотвратимость ловушки легитимности заставит президента страны сменить риторику. Фото Reuters

Начала свой отсчет предвыборная кампания-2016, и через три месяца россиянам предстоит избрать состав Госдумы VII созыва. Об особенностях сегодняшней ситуации с выборами, о том, произойдут ли радикальные изменения в депутатском корпусе, кто возглавит список «Единой России» и заинтересована ли она в конституционном большинстве в нижней палате российского парламента и самое главное – что будет дальше, после выборов, – своим видением интриг нынешнего избирательного сезона с ответственным редактором «НГ-политики» Розой ЦВЕТКОВОЙ поделился политолог Николай ПЕТРОВ.

– Николай Владимирович, что будет определяющим в этой предвыборной кампании, в чем ее главные отличия от предыдущих?

– Начну, пожалуй, с того, почему выборы проходят досрочно. На мой взгляд, тому есть три основные причины, помимо понятного желания власти облегчить себе задачу, сдвигая кампанию в лето, чтобы и внимание к выборам было минимальным, и явка на голосование невысока.

Первая связана с легитимностью, причем понимаемой двояким образом. С одной стороны, есть желание в полной мере капитализировать все еще высокую поддержку власти в ситуации, когда в Кремле понимают, что новых военных побед уже быть не может, и рейтинг власти начинает снижаться. С другой – новая военно-вождистская легитимность, лежащая сегодня в основе политической системы, не терпит относительно автономных акторов, обладающих собственной электоральной легитимностью – избрать Думу надо, но без особого к этому внимания, с низким участием и, стало быть, низкой же легитимностью.

Вторая причина – неизбежная уже в этом году резкая смена финансовой политики, когда тот бюджет, который будут принимать осенью, неизбежно будет болезненно воспринят большими массами избирателей, хотя поддерживать его в том виде, в котором он есть сегодня, сохраняя и военные, и социальные, и пенсионные расходы, невозможно. А значит, предстоят очень непопулярные решения, и поэтому лучше, чтобы сначала Думу избрали, а потом она бы их, эти непопулярные решения, приняла.

И, наконец, третий фактор, повлиявший на проведение парламентских выборов в сентябре, а не в декабре, как формально следовало бы, – возможная смена курса внешней политики, выход из конфронтации с Западом. Становится все более очевидным, что кризис сам собой не кончится и что жить одновременно при низких ценах на нефть и санкциях Запада становится все тяжелее и тяжелее. Поэтому можно ожидать, что те жесты, которые мы видим в отношении востока Украины: освобождение Савченко и других людей, другие позитивные сигналы Западу – это все признаки того, что после выборов Кремль вполне может объявить о существенном изменении внешней политики, что вместо варианта холодной войны мы готовы предложить новые версии разрядки. И если это так, тогда логично не иметь полноформатную думскую кампанию, не делать никаких жестких заявлений в отношении Запада, с тем чтобы дальше было проще пересмотреть сегодняшнюю политику конфронтации. Вот, как мне кажется, три фактора, которые могут объяснить, почему Кремлю понадобилось проводить выборы заблаговременно.

– И впервые с 2003 года они будут проводиться по смешанной системе.

– Да, это так, и если сравнить нынешнюю ситуацию с выборами 2011 года, то мы увидим, что по ряду параметров она существенно для Кремля ухудшилась. Это и экономический кризис, который все более серьезно воспринимается людьми, это и проблема доверия в элитах, ведь одна из главных причин низких показателей ЕР на предыдущих выборах была в том, что после скандальных замен сильных губернаторов и разрушения политических машин в Москве, Башкирии и т.д. трудно было рассчитывать на то, что региональные лидеры дадут высокие электоральные результаты. Это наконец и память о массовых протестах 2011–2012 годов.

Сегодня, когда губернаторов не просто со скандалом убирают, а арестовывают, да еще с командами, сложнее ожидать, что какие-то чиновники в регионах пойдут на нарушение закона и фальсификацию результатов по указаниям своих региональных глав: уровень доверия в элитах существенно упал. Поэтому то, что мы увидим на этих выборах, а именно «манипуляции – да, а фальсификации – нет», это не только и не столько эффект страха из-за протестов 2011 года, сколько эффект разрушения региональных политических машин и невозможности рапортовать о таких высоких результатах, как раньше. Есть, конечно, регионы, где такая тенденция будет по-прежнему присутствовать, но их сегодня существенно меньше, чем было в том же 2011 году.  

Соответственно эти три обстоятельства – кризис, утрата доверия в элитах и боязнь протестов – Кремлю в минус, а в плюс, пожалуй, только то, что системного независимого наблюдения на этих выборах не будет, и в этом смысле политика в отношении избирательного процесса и связанного с ним независимого сегмента гражданского общества, последовательно проводившаяся с 2012 года, привела к более легкому для Кремля положению, когда бояться массовых наблюдателей, а значит, и сигналов о серьезных нарушениях на выборах в целом, а не просто на отдельных участках сегодня практически не приходится.

– На прошлых выборах присутствовало еще и сильное воздействие рейтинга Владимира Путина на имидж «Единой России», несмотря на фактическое присутствие в ее лидерах Дмитрия Медведева. Сейчас это преимущество партией утрачено?

– Рейтинг партии власти, судя по последним социологическим опросам, сейчас идет на спад, причем все быстрее. В этом смысле чем раньше провести выборы, чем больше шансов на то, что на шлейфе путинской популярности, в основном послекрымской, удастся получить относительно хорошие результаты. В какой-то момент Кремль решил не менять старую, устаревшую морально и физически партийную систему, и мы видим, что она сохраняется в прежнем виде. Хотя риски сбоя растут, и связаны они в первую очередь с тем, что партийные вожди стары: стары Зюганов, Жириновский, Миронов, да и сама система в ЕР, которая в общем-то не менялась принципиально с 2011 года. Позиция «от добра добра не ищут» исходит из того, что если что-то начать менять, то это может привести к каким-то непредсказуемым и непланируемым негативным последствиям, а потому лучше дотянуть на том, что есть. Она близорука, но при коротком горизонте планирования вполне прагматична. Система, когда четыре лоялистские партии сидят в Думе и в большей или меньшей степени сотрудничают с Кремлем, дышала на ладан уже в 2011–2013 годах, потом неожиданно укрепилась при смене электоральной легитимности на вождистскую. Однако в следующем избирательном цикле реформа всей партийной системы с заменой партлидеров-ветеранов неизбежна. И Кремль, похоже, даже начал к ней готовиться – отсюда поправки к схеме формирования Совета Федерации, давшие возможность президенту назначать своих сенаторов. Когда эти поправки вводились, главной версией было, что готовятся почетные места для уходящих партийных вождей, но Кремль решил не рисковать и ничего не менять до выборов.

Едва ли можно говорить о каких-то особых сюрпризах, которые могут преподнести выборы, о больших неожиданностях. Судя по всему, «Единая Россия» спокойно получает доминирование в Госдуме, набирая 50% с лишним по спискам, а с учетом одномандатных округов доля ее мандатов повысится до уровня от 65 до 75% от общего их числа. В этом смысле интриги нет, как нет ее и в том, что три другие думские партии скорее всего тоже проходят. Небольшие сомнения могут быть в отношении «Справедливой России», но скорее все сохранится так, как было. Что касается «Яблока» – здесь есть некоторые варианты, связанные с тем, получит ли эта партия госфинансирование, перевалив, как на прошлых выборах, за 3-процентную планку, но говорить о прохождении ею 5% пока оснований нет.

На этих выборах состоятся и очередные смотрины новичков. Ведь если будет меняться партийная система и возникают предпосылки новых конфигураций, то у таких партий, как «Родина», «Патриоты России», Партия роста, имеется возможность продемонстрировать себя на этих выборах. Их участие – борьба не столько за победу, сколько за достойное участие. Она вознаградится, по-видимому, получением одного-двух мандатов, дающих формальное основание говорить о большей представленности партий в Думе.

Таким образом, система 1+3 с партией власти и тремя ее младшими партнерами в новой Думе, по-видимому, будет воспроизведена. При этом важно понимать, что, устраняя межпартийную конкуренцию, Кремль вынужденно усиливает внутрипартийную, что мы в принципе наблюдали на праймериз ЕР. В результате при сохранении в целом пропорций, близких к нынешним, новая Госдума будет существенно отличаться от действующей, не обязательно по лицам, хотя и здесь будет очень серьезное обновление. Депутаты, которые придут в сентябре, будут иметь гораздо более сложную лояльность – не только партийным вождям федерального уровня, но и региональным политическим элитам, губернаторам и бизнес-элитам тоже.

– И Кремлю придется учитывать этот фактор или же он попытается переломить это крайне неудобное для себя положение?

Вожди стары, и реформа всей партийной системы с заменой лидеров-ветеранов неизбежна. Фрагмент иллюстрации из календаря Андрея Будаева

– В этом смысле власти будет, конечно же, намного сложнее иметь дело со следующей Думой, нежели с нынешней. И мы в очередной раз видим, какой короткий горизонт планирования у власти. Сегодня «Единая Россия» в целом успешно решает задачу получения мандатов по партийным спискам, но для того чтобы получить мандаты в одномандатных округах, ей нужны привлекательные кандидаты, и она ради этого проводила достаточно серьезные и конкурентные праймериз. Но в результате завтра ЕР и Кремль получат сложную конфигурацию депутатского присутствия в Госдуме. Здесь и рост роли губернаторов и региональных элит в целом, и проблемы с представительством, ведь та система новых одномандатных округов, которая предложена, как раз демонстрирует, что Кремль готов идти на любое манипулирование в процессе выборов, но не на фальсификации.

– Как это объясняется?

– Сегодня избирательные округа сконструированы таким образом, чтобы нейтрализовать крупный городской электорат, по определению являющийся более самостоятельным и протестным. Провести удобных для себя кандидатов, обеспечив им поддержку сельского электората, для власти будет относительно легко. Завтра это приведет к тому, что достаточно мощная электоральная группа окажется не представленной или крайне мало представленной в Госдуме, и возникнет проблема ее представительства. Заметим, что у крупногородского электората и так есть проблемы с политическим представительством, связанные с почти полным исчезновением прямых выборов мэров крупных городов. Но у Кремля в данном случае философия такая, что сегодняшние проблемы решаются сегодня, а о завтрашних будут думать завтра. Тем самым на выборах проблемы не закончатся, а скорее, наоборот, усилятся, к тому же появятся новые.

Еще один важный сюжет – ловушка легитимности.

В 2012 году, несмотря на победу на президентских выборах, Путину не удалось укрепить легитимность, и протесты на Болотной это продемонстрировали. Тогда власть пошла на смену модели легитимности, перейдя от легитимности электоральной к военно-вождистской. Которую тем не менее надо постоянно чем-то подкреплять, а военные победы – и в силу ограниченности ресурсов, и в силу жесткой позиции Запада – закончились. Новую легитимность власти «кормить» нечем, а перейти обратно к электоральной очень сложно. Ведь если военный вождь участвует на равных в конкурентных выборах и получает 55–60%, то это демонстрация крайней слабости его как лидера нации. А выборы по центральноазиатской модели с 95-процентным участием избирателей и 100-процентным результатом за лидера власть сегодня провести не в состоянии. Отсюда и спешка с проведением выборов, и наличие ловушки.

– Вы думаете, там, наверху, об этих ловушках не подозревают? Или просто опять же «об этом мы подумаем завтра»?

– Завтра наиболее возможными становятся два варианта.

Первый. Путин не участвует в президентских выборах, а поддерживает какого-то своего кандидата, переходя на роль лидера нации. Его лидерство не может ставиться под сомнение фактом участия в конкурентных выборах и сохраняется непонятно на какой формальной основе.

Вторая альтернатива для Путина. Он каким-то образом пытается совместить легитимность вождя и легитимность избранного лидера, заявив, например, после выборов думских, что в противостоянии с Западом мы победили, продемонстрировали всему миру, что Россия вернулась на роль великой державы и вовне у нас все прекрасно, а теперь мы должны сосредоточиться на внутренних проблемах, на развитии экономики. И президент выдвигает программу, за которую просит проголосовать избирателей. Это превращение выборов конкурентных в плебисцит по поддержке лидера и его программы, что, в свою очередь, может сделать для власти возможным возвращение к электоральной легитимности.

Что будет дальше, после выборов? Это, наверное, самый важный вопрос, потому что с самими выборами все более или менее ясно, и вполне может быть, что праймериз ЕР были более интересными и конкурентными, чем окажутся выборы. А дальше есть развилки и вопросы: например, пойдет ли Медведев в Госдуму как лидер партии, получившей большинство мандатов? Такой вариант вполне вероятен, и он позволил бы сменить правительство до истечения срока президентских полномочий и перейти к варианту формирования правительства как команды, которая будет заниматься выводом страны из экономического кризиса. И есть какие-то признаки, которые позволяют надеяться на радикальный разворот от конфронтации с Западом к разрядке, среди них: заботы власти об имидже с заменой Чурова на Памфилову, некоторая стабилизация на востоке Украины, выдвижение Кудрина на роль ответственного за выработку экономической стратегии и другие. Все это показывает, что власть заботится о том, как выглядит скорее в глазах Запада, чем немногочисленных либеральных избирателей. Поэтому и вероятность объявления новой разрядки и досрочных президентских выборов выглядит совсем не ничтожной.

– Даже досрочных президентских?!

– Да. Мне кажется, что тянуть еще два года в ситуации, когда есть ловушка легитимности, о которой я говорил выше, и поддерживать нынешнюю легитимность Путина нечем, достаточно проблемно. Впрочем, велика роль и внешних факторов: президентских выборов в США, стабильности Евросоюза и пр. Заметно только, что в последние месяцы сменилась тональность и заявлений власти, и пропаганды – мы живем в каком-то режиме ожидания.

– Но для этого нужны какие-то убедительные обоснования. Что же ими станет? Новая война?

– Нет, я бы предложил в виде этой модели объявление о том, что все задачи по восстановлению величия страны вовне выполнены, а теперь переход к работе внутри нуждается в демонстрации поддержки граждан. И в эту схему укладывается целый ряд шагов – Кудрин, формирование стратегии и многое другое, что власть предпримет после выборов.

– А если, наоборот, в условиях кризиса, в расчете на усиливающееся недовольство граждан начнется все большее закручивание гаек, и создание такой структуры, как Росгвардия, тому может стать предпосылкой?

– Наращивать репрессивность режим не может долго, это в конечном счете может привести к саморазрушению власти. Сегодня у нее наилучшие возможности для того, чтобы убедительно зафиксировать победу и развернуть пропагандистскую машину на то, чтобы выйти из конфронтации с Западом. Сегодня главные заботы Кремля – не возможные массовые протесты граждан, они пока не просматриваются, а растущие напряжение и дисбалансы в элитах. И не обеспечивая рост в экономике, закручивая гайки и наращивая пропаганду в духе осажденной крепости, власть эти напряжения снять не может – наоборот, только их усиливает. Выборы же новой Думы, в которой будут представлены, пусть и не в полной мере, интересы региональной элиты, это очень важное условие восстановления дееспособности системы, возможности осуществлять движение, а не просто поддерживать относительную стабильность в состоянии покоя. Выборы, как можно надеяться, помогут восстановить функции координации действий отдельных частей системы и учета региональных интересов при принятии решений на федеральном уровне или по крайней мере учета негативных региональных последствий от тех или иных решений. Без этого система просто не сможет двигаться ни в какую сторону. И либерализация, и движение в сторону более репрессивной модели требуют устранения тех дисфункций, которые мы сегодня в системе имеем – в первую очередь в отношениях Центра и регионов.