Александр Щелоков За время учебы и журналистской работы в моих блокнотах накопилось немало записей о различных забавных эпизодах, зафиксировано множество армейских анекдотов. Накануне всемирного дня веселья – 1 апреля – хочу поделиться частью этого «запаса» с читателями «НВО».
ПО ЗАКОНУ АРХИМЕДА
В Военно-политической академии имени В.И.Ленина многие годы подготовкой к парадам руководил генерал-майор Архангельский. Был он человеком добрым, хитроватым и весьма остроумным.
Однажды в начале лагерного сбора, который проходил в подмосковной Кубинке, построив слушателей академии, Архангельский сказал:
– Трудно понять, товарищи офицеры, как вы сдали конкурсные экзамены и попали в высшее учебное заведение. Соображения у многих из вас – во! – он показал мизинец. – Утрами я прихожу в лагерный сортир, гляну в очко и знаю, сколько вами выпито бутылок. По закону Архимеда они плавают. Неужто ума недостает отбить донышко? Эх, грамотеи!
– Товарищ генерал, – пожаловались однажды слушатели Архангельскому, – четыре года учебы, восемь парадов на Красной площади. И к каждому – два месяца тренировок. Зачем? Любой из нас с закрытыми глазами пройдет, как надо.
– Эх, молодежь! Неужто не ясно, что ровно два месяца идут на то, чтобы хоть немного приглушить на ваших умных лицах печать интеллекта. На параде она ни к чему.
МАЛЕНЬКОЕ РАЗВЛЕЧЕНИЕ
Начальником кафедры физической подготовки в мое время в академии был полковник Баранов.
Слушателям доставляло немало удовольствия набирать номер его служебного телефона, чтобы услышать в трубке:
– Кафедра Баранов. Слушаю.
НИЧЕГО НЕ ПОДЕЛАЕШЬ
Полковник Дмитриев преподавал топографию. Это был въедливый мужичок, считавший свой предмет одним из главных столпов военного искусства. Он безжалостно «резал» слушателей за малейшую оговорку, любил вляпывать в зачетные книжки посредственные и плохие оценки.
Перед государственными выпускными экзаменами Дмитриев получил анонимное письмо: «Будешь ставить тройки, спалим дачу».
С этим письмом Дмитриев пришел на прием к начальнику академии Козлову.
– Безобразие, товарищ генерал!
Козлов прочитал письмо и кивнул:
– Согласен, безобразие.
– Что же теперь делать?
– Наверное, не ставить троек. Что же еще?
ПОРТРЕТ
В кругах армейских политработников военного времени генерал Аношин был фигурой известной. До войны он работал секретарем Башкирского обкома ВКП(б) и, едва заняв высокое руководящее кресло, постарался сразу подчеркнуть свое особое положение в иерархии местных властей. По традициям сталинских времен каждое служебное помещение в учреждениях властных структур обязательно должен был украшать портрет великого вождя всех народов. В кабинете Аношина все выглядело иначе. На стене над столом, за которым сидел секретарь обкома, висел его собственный портрет, написанный маслом.
Портрет Сталина располагался в неположенном ему месте – на стене над дверью кабинета, и его можно было увидеть, только оставляя помещение.
Нетрудно представить, в какой форме и с какой оперативностью, с каким злорадством и ехидством товарищу Сталину доложили о чудачествах башкирского секретаря.
Под благовидным предлогом в Уфу выехал один из сотрудников центральной контрольной комиссии, чтобы лично разобраться в деле и в случае чего принять меры прямо на месте. На вопрос, почему кабинет секретаря украшен его собственным изображением, Аношин ответил с высоким достоинством и глубоким пониманием своего положения в структуре власти.
– Сюда, в Башкирию, я направлен товарищем Сталиным и облечен его высоким доверием. Я здесь представитель ЦК и, значит, его личный представитель. Входя в мой кабинет, люди должны видеть меня, даже если я здесь отсутствую. Зато я сам должен видеть перед собой товарища Сталина, смотреть ему прямо в глаза со всей большевистской честностью...
О разговоре было доложено Сталину. Тот выслушал, понял, с кем имеет дело, хотя и раньше представлял, что собой являет его посланец в Башкирии, и сказал:
– В действиях товарища Аношина просматривается определенная логика и принципиальность. Больше к этому вопросу возвращаться не будем.
В годы Великой Отечественной войны Аношину присвоили воинское звание и назначили членом военного совета армии. По фронтам он прошел до победы, представляя в войсках партийное влияние. В середине шестидесятых годов мне потребовалось встретиться с Аношиным, чтобы уточнить кое-какие детали в готовившейся публикации. Спросил генерала Лисицина, старого армейского политработника, не знает ли он, где живет Аношин.
– Рядом со мной, – сказал Лисицин. – На Кутузовском проспекте. Мы вечерами гуляем и встречаемся. Но он старается держаться от нас в стороне. Наши часто его спрашивают: «А портрет сохранился? Покажи». Это его всегда злит...
Генералы тоже шутят...
СЛОВАРНЫЙ ЗАПАС
С Валерием Суходольским, фотокорреспондентом «Красной звезды», были в командировке в Монголии. Не заграница, конечно, но своя специфика имелась. Собственный иностранный язык, например. Без минимума нужных слов обойтись трудно. Сложился минимум быстро. Товарищ – нёхор. Полковник – хуранда. Водка – архи. «Онцогой» – особая. «Улан-Батор» – столичная. Солдат – цирик. Рубль – тугрик.
На встрече с министром обороны Доржем Суходольский блеснул:
– Нёхор министр. Скажите, сколько цириков в месяц получает монгольский тугрик?
СОЦИАЛИЗМ АХАХУЙ
Из Улан-Батора на северо-восток Монголии в Чойболсан на празднование тридцатой годовщины победы под Халхин-Голом предстояло лететь самолетом. На военном аэродроме нас ждал самолет Ан-24. На пыльной бетонке у машины стоял монгольский экипаж. Главный редактор газеты «Улан Од» – хуранда-полковник Ядмаа – подвел меня к летчикам познакомиться. Я сразу заметил, что монголы изрядно поддатые – не в дымину пьяные, но хватившие порядочно. Негромко спросил Ядмаа:
– Они в таком виде и полетят?
– Алехсандр Алехсандрович! – поспешил успокоить меня Ядмаа. – Они будут низко лететь. И не быстро. Бояться не надо...
Хуранда оказался прав. Взлетели мы классно. Летели не быстро и не высоко. Внизу проплывали бесконечные степи, опаленные суховеями. Временами виднелись стоянки аратов – ровные шеренги белых юрт на местах, защищенных от северных ветров. Рядом со мной сидели два пожилых монгола, судя по многочисленным орденам и медалям на их пиджаках – славные ветераны. К их разговору я не прислушивался, да и смысла не имелось – болтали они по-монгольски, и понять их я не мог.
Но повторение одних и тех же выражений, заставило обратить на соседей внимание. Они то и дело повторяли слова: «социализм ахахуй». Ну, допустим, произнесли бы их раз-два, но так часто: «ахахуй» и «ахахуй» – в этом был какой-то политический вызов.
Выбрав подходящий момент, я задал вопрос Ядмаа, почему так недовольны социализмом мои соседи.
– Нет, – воодушевленно ответил мне хуранда, – они очень довольны. «Социализм ахахуй» – это значит социалистическое сельское хозяйство.
Дальше все шло как по маслу. Взлетели классно, сели мягко, словно на экзамене по летной подготовке. И социализм ахахуй, и авиация славной Монголии были на высоте.
СТАРЫЕ ПАТРОНЫ РОССЫПЬЮ
В армии оптимистом считается тот солдат, который верит, что после команды «Смирно!» последует команда «Вольно!». Пессимист, напротив, убежден, что всякий раз после команды «Вольно!» следует «Смирно!»
***
Командир танкового полка с некоторого времени перестал приносить жене часть получки. Жена поинтересовалась, куда уходят деньги. Полковник изобразил крайнюю степень смущения. «Стыдно признаваться, Машенька, но мои солдаты потеряли танк. Теперь за пропажу удерживают с меня».
Жена страшно расстроилась и пошла искать справедливость к командиру дивизии. Тот выслушал и покачал головой: «Случай тяжелый, но я постараюсь вам помочь». В тот же день генерал вызвал полковника к себе.
«Ну, братец, ты обнаглел! Тысячу рублей в месяц за один танк. Я выше тебя званием и должностью, но жене говорю, что с меня за два танка в месяц берут по пятьсот. Так что будь добр, сообщи своей, что я сократил с тебя удержания вдвое».
***
На учениях генерал выговаривает командиру полка:
– Бардак! К штабу может проехать каждый, кому ни лень. Немедленно поставьте на дороге шлагбаум или толкового офицера.
***
Прапорщик командует:
– Рота! Спиной друг к другу в шахматном порядке по диагонали становись!
Дарья Гармоненко 
