Владимир Зуев
На БАМ иногда отправляли нерадивых служивых «искать золотой костыль».
Фото с официального сайта Министерства обороны РФ
На Байкало-Амурскую магистраль я попал по распределению после окончания Львовского высшего военно-политического училища в 1981 году. Первым моим местом службы стала редакция многотиражной газеты «Боевой призыв» 37-й отдельной бригады железнодорожных войск. За 10 лет, честно отданных Родине на восточном участке прокладываемой трассы, было немало событий, достойных пера военного журналиста. Молодость, романтика, сопричастность к грандиозному делу – все это отложилось в памяти. На том отрезке жизненного пути было многое: и героические поступки строителей Магистрали, и изнуряющая работа в суровых климатических условиях, и победные рапорты о досрочной сдаче очередного участка строящейся 4300-километровой колеи. Но вспоминаются и небольшие истории из личной жизни, которые тоже имеют право быть составляющим звеном в славной биографии БАМа.
ПРАЗДНИЧНЫЙ ПРИКАЗ
Накануне очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции ко мне домой пришел посыльный и сообщил, что меня вызывает редактор капитан Алферов. День был выходной, у меня были на него определенные планы, и я с большой неохотой побрел в редакцию.
Шеф сидел в своем кабинете. Лицо Василия Николаевича Алферова было озабочено.
– Владимир, – начал он, увидев меня, – тебе предстоит выполнить великую миссию: привезти из районной газеты праздничный приказ министра обороны.
Торжественный текст, изданный и подписанный в Москве, обычно приходил к нам по военному телетайпу за два-три дня до знаменательной даты, благо высшее начальство учитывало, что многие газетчики в войсках работали на технике, не особо далеко ушедшей от первых станков первопечатников Ивана Федорова и Петра Мстиславца. Обычно под здравицу министра войскам мы отводили всю первую полосу. Газету печатали вечером 6 ноября, а утром 7-го приказ должен был прочитать с трибуны начальник гарнизона, открывая военный парад.
В районной газете подписанные министром обороны выспренние строки получили по другим каналам связи, и редактор районки Борис Савельевич Липин, по звонку моего редактора, благосклонно пообещал поделиться этим важным документом.
До райцентра – 30 километров.
– На чем поеду? – спросил я у Алферова.
– Я договорился с ваишниками, они будут сопровождать автоколонну в Чегдомын, поедешь с ними. Привезут и обратно.
– Есть! – отрапортовал я и пошел в автопарк искать машину Военной автоинспекции.
До райцентра добрались без происшествий. Автоколонну довели до места назначения и поехали в районную редакцию. Липин встретил нас радушно, в его кабинете был накрыт праздничный стол. Получив от редактора из рук в руки рулончик с драгоценным текстом, мы со товарищи принялись за хмелящее и трапезу. Из редакции выходили в приподнятом настроении. На обратном пути, подгоряченные, сделали остановку на лоне природы, дабы еще более раздухарить возвышенные патриотические чувства, которые уже и без того полнили нутро.
После состоявшейся пирушки машина ВАИ также нигде не оплошала, не встала и не застряла, и ближе к вечеру я благополучно прибыл в редакцию. Капитан Алферов сидел за столом с отрешенным лицом долго ждущего, уже переволновавшегося человека и очень обрадовался, когда увидел мою откровенно пьяную физиономию. Он расплылся в улыбке и произнес:
– Ну, наконец-то!
Я стоял в дверях его кабинета, и мысли мои путались в голове. Дело в том, что, в отличие от не оплошавших ваишников, я не мог похвастаться тем же. Ибо перевязанный красной ленточкой рулончик с предназначенной для обязательной публикации драгоценностью я… потерял. Видимо, он выпал из машины ВАИ во время нашего предпраздничного следования в родную часть. С Чегдомына до бригады я о нем ни разу не вспомнил.
– Василий Николаевич, – тупо улыбаясь, произнес я, – сюрприз!
Шеф вопросительно посмотрел на меня:
– Это еще что?
– А приказа-то – нет! – «обрадовал» я, коротко разведя руками, и присел на стул.
Последующий после «Ка-ак?!» монолог редактора заслуживает особого повествования (по понятным причинам его опустим). Каждый живо вообразил, как на партийном собрании разбирают его персональное дело.
Выход из создавшегося положения мы с убитым горем редактором нашли путем длительной мозговой деятельности двух голов: одной – трезвой, другой – хоть и затуманенной водкой и спиртом, но уже с проблесками сознания, ищущего пути спасения. Взяли прошлогодний приказ, изменили дату годовщины Великого Октября, подправили пару абзацев, добавили кое-что от себя и с тяжелым сердцем запустили в набор.
Утром газета была развезена по всем подразделениям, а мы с Алферовым, стоя в парадном строю, напустив на лица торжественную невинность, слушали, как начальник гарнизона вдохновенно читает с трибуны праздничный приказ министра обороны. Не подозревая, что «соавторы» этого уникального текста находятся напротив, на расстоянии десятка парадных строевых шагов.
«Зачитывающиеся» в войсках приказом министра также не обнаружили потайной «диверсии». Впрочем, никому, включая бдительнейших политработников, даже не могло прийти в голову, что приказ, подписанный Маршалом Советского Союза Дмитрием Устиновым, мог быть сочинен двумя деятелями этой самой газетки.
Да мы с капитаном Алферовым в этот «ужас» и сами уже не верили!
ИНТУИЦИЯ НЕ ПОДВЕЛА
Как-то меня, едва вылупившегося лейтенанта, отправили в местный аэропорт в качестве старшего машины. Я должен был сопроводить начальника производственного отдела желдорбригады, и после того, как он улетит на маленьком самолетике в город Хабаровск, вернуть доверенный автомобиль в родную часть.
В тот день ничего не предвещало какой-либо напасти. Начальника я доставил по назначению и с чувством выполненного долга дал водителю команду ехать обратно. Проблемы начались на посту ВАИ. Инспектор, старший прапорщик, остановил машину и, явно издеваясь над новоиспеченным летехой, быстро выискал целую кучу технических недостатков, которые не позволяли использовать доверенный мне автотранспорт. «УАЗку» доставили в комендатуру на штрафплощадку, а я пошел к коменданту за «получением пряников».
Кто служил в армии, тот прекрасно знает, что комендатуровские офицеры – это особый тип людей. «Мы для того, чтобы карась не дремал», – говорят они о себе.
Комендант, к которому я прибыл по поводу задержания машины, относился именно к этому типу служивых. Внимание подполковника сразу же привлекли мои расклешенные брюки (было тогда у вчерашних курсантов такое поветрие). Пришлось выслушать его назидательную речь о нарушении едва начавшим служить молодым офицером формы одежды, отчего подрывается боеспособность страны, и прочую подобную ересь. Окончательный вердикт этого «охотника за карасями» был таков:
– Отправляйся в свою часть на перекладных. А еще раз попадешься мне на глаза в своих модных штанах – посажу!
Через три дня, опять же в качестве старшего, еду по знакомому маршруту на служебном автобусе за артистами, которые ждали меня в гостинице и жаждали исполнить свой патриотический долг – достойно выступить перед героическим личным составом нашей части, прокладывающим великую магистраль.
История повторяется. Тот же пост ВАИ, тот же инспектор, те же технические недостатки и те же форменные брюки с модным нарушением. Автобус доставляют по знакомому адресу.
Помня угрозу коменданта о моей посадке, я не стал идти на рожон. Поступил мудро. Одолжил у солдата-водителя его пыльные кирзовые сапоги и, оставив ему на сохранение свои туфли (опять же неуставные), отправился на неприятную аудиенцию.
Коменданта хватил шок! Представьте «картину маслом»: заходит лейтенант, стройный по пояс, китель с иголочки, а ниже всей этой безукоризненной выправки – военные шаровары, заправленные в растоптанные, грязные солдатские «дерьмоступы» 45-го размера. «Ловец карасей» долго ходил вокруг меня кругами, многократно оглядывая вытянувшееся по стойке смирно «чудо природы» сверху донизу, и, плюща губы, растерянно качал головой. Наконец подполковник остановился, плюнул на немытый пол и произнес:
– Черт с тобой, иди отсюда, выпутался на этот раз!
Еще через пару дней я мог бы, возможно, повторить свой беспрецедентный подвиг.
У нас в типографии сломалась «гильотина» – бумагорезательная машина, и редактор попытался отправить меня в районную редакцию, чтобы там подсобили порезать наши рулоны бумаги на нужный формат. Я воспротивился: долго и упорно доказывал шефу, что ехать мне нельзя, ибо интуиция подсказывает о неблагоприятном завершении этого благого дела. Ответственный секретарь редакции старший лейтенант Володя Уватенко, также слушавший мои стенания, проявил истинное офицерское благородство:
– Сиди, я сам съезжу, раз ты такой провидец!
Ждали мы его с редактором очень долго. Передумали все возможные скорбные варианты: от «традиционного» задержания на посту ВАИ до банальной пьянки. Ответсек объявился под вечер. Вошел в редакцию: форма в грязи, лицо перепачкано, в руках фуражка с оторванным козырьком. На мой вопросительный взгляд дал краткий исчерпывающий ответ:
– Пошел ты на... со своей интуицией! Перевернулись мы.
Слава богу, все остались живы-здоровы. Правда, полночи нам пришлось собирать разрезанную по формату бумагу в близлежащих от места аварии кюветах...
КАК Я МИНИСТРА ОБОРОНЫ УМЕРТВИЛ
Произошло это 20 декабря 1984 года. Морозяка – минус 42. Нормальная погода для мест, по которым прокладывали Магистраль. Мы с соседом, командиром роты старлеем Женей Киреечевым, стоим на обочине притрассовой дороги, ловим попутку. У нас сегодня особый день – совещание партийного актива бригады. Опаздывать нельзя, а добраться не на чем. Ждали, ждали – показался «УАЗ». Дрожа от зимней лютости, тормозим. Получив разрешение, садимся. В машине – полковник Валерий Иванович Щербинин, начальник политического отдела корпуса. Едет к нам в часть.
Скромно сели на задние свободные места, почтительно в присутствии высокого начальства молчим. Валерий Иванович полуоборачивается на переднем сиденье, интересуется:
– На партактив?
Молча киваем.
– А знаете, какое горе у нас? – спрашивает начпо.
Вопросительно смотрим.
– Умер Дмитрий Федорович, – говорит Щербинин, с горестным чувством вздыхает и, вновь заняв прежнее положение, устремляет свой взгляд в застекольную таежную даль.
– Как?! – ошарашено восклицаю тут я. – Вчера ведь с ним разговаривал, жив-здоров был.
Полковник вновь движет корпусом, смотрит на меня с пристальным подозрением и, не говоря более ни слова, отворачивается. Так и проскорбел до КПП части.
По приезду разошлись по своим делам: мы – в клуб, он – в политотдел бригады. Минут через десять меня вызывает мой начальник политотдела бригады подполковник Валерий Дмитриевич Сафошкин и, едва я ступил в его кабинет, задает вопрос:
– Владимир, ты Устинову вчера звонил?
– Да, – отвечаю я, не чувствуя в этом ничего предосудительного.
– А по поводу чего? – продолжает начпо.
– Машина нужна была – за продпайком съездить.
Мой ответ его явно обескуражил. Он серьезно выговорил мне:
– Ты зачем такого большого человека беспокоишь по пустякам? Мог бы машину у меня попросить. – Сделав паузу продолжающего искренне недоумевать человека, Сафошкин заключил: – Может, ты его и добил – умер вчера Дмитрий Федорович!
Я стоял и не мог сообразить, что за дела такие. Подполковник Дмитрий Волощук – инструктор нашего политотдела. Капитан Устинов Серега – начальник станции фельдъегерско-почтовой связи, мы всегда пользовались его услугами при получении пайка.
Тут и до Сафошкина дошло, что речь идет о трех совершенно разных людях. Третий – министр обороны СССР Маршал Советского Союза Дмитрий Устинов. Начпо рассмеялся.
– Ладно, иди, – махнул мне от этой невольной уморы во «всенародном горе». – А то Щербинин мне здесь такого понарассказывал. Будто ты охрененно блатной старлей, с самим маршалом Устиновым вчера по телефону разговаривал, машину у него просил, до инфаркта министра обороны довел…
Екатеринбург
