Владимир Гундаров
Привычное занятие моряков – борьба за живучесть корабля. Фото Reuters
Для сухопутных личностей поясню: шпигат – это дырка в палубе, через которую вода сливается в море. А так как наша типография принадлежала 3-й флотилии атомных подводных лодок (3 ФЛПЛ) и мы все имели морские звания, то пол в казарме называли палубой, а лючки, ведущие в подвал, – шпигатами. Вода через них после окатки палубы водой летом сливалась в подвал, а зимой – возвращалась в виде пара.
К кому только не обращался я со своей бедой – в отделение морской инженерной службы (ОМИС), в тыл флотилии, но везде слышал одно и то же: труб нет. А дырки в старых, проржавевших трубах заваривать было просто страшно – они уже давно дышали на ладан, поэтому в новую дырку матросы типографской команды забивали деревянный чопик и таким образом временно прекращали доступ кипятка и пара.
ВСЕСИЛЬНЫЙ ПАРТПОЛИТАППАРАТ
Типография была не сама по себе, а при редакции флотилийской газеты «Океанская вахта». А я – ответственным редактором этой газеты. Моим непосредственным начальником был член военного совета (ЧВС) – начальник политического отдела 3 ФЛПЛ контр-адмирал Леонид Петрович Кучеров. Оставалась надежда только на него – уж он-то сможет повлиять на наш «противолодочный», как мы его называли, тыл и выбить из начальника тыла контр-адмирала Николая Николаевича Сыча 150 м новой трубы диаметром примерно 25 см, а заодно уж рабочих и сварщиков – для замены истлевшей и дырявой старой трубы.
Но прежде чем обратиться к представителю Центрального комитета КПСС (именно такой статус был у ЧВС), надо было хорошенько подготовить будущую сцену для представления. Подробный план этого представления мы обсудили с лучшим, как я считаю, начальником типографии всех времен и народов мичманом Степаном Ефимовичем Шудрой – мужиком в высшей степени хозяйственным.
И вот настал день Х. После совещания партполитаппарата флотилии, я задержался в кабинете ЧВС и, напустив на лицо выражение безнадежности и скорби, трагическим голосом сообщил пренеприятнейшее известие: газета на грани остановки. Люди больше не могут работать. Коммунисты тыла плевать хотели на газету.
Леонид Петрович был человеком не только слова, но и дела. Он сидел за двумя большими столами. Один стоял прямо перед ним, а второй – слева, на котором располагалось довольно громоздкое устройство с десятками кнопочек и разноцветных лампочек. Леонид Петрович начал по очереди нажимать кнопочки, лампочки замигали, ожил встроенный в аппарат динамик. На связи с ЧВС одновременно оказались начальник тыла, начальник политотдела тыла и начальник ОМИС. Своим мягким и тихим голосом, однако тоном, не терпящим возражений, Леонид Петрович приказал всем начальникам через 10 минут – и ни секундой позже – прибыть в редакцию «Океанской вахты».
Мой ЧВС был еще и большим демократом. Он не поленился набросить на плечи шинель, вызвать свою черную «Волгу» и через пять минут уже спускался на адмиральском лифте на первый этаж штаба. У подъезда его ждала машина, хотя можно было бы дойти и пешком – до казармы рукой подать. Но высокая должность требовала соблюдения церемониала.
Когда мы подъехали на «Волге» к зданию казармы, на крыльце уже ждали ЧВС адмирал – начальник тыла, капитан 1 ранга – начальник политотдела тыла и капитан 2 ранга – начальник ОМИС. Вахтенный у трапа (лестнице ведущей вниз в типографию) распахнул перед высокими гостями обитую стальными листами дверь, и все плавно вошли в центральный проход (то есть в коридор) по обе стороны которого двери вели в производственные помещения.
Проход, то есть коридор, сиял флотской чистотой только что выкрашенных переборок (то есть стен). Это мичман Шудра накануне устроил для матросов аврал, и они за один день выкрасили стены первосортной импортной краской, выменянной у командира живущей над нами дивизии на поздравительный адрес и пару рулонов газетной бумаги.
По довольному лицу ЧВС, не подозревавшего подвоха, было видно, что он рассчитывает на легкую прогулку в подведомственное ему учреждение. Боже мой, как наивен был представитель ЦК КПСС, он недооценивал коварства беспартийного мичмана. Честно говоря, я тоже.
– Ну, показывайте, где у вас парит? – бодрым тоном спросил Леонид Петрович.
ТУРЕЦКАЯ БАНЯ ДЛЯ НАЧАЛЬСТВА
Мичман Шудра с неким придворным полупоклоном, выражавшим готовность свято выполнять решения партии и правительства, распахнул перед адмиралами дверь в печатный цех.
Представшая картина ввела всех в ступор. Я сам не узнал наш печатный цех, который час тому назад, уходя на совещание к ЧВС, оставил в прекрасном состоянии. В цехе плотной стеной стоял густой пар, сквозь который едва проглядывали очертания печатных машин. Шудра несуетливо включил переносную лампу и смело шагнул в пар, как бы приглашая двух оторопевших от неожиданности адмиралов последовать за ним.
– Сейчас еще не очень много пара, мы недавно проветривали помещение, а вот утром… – фантазия мичмана, видимо, не знала границ.
Матросы, построенные в центральном проходе в две шеренги по случаю торжественной встречи высокого начальства, стояли с каменными лицами, как будто обстановка в печатном была для них привычным делом и сейчас только одна деталь вызывала их недоумение и обеспокоенность: не жарко ли адмиралам в шинелях в этой турецкой бане.
Кучеров с нежностью во взгляде обратился к начальнику тыла:
– Николай Николаевич, надо помочь.
Николай Николаевич, который ожидал подписания представления к награждению его первым орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3-й степени, по-военному четко ответил: «Есть!» При этом его рука сама собой дернулась, чтобы взять под козырек, но в то же мгновение мозг подал команду руке: «Отставить!» – обстановка еще не столь торжественная, какой она бывает при награждении орденами. Николай Николаевич лишь склонил голову в знак глубокого согласия с мнением члена военного совета.
– Все сделаем, Леонид Петрович, вот если бы еще нам матросов подбросили для ремонта…
– В казарме не одна типография, здесь еще штаб дивизии, пригласите сюда командира, – мягко произнес Кучеров, ни к кому конкретно не обращаясь.
Начальник ОМИС, как самый молодой по званию из гостей, привычным для него быстрым аллюром, слегка помахивая правой рукой – левой он придерживал полы шинели, боясь показать ЧВС неуставную пижонскую подкладку из голубого атласа, взбежал по лестнице на первый этаж, где находился штаб 19-й дивизии атомных подводных лодок. Не прошло и двух минут, как командир дивизии, тоже контр-адмирал, Геннадий Александрович Шабалин (замечательный мужик!) уже стоял перед Кучеровым.
– Геннадий Александрович, мы тут решили помочь отремонтировать отопление в вашей казарме, чтобы личный состав подводных лодок не мерз зимой. Специалистов пришлем, но сами понимаете, нужны рабочие руки, чтобы ломать стены, таскать трубы. Соберете бригаду помощников? – Леонид Петрович ласково взглянул на сына дважды Героя Советского Союза, прославленного катерника времен Великой Отечественной войны Александра Осиповича Шабалина. Знал Леонид Петрович ленинский завет о необходимости проявлять заботу о людях в первую очередь, в своих речах с трибуны и простом человеческом общении он всегда ему следовал и умел применить на практике.
Контр-адмирал Шабалин тоже был верен ленинским заветам, поэтому он легко согласился – отчего бы не помочь по-соседски:
– Бригаду пришлем, когда нужно?
– Завтра и начинайте. – Кучеров вопросительно посмотрел на Сыча: успеете подвезти трубы?
– Так точно, – с готовностью откликнулся начальник тыла.
Гости с легким сердцем покидали гостеприимную «Океанскую вахту». Только Николай Николаевич немного подзадержался.
– Сварщика пришлю, а труб у меня все равно нет, – признался мне Николай Николаевич и сокрушенно помотал головой, как уставший купец на лабазе. – Как хочешь договаривайся с Кучеровым сам.
Я понимал, что у ЧВС есть только доброе партийное слово и сердечное участие. А трубы – откуда же им взяться в политотделе? Поэтому пришлось звонить секретарю парткома управления Гидроспецстроя.
ПРОТИВ ЛОМА НЕТ ПРИЕМА
Гидроспецстрой день и ночь взрывами прорубал пустоты в скалистых берегах Кольского полуострова и оборудовал в рукотворных гигантских пещерах подземные командные пункты и базы укрытия для атомных подводных лодок и плавучих ремонтных заводов (ПРЗ). В трудные минуты нелегкой службы я не раз обращался в партком Гидроспецстроя и, честно признаюсь, он никогда мне не отказывал, уважая силу печатного слова. Обеспечивал всем необходимым для службы и жизни на Крайнем Севере – от палтуса холодного копчения и «КамАЗов» для поездки за 90 км в аэропорт «Мурмаши» по обледеневшей дороге до… Впрочем, не было предела его доброте. Я старался отплатить тем же и так же безотказно выполнял все его просьбы – будь то изготовление силами личного состава типографии красивого поздравительного адреса, солидных книг-еженедельников, на обложке которых сусальным золотом под горячим прессом выдавливались фамилии их владельцев, и многим чем еще чисто полиграфическим, водившимся в типографии благодаря кипучей хозяйственной деятельности Шудры.
И в тот трудный для меня день партком мне не отказал:
– Будут трубы, но только не сегодня. Завтра пришлем «КамАЗ».
Николай Николаевич, услышав радостную весть, попросил, чтобы привезли не 150 м, а чуть больше, ну хотя бы полкилометра, ведь в штабе тыла тоже надо менять… Я, конечно, пообещал ему помочь, но только после окончания ремонта в нашей казарме. А то знаю я, этот «противолодочный» тыл, им бы все на дармовщинку, а зимой снега не выпросишь.
Когда гости ушли, я отправился в кабинет начальника типографии, чтобы уже в спокойной обстановке подвести итог нашему представлению. Мы оба были единодушны в оценке – спектакль удался, а финал вышел просто потрясающим. И все же…
– Степан Ефимович, я только одного не могу понять, откуда столько пара? Ну, парит у нас из подвала, воздух влажный, но не так же, как сегодня. Что случилось?
Степан Ефимович тяжело вздохнул:
– А сегодня вообще не парило. Но вы же сказали, что приведете ЧВС. Вот я взял ломик и сделал дырку в трубе побольше. Сам не ожидал, что столько пара навалит к нам. Ну ничего, сейчас чопом заткнем, а цех проветрим. И можно дальше работать.
Через два дня привезли трубы, пришли матросы с атомной подводной лодки ломать стены, чтобы протянуть теплотрассу уже не в подвале, а прямо через цеха. И было нам счастье в отдельно взятой казарме.
Сегодня я думаю, что от дальнейшего строительства светлого будущего наша партия отказалась потому, что труб у нее не хватило на все казармы в стране. А жаль.
Дарья Гармоненко 