Владимир Гундаров
Министр обороны СССР Дмитрий Устинов проверяет конспекты первоисточников на политзанятиях в группе мичманов. Фото Геннадия Дианова
Вернувшись с очередной учебной сессии в академии, ответственный редактор газеты 3-й флотилии подводных лодок «Океанская вахта» Владимир Калинин, о котором я как-то уже писал в «НВО», видимо по рекомендации своего преподавателя, тоже взялся за это увлекательное чтиво. Дальше – больше. Вошел во вкус изучения материалов очередного съезда КПСС, особенно той части, где говорилось о развитии критики и самокритики. «Острее, чем прежде, ощущается сейчас необходимость развития критики и самокритики, усиления борьбы с парадностью», – учил коммунистов и весь советский народ с трибуны XXVII съезда КПСС дорогой товарищ Михаил Сергеевич Горбачев.
ОСТРОЕ ОРУЖИЕ ЧЕВЭЭСА
Что-то, видимо, перемкнулось в голове редактора Калинина, потому что в каждом номере «Океанской вахты» стали печататься критические статьи, ставшие непременным атрибутом газеты подводников. Благо, что член военного совета (ЧВС) – начальник политотдела флотилии контр-адмирал Леонид Петрович Кучеров всячески поощрял это начинание. Правда, Калинину он поставил одно условие: ты можешь критиковать всех, невзирая на чины и звание. Исключение составляют только два человека – я и командующий флотилией. Таким образом, весь командный состав трех соединений атомных подводных лодок, тыла, ракетно-технической и торпедно-технической баз и плавучего ремонтного завода попал под меткий огонь «Океанской вахты», точнее – капитана 3 ранга Калинина. Руководители все были люди в высшей степени достойные, с большими звездами и даже «жучками» на погонах, то есть адмиралы. Но, как говорится, лес рубят – щепки летят. Единственная проблема возникла с нештатным цензором – начальником разведки флотилии, который грудью стоял на защите военной тайны. А она предписывала в течение года раскрывать в газете не более пяти капитанов 1 ранга, а об адмиралах вообще помалкивать. Выход из этого трудного положения нашелся быстро – вместо того чтобы писать, например, «В соединении, которым командует контр-адмирал Николай Сыч», Калинин писал: «В партийной организации, где на учете стоит коммунист Сыч…» Флотилия хоть и большая была, но все знали, что Николай Николаевич Сыч – начальник тыла.
Каждая публикация отправлялась по почте начальнику политотдела соединения с сопроводиловкой на типографском бланке, а в ней – черным по белому было напечатано, что начальник политотдела обязан дать ответ об устранении замечаний в течение пяти дней.
Чаще всего отвечать на критику в газете приходилось начальнику политотдела тыла и начальнику политотдела 19-й дивизии атомных подводных лодок капитану 1 ранга Анатолию Горбатову. Калинин даже не подозревал, как нервировали его статьи и особенно необходимость писать на них ответы Анатолия Ивановича. А Кучеров только руки потирал от удовольствия. Как настоящий коммунист он превратил газету в острое оружие борьбы с теми, кто ему не особенно нравился. Даже еще и подсказывал, на что обратить особое внимание. Однажды он посоветовал взять интервью у Сыча по какому-то важному тыловому вопросу. Готовое интервью Калинин показал Кучерову. Леонид Петрович одобрительно покивал головой, но при этом добавил: «Ты напиши еще вот что…» – и начал диктовать.
«Но Николай Николаевич этого не говорил», – попробовал возразить журналист. На что Леонид Петрович успокоительно ответил: «А пусть все думают, что он это сказал. А если у него будут претензии, ты его ко мне отправь, я ему объясню…»
Николай Николаевич молчал как сыч, поэтому отправлять его – ни к Кучерову, ни куда-либо в другое место – не потребовалось. Железной выдержки человек! Недаром был начальником тыла флотилии, а потом и всего Северного флота.
А вот у Анатолия Горбатова нервишки оказались послабее. Как-то после очередного выхода свежего номера газеты он позвонил Калинину. Начал разговор по-интеллигентному издалека: «Вы знаете, что сегодня ночью с «Байконура» запустили спутник в космос?» После такого вступления Калинин слегка припух: «Слышал». – «А как вы думаете, какая связь между мной и спутником?» Калинин совсем растерялся от такого тонкого вопроса: «Мне трудно судить, но может между вами какая-то телепатическая связь…» Умнее, конечно, трудно было ответить. «А какая связь между мной, – продолжал Горбатов – и неубранным урожаем в теплице нашего подсобного хозяйства, о котором вы вчера написали в газете?»
Редактор понял, что Горбатов сильно обиделся на критику. Но ведь Михаил Сергеевич учил, что на критику нельзя обижаться, поэтому редактор остался с твердым убеждением, что из них двоих он, конечно, прав, а у Горбатова, мягко говоря, просто нервы сдают.
Спустя месяц Горбатов вернулся к этой проблеме на совещании партийно-политического аппарата флотилии, мол, не умеют еще некоторые флотские журналисты писать по-настоящему глубокие, умные статьи.
Кучеров по-отечески мягко спросил начальника политотдела: «А вы-то сами хоть одну статью написали в газету? Нет? Вот когда напишите – тогда и будете критиковать, а пока что сядьте на свое место».
Поняв, что кавалерийским наскоком редактора ему не срубить, он решил его купить. Подослал своего пропагандиста (была такая должность в каждом политотделе), чтобы выяснить, чего же добивается Калинин. «Может быть, шило нужно? – Так это мы мигом…» – заботливо предложил пропагандист. Но от Калинина откупиться шилом было просто невозможно. Хотя бы потому, что сейф в его кабинете был забит канистрами с этим самым шилом – так на флоте называется спирт. Горбатову пришлось и дальше писать ответы на критические выступления газеты до тех пор, пока его не назначили заместителем начальника политотдела флотилии. Но об этом чуть позже. А сейчас самое время приступить к главному.
НЕЛЕГКИЙ ТРУД ЖУРНАЛИСТА
В базу вернулась с очередной боевой службы атомная подводная лодка, где замполитом был настолько бездарный человек, что даже его фамилию вряд ли кто сейчас вспомнит. Экипаж перешел с лодки в казарму. Как водится, редактор направил в расположение экипажа корреспондента-организатора газеты лейтенанта Вадима Массальского с редакционным заданием. Военный журналист должен был расспросить замполита о тех, кто отличился в походе, какие трудности стойко преодолевали моряки в море и как они успешно выполнили и перевыполнили социалистические обязательства, готовясь к достойной встрече очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, которой и был посвящен этот поход к берегам Америки с 16 баллистическими ракетами на борту, каждая из которых могла разнести в щепки три небольших американских городка ради победы социализма и защиты мира во всем мире.
Спустя полчаса Вадим вернулся с удрученным видом: «Замполит послал меня на …» Он назвал то место, куда так любят посылать друг друга моряки в минуты большой занятости. Для молодого офицера это было ошеломительное открытие. Да и на редактора оно произвело крайне неприятное впечатление. Такой грубости не позволял себе ни один начальник на флотилии даже к матросам-корреспондентам, а тут – лейтенант, к тому же по лицу видно, что культурный, воспитанный. Замполит просто напрашивался на неприятности.
«Напиши обо всем, что ты увидел в казарме», – дал новое задание офицеру редактор. И Вадим написал. Как офицеры подшивали белые подворотнички к матросским «слюнявчикам» (это такие теплые манишки, чтобы шея в стужу не мерзла под холодным бушлатом). Как хлоркой подписывали матросские тапочки. Как развешивали на спинках матросских коек ножные полотенца. Как притащили откуда-то новые столы и стулья. Как в ленинской комнате, в так называемом красном углу, который был до революции в каждой крестьянской избе местом для икон, водрузили на тумбу большой бюст нового идола. По словам офицеров, его принесли из кабинета начальника политотдела. Одним словом, в казарме кипела подготовка к важному событию. «Министр обороны приезжает, не до тебя», – сказал корреспонденту замполит.
На следующий день редактор понес чевээсу на утверждение сигнальный экземпляр свежего номера газеты. На второй полосе красовался большой материал лейтенанта Вадима Массальского под броским заголовком «Показуха». ЧВС оказался в этот день тоже чрезвычайно занят: «Не до газеты сейчас, покажи ее моему заместителю».
Заместителем начальника политотдела флотилии в те годы был замечательной души человек, настоящий коммунист, капитан 1 ранга Николай Иванович Капустин – дай бог ему здоровья и долгих лет жизни. Он один из немногих политработников, кто после 1991 года не расстался с партийным билетом.
Николай Иванович впервые в жизни видел еще ненапечатанную газету. Его внимание привлекли белые участки на листе. «Это что тут будет?» – «Здесь будут фотографии, мы их ставим в последнюю очередь, а подписи под ними уже набраны, вы их видите», – объяснил редактор. «Добро, печатай!» – разрешил Капустин.
Дело было в пятницу. В субботу, хоть и парко-хозяйственный день, но словно внутренний голос велел редактору оставаться дома. Ближе к обеду позвонил ответственный секретарь редакции старший лейтенант Саша Саввов, доложил: «Все нормально, матросы приборку закончили и сейчас собираются в увольнение. Еще приходил замполит лодки, о которой писал Вадим. Какой-то он весь взъерошенный, лицо у него красное. Сказал, что еще зайдет, чтобы морду редактору набить».
«Ага, значит, критика подействовала. Что ж, не зря потрудились в пятницу», – подумал Калинин.
КАЯТЬСЯ НИКОГДА НЕ ПОЗДНО
Утром в понедельник, в час, когда на всей флотилии жизнь замерла, а территория базы обезлюдела и только часовые у трапов подводных ракетоносцев несли вооруженную вахту, а во всех воинских частях начинались политзанятия, к редактору в кабинет ворвался тот самый замполит. За давностью лет уже трудно припомнить его бессвязную речь. Распаляясь все больше и больше, он высказывал какие-то претензии и к редактору, и к его бедным родителям, особенно к его матери. Чтобы не доводить дела до греха, Калинин, не поднимая телефонную трубку с рычажков аппарата, нажал кнопку прямого номера чевээса. Получилось, что Кучеров сначала выслушал тираду замполита, а потом уже спокойный доклад редактора: «Леонид Петрович, здесь капитан 1 ранга буянит, грозится до вас дойти, так я ему передам трубку, чтобы он мог высказаться». «Передай», – коротко бросил чевээс.
Побледневший замполит молча выслушал все, что ему было сказано в трубке. Аккуратно положил ее на телефонный аппарат. Каким-то придавленным голосом произнес: «Хорошо, когда вот так, запросто, в любое время можно позвонить начальнику». И тихо вышел из кабинета.
Спустя несколько часов из казарм, как тараканы, стали выползать на белый снег черные шинели подводников. Политзанятия закончились. В это время редактора посетил еще один гость. Это был начальник политотдела дивизии капитан 1 ранга Дмитрий Макрушин. Красавец мужчина, высокообразованный, интеллигентный офицер. К прискорбию, не все его подчиненные были такими же умными, как он. Его интересовало, каким образом на странице газеты появилась статья «Показуха». Калинин рассказал всю историю от начала до конца. Дмитрий Александрович тяжело вздохнул: «Да, нехорошо получилось. Ведь это Кучеров приказал мне подготовить помещение экипажа для показа министру обороны».
Калинин почувствовал, как земная твердь под его креслом качнулась и разверзлась, и он вместе с креслом начал погружаться на дно Мариинской впадины.
После обеда Массальский доложил редактору: «Меня вызывает чевээс». Калинин решил: надо идти с лейтенантом – будь что будет.
Всегда спокойное лицо Кучерова, смотревшего на мир умиротворенными глазами человека, добившегося всего, о чем он мечтал, в этот раз напоминало закипающее в кастрюле молоко. «Кто вам позволил порочить честное имя коммунистов?!» – начал он отеческую беседу, обращаясь к Массальскому. Калинину пришлось сказать, что Массальский выполнял его приказ.
«Подождите за дверью», – как-то очень спокойно приказал чевээс Массальскому. И, уже обращаясь к Калинину, продолжал: «Зачем вы везде в статье писали: коммунист, коммунист, коммунист? Что, не могли назвать людей по воинскому званию?» – «Не мог, это требование директивы Генштаба – не раскрывать звания и должности старших офицеров». – «Нет, но вы понимаете, что в данном случае нельзя было делать упор на то, что коммунисты занимаются показухой. Вы понимаете, что вы порочите партию?..»
К счастью, обошлось без оргвыводов. Но Леонид Петрович на каждом совещании не уставал повторять, что редактор оказался политически незрелым коммунистом. Так продолжалось довольно долго.
Однажды Николай Иванович Капустин, испытывая к Калинину почти отцовские чувства, сказал ему: «Ты понимаешь, что Кучеров ждет от тебя покаяния?» «Как же мне каяться?» – недоуменно переспросил Калинин. «Вот будет совещание, он опять начнет о тебе говорить, а ты встань и признайся, что ты был не прав и осознал свою ошибку. И он – вот увидишь – от тебя отстанет».
Так все и случилось. Потому что коммунистам, как и глубоко верующим, можно было грешить, но потом – обязательно каяться. Один только Бог лишен такой прекрасной возможности. А у людей она есть, ведь мы не боги.
Дарья Гармоненко