0
11153
Газета Заметки на погонах Интернет-версия

23.05.2014 00:01:00

Кутеж по-флотски и экзамен по философии

Сергей Быстров

Об авторе: Сергей Иванович Быстров – капитан 1 ранга в отставке, военный журналист

Тэги: рассказы, воспоминания, флот


рассказы, воспоминания, флот Легкий крейсер «Александр Суворов» в дальнем походе. Фото с сайта www.navy.mil

Бывают друзья детства, с которыми впервые встречаешься далеко не в детские годы. Встретишься и почувствуешь, что лишь ряд случайностей помешал этой дружбе завязаться в босоногие времена. Жизнь же давно обоих поставила рядом, давно предназначила друг для друга: столько общего, столько удовольствия от общения и столько единых взглядов на будущее, на то, что сегодня вокруг.

ЗНАКОМСТВО

Во Владивостоке мой однокашник по училищу, служивший начальником клуба на крейсере «Александр Суворов», как-то привел в редакцию флотской газеты «Боевая вахта», где я, еще лейтенант, служил корреспондентом комсомольского отдела, своего сослуживца – молодого, стройного во франтоватом белом кителе с золочеными пуговицами и хрипловатым голосом старшего лейтенанта. Старший лейтенант вежливо-непринужденно оглядел наш кабинет, ловко метнул фуражку на крюк пустовавшей вешалки:

– Теперь буду знать, откуда исходит угроза флоту!

И представился:

– Командир второй башни главного калибра Александр Кибкало.

На днях наша флотская газета покритиковала крейсер. И кончики пальцев кольнуло – неужели что-нибудь напутали? Но в безмятежном взгляде старшего лейтенанта, сквозь прищуренные веки играло любопытство, интерес и доброта.

– Саша у нас пишет, – поторопился рассеять настороженность мой однокашник Витя Михаилов. – Правда, диссертацию по использованию классической корабельной артиллерии в современном бою. Но может и что-то попроще, для газеты.

Кибкало удовлетворенно кивнул. Потом он действительно много писал и печатался, а диссертация его так и осталась в стадии обрастания материалом, потому что Сан Саныч, как его величали с юных лет, в любом деле более всего любил эффектное начало и начинал очень многое, но только дела службы ему удавалось доводить до конца.

Витя исчез, так как сошел с корабля без спроса, а Кибкало, ради посещения редакции получивший «добро» на полноценный сход, предложил отпраздновать наше знакомство и как следует кутнуть. Оказалось, что у нас одинаковое представление о кутеже. И потому мы отправились в овощные лавки.

Во Владивостоке стояла трогательная южная осень. Когда первые листья стыдливо и нечаянно падают на еще чистый асфальт, когда Тихий океан выливает все дожди на Японию, щадя промоченный за лето город, и ровное тепло дня остается таким же ночью, прихватывая несколько градусов в долг у прогревшихся чуть ли не до дна заливов.

Угощал Кибкало. Оказалось, что это одно из его любимейших занятий в жизни.

– У тебя семья, я – холостяк. Не набивать же мне деньгами подушку, когда госбанк их с нетерпением ждет назад.

Мы купили огромный вьетнамский арбуз и несколько килограммов винограда. Дотащили до квартиры, которую мы с женой и маленьким сыном снимали на Мысе Чуркина, и все съели в полчаса. Устав и осоловев, а потом вдосталь наговорившись, мы поняли, что вместе подняли парус, под которым отныне нам всю жизнь оставшуюся вместе ходить:

– Приглашаю завтра в гости!

– Куда?

– На корабль, – естественно ответил мой друг-холостяк. – Moй дом – твой дом!

И действительно, если становился когда-либо моим домом корабль, так потому, что для Кибкало он был домом всегда.

«ОКЕАН»

Впервые это случилось в 1970 году. Крейсер «Александр Суворов», участвуя в маневрах. «Океан», вышел в Филиппинское море. Двенадцатая каюта, расположенная в надстройке на верхней палубе по левому борту, была определена под пресс-центр. Ha самой престижной – нижней – койке обосновался ветеран нашей флотской газеты «Боевая вахта» капитан 2 ранга Евгений Балихин, любивший тщательно мыться по утрам, делать гимнастику и что-нибудь стирать. В остальное время он пропадал на командном пункте, принося известия о взаимоухищрениях «красных» и «синих», иногда что-то пописывал, передавая радиотелеграфом в газету, и наконец, поучал нас с Олегом Бароновым образу жизни на корабле и прочим, на его взгляд, необходимым вещам.

Олег Баронов, тогда еще капитан 2 ранга, был представителем центральной прессы – самый солидный по должности среди нас офицер. Но солидностью своей пользоваться не умел и не любил. За многие послевоенные годы он так и не выучился обстоятельно объяснять, за что его, штурманского электрика, воевавшего на подводной лодке «К-52» под командованием известного советского подводника Героя Советского Союза Ивана Травкина, наградили в восемнадцать лет орденом Отечественной войны II степени. И вообще он больше любил свою медаль Ушакова, потому что «вся она из себя морская, с якорем и цепочкой» производила притягательное воздействие на девчонок. Особенно на танцах.

Войну он закончил совсем мальчишкой и почти таким же сохранился чуть ли не на всю жизнь. По крайней мере до 1970 года – точно. На корабле не его остерегались как корреспондента «Красной звезды» на Тихоокеанском флоте, а Барончик избегал начальства. Не он собирал информацию, а ему ее навязывали. Баронов сразу полез на «второй этаж» в каюте, чтобы не связываться с Балихиным и потому, что никак не мог вписаться в корабельный распорядок, согласно которому побудка производилась раньше, чем ее в деревне объявляют петухи.

В мое распоряжение крейсерский шкипер выделил раскладушку, и я, старший лейтенант, волей-неволей вынужден был, дабы не загромождать каюту, позже всех ложиться и раньше всех вставать. У меня, правда, была возможность досыпать свое в каюте друга. Но Сан Саныч, как положено на артиллерийских крейсерах, квартировал на броневой палубе в каюте № 33, рядом с дымовой трубой котлов первого эшелона. Но если в бою там, под прикрытием брони, довольно безопасно, если в умеренных широтах да еще зимой там офицеры щеголяют в легкой одежде, то в тропических водах каюта 33, как и все остальные на «лейтенантском» этаже корабля, очень походила, если не на ад, то на чистилище. И старший лейтенант Кибкало заскакивал в нее, только чтобы сменить рубашку.

И все-таки меня в эту каюту тянуло – в каюту нашей молодости. В ней с момента знакомства мы строили свои планы на будущее. При этом почему-то географически они сходились на Москве.

– Сережа! – загорался Кибкало. – Представляешь, мы приедем в Белокаменную! Ты – в «Красную звезду», я – в Главный штаб. Организуем кутеж, каких еще не знавали. Будем пить только «Наполеон». А остатками вымоем ноги. Николай II себе такого не позволял. А мы – позволим!..

В этой каюте мы принимали самые смелые решения:

– Сережа, сдаем кандидатский минимум по философии. Ленин написал свою первую работу в 24 года. Маркс в 25 уже был младогегельянцем. Пора!

– Какой минимум без подготовки?

– Вот именно ми-ни-мум. Это же не максимум! Я все прощупал. В следующую пятницу в 15 часов встречаемся в университете.

На кафедре философии Дальневосточного государственного университета были несколько удивлены двум флотским офицерам, заявившимся за пять минут до экзамена и пожелавшим сдавать кандидатский минимум.

– Попробуйте, – с усмешкой сказала секретарь комиссии, предложив на выбор конверты с билетами.

– Как боевые офицеры, просим выбрать с трех попыток! – озорно глянул на нее Саня. – Вот если бы вы позволили выбрать вас, я это сделал бы сразу, с первой.

Секретарша зарделась от такого комплимента.

– Ну что с вами сделаешь, выбирайте, но…

– Все понятно! «Но» будет после экзамена!

– Все в порядке, – шепнул Кибкало, когда мы уселись за единственный свободный стол в аудитории, заполненной, с нашей точки зрения, какими-то хилыми и невзрачными людьми разных возрастов.

– С билетом?

– И с билетом, и с аудиторией. Одни деды. На их фоне с нашей свежей памятью делать будет нечего!

Комиссия ждала долго. Дольше, чем требовали приличия. Но желающих начать не появлялось. Наконец молодой, но сердитый доцент или профессор пробубнил:

– Кто осмелится первым – на балл выше.

Мы тут же вскинули руки. И с тех пор у нас без надобности, но хранятся протоколы сдачи кандидатского минимума с итоговой по трем вопросам отличной оценкой.

КЛАССИКА НЕ БЬЕТСЯ!

В каюте 33 Кибкало приобщал меня к музыке. У него в водонепроницаемом цинковом ящике из-под снарядов битком были напиханы виниловые диски с классической музыкой. Товарищи, зная его слабость, перед походом в Гвинею подарили Сан Санычу кипу пластинок. Где-то в Бискайском заливе ночью, во время качки, они грохнулись на палубу из раскрывшегося шкафа. Каюта вздрогнула от соленого фольклора Кибкало, взлетевшего со своей постели. Но тут же озарилась его восторгом:

– Вот что значит классика: все выдерживает! – Пластинки не разбились.

В каюте 33 проигрывателя не было, и вообще его тогда не было у Кибкало. Это уже обзаведясь семьей, хозяйством, он стал покупать дорогие «вертушки» и мучить гостей любимым «Реквиемом» Берлиоза в исполнении 200 музыкантов и четырехсотголосого хора, включая на полную мощность. На крейсере же он только показывал пластинки и вдохновенно вещал историю создания и исполнения лучших мировых сочинений. Вскоре я понял, что и сам он при этом искусно, даже виртуозно сочинял. Не потому, что не знал и врал, а потому, что не терпел сюжетную незаконченность, незавершенность жизни.

На «Александре Суворове» навсегда осталась его скрипка в обшарпанном, как корабль после шторма, футляре. Приходили еще два лейтенанта из соседних кают. Один с мандолиной, второй с баяном. Играли «Коробейники», потом все, что попросишь, и «Коробейниками» заканчивали.

В каюте 33 я услышал первые кибкаловы байки, которые на флоте редко кто так рассказывает. И самое удивительное, что в компаниях, когда Саня пускался во флотский «треп», я слышал некоторые истории от него не в первый раз, но всегда с удовольствием, потому что каждый раз он их рассказывал по-новому, забывая детали и импровизируя еще более совершенно.

Так вот о нашем походе в Филиппинское море. За чуть ли не месячное плавание я видел Сашу всего десяток раз. И понял, что не сочинял мне однажды матрос, рассказывая, как под конец службы он впервые встретился с земляком, с которым, оказывается, проплавал в одном экипаже два года. Так бывает трудно свидеться людям на одном корабле.

Почти всякий раз встреча начиналась с того, что Сан Саныч неожиданно и с каким-нибудь съедобным сюрпризом появлялся в нашей каюте. К радости всех ее обитателей, так как он в первое же знакомство сумел очаровать и въедливого Балихина и добродушного Баронова. Я долго удивлялся, как это ловко получается контактность у Кибкало. И только через годы понял, что у него на это талант. И достаточно хоть раз ему где-то побывать, чтобы потом его всегда вспоминали, несмотря на недостатки, которыми Саня, как любой полноценный человек, не обижен.

Через год после его вояжа в Африку оттуда вернулся другой корабль. Знакомые говорили, что везде упоминание о Кибкало вызывало лирический восторг. Если Сан Санычу случится заехать на ВАЗ – он будет желанный гость у кадровиков, приезжавших к нему на флот агитировать матросов после окончания службы собирать «Жигули». Бывший командир другого крейсера, «Александр Невский», на котором Кибкало служил старпомом, а впоследствии начальник Центрального спортивного клуба ВМФ капитан 1 ранга Жахалов, человек четкий, жесткий и не любящий менять формулировок, о Кибкало всегда говорил: Саня – уни-и-кальный человек! Отдыхая на юге, Сан Саныч в первый же вечер стал другом директора дегустационного зала. Поехал покупать в горы сухое вино – хозяин-грузин после этого каждый год приглашал его в гости.

Корабельные художества

Однажды, когда Кибкало служил старпомом на «Александре Невском» я, приехав в командировку на Северный флот, сразу же завернул на корабль к другу.

– Ты, как всегда, вовремя! У нас сегодня вернисаж.

– Где?

– На корабле.

– Какой?

– Мои художники выставляют свои работы. Я объявил для них конкурс на лучший портрет Александра Невского.

Картин было десятка полтора: на крейсере оказалось много художников. Когда старпом отбирал во флотском экипаже молодое пополнение, он узнал, что среди матросов есть выпускники художественного училища. Кибкало «выловил» всех художников, которые навсегда оставили свой след на этом корабле. В том числе и портретами Александра Невского, как мне сразу показалось, немало похожими на старпома.

Но это не самое неожиданное, чем подивил меня Сан Саныч в тот приезд. О «самом» он, наверное, и не рассказал бы, если бы я, открывая в его квартире шкаф в прихожей, дабы повесить шинель, не увидел расшитым серебром и золотом атласный халат и свисавшую с гвоздя чалму…



Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


В Совете Федерации остается 30 свободных мест

В Совете Федерации остается 30 свободных мест

Дарья Гармоненко

Иван Родин

Сенаторами РФ могли бы стать или отставники, или представители СВО-элиты

0
606
Россияне хотят мгновенного трудоустройства

Россияне хотят мгновенного трудоустройства

Анастасия Башкатова

Несмотря на дефицит кадров, в стране до сих пор есть застойная безработица

0
670
Перед Россией маячит перспектива топливного дефицита

Перед Россией маячит перспектива топливного дефицита

Ольга Соловьева

Производство бензина в стране сократилось на 7–14%

0
954
Обвиняемых в атаке на "Крокус" защищают несмотря на угрозы

Обвиняемых в атаке на "Крокус" защищают несмотря на угрозы

Екатерина Трифонова

Назначенные государством адвокаты попали под пропагандистскую раздачу

0
779

Другие новости