"Антилопа Гну" и ее "Пежо-Хейма"

Отечественные «уазики» можно увидеть в самых удаленных и недоступных для других автомобилей уголках планеты. Фото Брайана Харрингтона Спира

За несколько лет работы в Ливии мне пришлось поездить на многих машинах, начиная от отечественных «Жигулей» и «Волг», имевших обыкновение закипать в самые неподходящие моменты, до вполне лимузинистых иномарок. Но больше всего запомнились два авто.

«КРОКОДИЛ ГЕНА» НОМЕР 469

Один из них почти «убитый» по причине отсутствия «постоянного хозяина» УАЗ-469. Кто-то из наших прапорщиков-юмористов на свой вкус решил изменить его окрас. Вместо благородного защитно-зеленого цвета, какой обыкновенно носят наши военные вездеходы, он стал нежно-салатовым. Какими только названиями не нарекали наше транспортное средство: и «Крокодил Гена», и «Антилопа Гну», и еще множество других, не менее обидных. Мало того что аккумулятор дышал на ладан, время от времени на второй передаче заклинивало коробку.

Данное обстоятельство, впрочем, давало неоспоримое преимущество перед другими транспортными средствами, колесившими по улицам Триполи. Подъезжая на заклинившей коробке на скорости 20–25 км в час к очередному перекрестку (движение на них обычно было организовано по кругу против часовой стрелки), забитому машинами, салатовый монстр издавал такой невообразимый рев, что перед ним возникал свободный коридор. Зачарованные необыкновенным цветом и свирепым голосом двигателя, ливийцы уважительно расступались. Наш «уазик» с чувством собственного достоинства, подобно мощному ледоколу, рассекал дорожные торосы и удалялся к следующему перекрестку. В зеркало заднего вида было видно, как за «кормой» снова смыкаются машины.

Другим транспортным средством стало «Пежо-404» в грузо-пассажирском варианте, проще говоря, пикап цвета пасмурного неба, затянутого свинцовыми облаками. Для ливийских крестьян, феллахов, это была самая настоящая рабочая лошадка. На ней они возили на городские рынки продукты своего труда: картошку, зелень, финики, апельсины. На металлический кузов крепился каркас и натягивался тент. Не лишенные чувства юмора горожане снисходительно назвали машину «Хейма», что означает «палатка», «тент». Другое шуточное название машины звучало по-арабски как «арбамиа уа щаджара», что означает «четыреста и дерево» и отражало слабые водительские навыки крестьян, часто терявшихся в сутолоке городского движения и попадавших из-за этого в аварии.

Сначала предполагалось, что на этом чуде французского автопрома будут возить разные хозяйственные грузы, но поскольку аппарат старшего группы советских военных специалистов в Джамахирии (то есть государство масс; официально Ливия называлась тогда Социалистическая Народная Ливийская Арабская Джамахирия. – прим. автора) по мере развития военно-технического сотрудничества быстро рос и машин на всех не хватало, эту машину пришлось делить нам с Алексеем Ковалевым, моим напарником по работе в аппарате. Ездить по делам нам приходилось как в главное командование, различные штабы, ведомства, так и в наше посольство и консульство.

Недаром говорят: по одежке встречают… За рубежом встречают еще и по той машине, на которой ездишь. Согласитесь, вид человека в галстуке и с атташе-кейсом в руках, входящего в посольство великой державы, не очень вяжется с машиной, на которой феллахи возят свой товар на рынок. Очень скоро местные лавочники, державшие свои магазинчики возле нашего посольства, стали встречать нас не очень приятными шутками.

– Эй, феллах, почем огурцы, а лук? – хохотали ливийцы. – А когда дыни привезете?

Мы понимали, что никакого злорадства, специального желания унизить нас в том не было. Ливийцы просто «прикалывались» потому, что на самом деле было смешно, но нам было неприятно и за державу обидно. Несколько раз мы пытались объяснить начальству, что хорошо бы подыскать машину более подходящую, потому как за державу обидно. В конце концов, нам дали другую. «Пежо-504», седан с «блатными номерами», на которых черным по-белому арабской вязью было выведено «аль-марасим аль аскярийя», что указывало на принадлежность к военно-протокольному управлению. По статусу, конечно, те номера не дотягивали до наших отечественных мигалок, но тоже выручали в иных ситуациях.

ОДНАЖДЫ В БЕНГАЗИ

Месяца за два до окончания моей ливийской командировки я попал в аварию. Произошло это в Бенгази, считавшемся второй столицей Ливии. Было раннее утро пятницы, когда мусульмане наслаждаются выходным днем и не спешат покидать постель. Мы рассчитывали побыстрее выбраться из паутины частых и узких улочек и переулков, пока они были еще пусты, на шоссе, ведущее в Тобрук. На одном из перекрестков почувствовали удар, лязг металла, и сразу же панорама перед рулем резко поехала вправо. Первая мысль: не вспыхнет ли бензобак, не пострадал ли кто на заднем сиденье (нас было пятеро в просторном японском «Датсуне-240»), не соберу ли в гармошку плотно припаркованные машины.

К счастью, от удара никто не пострадал, бензобак не взорвался, а наша машина, развернувшись на 180 градусов, вполне удачно вписалась в улочку, куда я должен был въехать передом, а въехал задом, зато никого не зацепив. Нашим «обидчиком» оказался молодой парнишка лет восемнадцати, который куда-то вез двух своих сестер на крохотной «Хонде». Никто из них тоже, к счастью, не получил никаких травм.

Несмотря на ранний час, откуда-то почти сразу нарисовался полицейский и, не особенно напрягаясь, вынес вердикт. Виноватым в ДПТ был признан местный житель. Во-первых, он должен был пропустить помеху справа, во-вторых, вполне мог чуть довернуть руль вправо, что позволило бы нам разъехаться, не «поцеловавшись». Но юноша по неопытности растерялся и стал крутить баранку влево, о чем говорили следы колес на асфальте. Хорошо еще, что удар пришелся не под прямым углом, а как бы немного вскользь, вдогон.

Казалось бы, мы могли ехать дальше, тем более наше авто оказалось вполне на ходу, хоть и получило травму в арку над задним колесом. Но судьба делает порою такие кульбиты…

Я не успел и глазом моргнуть, как к местному гаишнику подскочил ливийский юноша и стал что-то быстро говорить стражу порядка в ухо, отчаянно жестикулируя.

– Так вы оказывается иностранцы, русские? – подняв брови, обратился ко мне на глазах посуровевший сержант и снова погрузился в изучение моих водительских прав. – О-о-о, так у вас, мистер, и права просрочены.

Срок действия моего водительского удостоверения действительно закончился за пару недель до аварии. Продлевать их я не стал, поскольку командировка заканчивалась, и терять день, а то и два на бюрократическую процедуру не хотелось. Если бы знать, где упадешь…

Я понимал, что попал на крупную сумму. Запчасти и ремонт в ливийских мастерских тянули, по грубым прикидкам, на полугодовую зарплату. Кто-то из моих спутников посоветовал съездить к болгарам, которые в то время полностью оправдывали звание «братушек». Многие болгарские строительные организации сумели пробиться на ливийский строительный рынок и закрепиться на нем именно благодаря СССР, выбравшему их в качестве субподрядчика. Они выполняли общестроительные работы на десятках объектов, создаваемых Советским Союзом в Ливии. Да и мне нередко приходилось то переводить нашим друзьям по соцлагерю на переговорах с ливийцами, то извлекать из полиции их работяг, попавшихся на сбыте самогона. Однажды даже пришлось учить трех болгар заполнять анкеты на арабском языке. Со своими арабистами у «братушек» была напряженка, их катастрофически не хватало. Поэтому проблем договориться насчет ремонта не возникло.

Кое-какие детали я купил за свои деньги, а болгарские мастеровые очень прилично и главное – совершенно бесплатно – все установили, отрихтовали, отшпаклевали и покрасили. Казалось, фортуна снова улыбалась мне. Но в последний день отец того ливийского парня с родственниками явились в болгарскую мастерскую, придрались к какой-то мелочи и забраковали всю работу. Они заявили, что забирают машину и будут ремонтировать свое авто в местной мастерской, а мне придется потом оплатить все по счету. Было ясно, как божий день, меня хотели «развести», на халяву срубить побольше деньжат.

Искать правды в суде было наивно. Надо было срочно подключать к делу кого-то из местных военных. Когда до отъезда домой оставалось дней десять, меня вызвал к себе уполномоченный ГТУ ГКЭС в Ливии

– Сегодня же вылетай в Бенгази к майору Каддафи, – сказал он мне. – Делай там, что хочешь, хоть горы золотые обещай, но до своего отъезда ты должен решить эту проблему.

Не знаю точно, был ли майор Каддафи близким или дальним родственником лидера ливийской революции, или просто его однофамильцем, выходцем из одного племени. Да это уже не имело большого значения. Зато майор Каддафи был ответственным за создание в Ливии двух очень важных для вооруженных сил ремонтных заводов. И как человек ответственный, но не очень сведущий в делах строительных и организационных, он горел желанием уже через неделю, максимум через месяц, видеть оба завода построенными и готовыми к эксплуатации. Такие мелочи, как заключение контрактов, изыскательские работы, проектирование и утверждение проекта, оформление документов, поставка и наладка оборудования, командирование и размещение специалистов и все прочее его не интересовало. Слышать о том, что даже при самом благоприятном раскладе заводы можно построить года через три-четыре, он не хотел.

Меня несло как Остапа. Я живописал, как очень скоро на пустыре за окнами кабинета начнут расти заводские корпуса, как сюда со всей Ливии, а потом, возможно, и из большей части Африки начнут свозить требующую ремонта технику. Лицо майора сияло как у ребенка, которому вместо надоевшей манной каши дали шоколадку. В конце длинного разговора я как бы вскользь рассказал о приключившейся со мной неприятности и вероломстве хозяев автомобиля.

На хлопок в ладоши в кабинет вошел помощник в гражданской одежде, очевидно, мухабаратчик (сотрудник спецслужбы, – прим. автора). Майор начал что-то ему быстро говорить. Тот только кивал головой и время от времени повторял: «Хадыр, эфенди» (Да, господин) и потом так же бесшумно исчез за дверью.

– Кстати, сколько лет тому парню? – спросил меня майор.

– Лет восемнадцать.

– Очень хорошо. Мы призовем его в армию, направим в Чад, где идет война, а там его скорее всего убьют.

Я совсем не ожидал такого поворота и попытался было попросить не поступать так жестоко с молодым парнем.

– Вопрос решен, – прервал меня майор, давая понять, что разговор окончен. – Об этом больше не беспокойся.

Видит Бог, я не хотел ничьей крови. Но на Востоке свои законы, свои понятия о справедливости.

Через неделю я улетал в Москву. Не знаю, что случилось потом с тем парнем, призвали ли его в армию, послали ли в Чад, но по поводу нового ремонта никто больше к нам в офис не звонил.