Сергей Шаргунов Жующие рты гудят: "инфантил", "вечный тинейджер", изредка из отхлебывающей глотки выскользнет: "Искренний все же!" И тут же поправятся: "По-подростковому, конечно".
Нет, не подросток. И не искренний. Просто ведает тайну искусства, связанную с наивностью. Здесь высокий примитив "лианозовской школы", поэта Кропивницкого┘ "Поэзия должна быть глуповата". Зато в простом русле возможны самые игривые и пенные волны, любые стилистические повороты, что и демонстрирует нам Лимонов, если вчитаться.
Кто-то полагает, что он проживает свои тексты, стремясь очутиться в центре безумных событий, а значит, и новых книг. На деле же это про него Бабель подметил: "Скандалит за письменным столом". Не солнечно-мускулистый Супермен. Нет, книжно лопочет, разглядывая нервные руки. Недаром снискал в каземате прозвище "академик". И события он умышленно приукрашивает, из пальца высасывая интригу, придавая банальной текучке романтический блеск. И книги его - памятники неискренности! Не животные вопли, а искусные позы. Впрочем, на то литература и дана, чтобы вымысел был правдоподобен. И вообще, сознательная игра достойнее глупой честности, ибо не по лжи, по главному счету жить нельзя, не по лжи можно только НЕ жить - экзистенциальная истина!
Но сегодня речь о воистину "нон-фикшне". Тяжело, больно и конкретно. Над старцем в кандалах многие - кто явно, кто исподтишка - потешаются. Второй год мучений Эдуарда с его сердечными перебоями и хрупкими костями и идеями┘ Круглосуточные сокамерники и надсмотрщики - и их "понятия". На воле - стеб┘
Мне было 16, когда нас познакомили. Шел я по скользким улицам и наткнулся на толпу. Под дождем и красным листопадом они подпрыгивали и кричали. В толпе заметил знакомое лицо, парень-студент. Я сказал: "Здорово. Познакомь с Лимоновым". Парень приник к бледному уху┘ Обладатель уха, человек в черном, блеснув черным, сырым от дождя перстнем, повернулся: "Кто такой? Бывал у нас на собраниях? Нет? Не буду знакомиться". Я пожал плечами и уже собирался двинуть дальше в свой одинокий путь. Но тут в небе раскололся осенний гром, Лимонов дрогнул бровью и сам подошел. Быстрый неприветливый разговор.
Правда, странные нити связывают нас. Например, он был у меня, кудрявый, улыбался на пороге квартиры, когда я еще не родился, а он не эмигрировал еще. Он провожал к моим родителям милую Анастасию Цветаеву. А мой отец знал Анну Рубинштейн, первую лимоновскую жену, позднее повесившуюся, она плакала, слала исповедальные письма в громадных конвертах... Чернила на тех конвертах были расплывчаты от ее разъедающих слез.
Сжить неугодного со света хотят сегодня служки системы, все эти "государственнички". Они живут в мире насекомых. Посматривают на седого человека в серой клетке, как на паучка в паутине┘ Посматривая, презирают.
Правильно, Лимонов - он же не царственная моль какая-нибудь. Экзотичный "паук" Лимонов ядовито опасен.
Летом, когда я впервые побывал в Саратове, ко мне уже подходили. Хмельной, в жаре, я таскал нудного чекиста за собой и стыдил его перед старушками, торговавшими семечками: "Вот он, ваш кровопивец!" Потом он ждал меня у сортира и сторожил мой саквояж.
...Идем с ним мимо замерзшей Волги. Снежок под сапогами. Пар надо льдом. Дым над шашлычной. "Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино", - хриплая песенка из динамика. Мой спутник подсвистывает. "Креветке┘ - думаю я, ожесточенно вытаптывая снег. - Креветке вы могли бы служить┘"
22 февраля у Эдуарда как бы праздник. Исполнилась старость.
Саратов. Ул. Кутякова, дом 107. Изолятор 64/1.
Поздравляю Вас с днем рождения.
Желаю всяческих свобод!
Дарья Гармоненко 
