0
4427
Газета Персона Интернет-версия

05.10.2017 00:01:00

Литература и китообразные

Тэги: новый мир, фантастика, стругацкие, гроссман, тверь, россия, москва, петербург, франция, германия, наука, биология, перевод, пелевин, сорокин, поэзия, феминизм


«новый мир», фантастика, стругацкие, гроссман, тверь, россия, москва, петербург, франция, германия, наука, биология, перевод, пелевин, сорокин, поэзия, феминизм Мария Галина: «Стругацких мы сейчас цитируем и исследуем больше, чем Гроссмана». Кадр из фильма Андрея Тарковского «Сталкер». 1979

Мария Галина авторитетна как в жанровой, так и в «большой» литературе. Ее фантастику называют высокохудожественной, а переводы англоязычной фантастики – едва ли не образцовыми. О культурных связях России и Украины, разнице между мейнстримом и фантастикой и критике с Марией ГАЛИНОЙ поговорил Владимир КОРКУНОВ.


– Мария Семеновна, вы родились в Калинине, но практически сразу переехали в Украину. Связь с малой родиной поддерживаете?

– Я уехала (точнее, меня увезли) из Калинина, когда мне было два года, но какие-то картинки все равно запомнились, и он мне не чужой. Когда я приехала туда после долгого перерыва, он опять стал Тверью, и какие-то места (набережную, главную улицу, кинотеатр) я узнавала. По-моему, это хороший город, и, когда меня позвали на фестиваль «Из Калинина в Тверь», с удовольствием поехала. И на книжную ярмарку в Центральной библиотеке приезжала. Я вообще очень люблю ландшафты с большой водой, это то, чего в Москве не хватает. Ну и чем ближе к Питеру, по-моему, тем приятней.

– А когда поняли, что без литературы никуда? В годы одесской юности?

– Все это слишком пафосно. Есть вещи, которые делаешь лучше, чем какие-то другие. Этим и надо заниматься.

– Полилог между Россией и Украиной дал трещину. Восстановить его реально?

– Я бы применила слово «диалог», и да, после такого грубого вмешательства России во внутренние дела соседней страны отношение к России и русской культуре гораздо напряженнее, чем до зимы 2014 года, когда культурное пространство двух стран было чуть ли не одним целым (русские книги рецензировались украинскими обозревателями и лежали на прилавках украинских магазинов, русских интеллектуалов принимали очень хорошо и т.п.). Но диалог не совсем иссяк – связи, в основном личные, остались, и люди с обеих сторон стараются сохранить то, что еще можно сохранить. Существует практика взаимных переводов (бескорыстная совершенно), в частности, только за последний год вышли две книжки стихов Сергея Жадана на русском, у меня в Украине вышел роман в украинском переводе и так далее… Но чтобы диалог полностью восстановился, нужны несколько поколений мирной жизни. Франция и Германия не раз воевали…

– Литературную Украину, на ваш взгляд, можно назвать страной свободы?

– Да. Хотя на ввоз литературы из России в коммерческих количествах сейчас существуют определенные ограничения. И да, за эти три года украинское книгоиздание заметно продвинулось, в том числе и там, где это касается переводной литературы. Назову только недавний очень интересный проект «Украина читает Лема»…

– Критик и поэт Людмила Вязмитинова ради литературы отказалась от карьеры инженера. Вы тоже оставили науку – биологию…

– Останься я биологом, я была бы одной из многих, довольно средним специалистом. К тому же наука сейчас здесь, мягко говоря, не в числе приоритетов, а на Западе по специальности я работать не хотела, сейчас не знаю, было ли это ошибкой. Я не была сильно увлечена наукой. Все-таки я по склонностям больше гуманитарий, но даже на излете советского времени должность научного работника давала такую свободу, которая другим профессиям и не снилась, к тому же перед биологом открывалась возможность путешествий, а я очень люблю ездить. Но иногда я завидую тем, кто до сих пор занимается биологией, например поэту Павлу Гольдину, специалисту по китообразным. Это прекрасная область науки, особенно если твое занятие не связано с опытами, которые приводят к гибели объекта.

– Вы одинаково успешны и в жанровой, и в толстожурнальной литературе. Наверное, совмещать подходы – задача непростая. Как вам это удается?

– Да никак, я просто пишу то, что мне нравится и интересно. В любом случае интересно еще и решать формальные задачи, а не только рассказывать какую-то историю, а формальные задачи – это уже по ведомству толстых журналов.

– Фантастику многие отправляют в гетто жанровой литературы. Ставят на место?

– Границы между мейнстримом и фантастикой нет. Во всяком случае, она очень размыта. Чисто жанровые тексты никакой другой задачи, кроме как развлечь читателя, вроде бы не имеют, но иногда поднимаются до уровня обобщения, притчи – тогда они занимают свое место в «большой литературе», хотя в большинстве своем весь жанровый, коммерческий массив вторичен. С другой стороны, почти весь массив «реалистической» литературы тоже новизной не блещет, и Стругацких мы сейчас цитируем (да и исследуем, изучаем) больше, чем, скажем, «Жизнь и судьбу» Гроссмана, как бы это вызывающе ни звучало. В литературе остается либо совершенно новое слово, новый прием, либо символ, притча... Неприятие фантастики как жанра, по-моему, снобизм, и те, кто его демонстрирует шумно и открыто, вполне могут, стыдясь этого увлечения, перед сном читать что-нибудь эдакое про звездные войны.

– Вы признанный автор в жанре фантастики. Ваши романы выходят солидными по нынешним меркам тиражами. Вы переводите зарубежных фантастов. О вас восторженно пишут в том же «Мире фантастики» и других профильных изданиях. Что же вас держит в редакции толстого литературного журнала?

– Мне нравятся люди, с которыми я работаю, и нравится делать журнал. Это такой квест, на выходе в результате совместных усилий получается нечто законченное. Ну, и, мне кажется, добрые дела идут в карму (поскольку мы и правда работаем почти бескорыстно). К тому же вокруг  толстых журналов до сих пор существует некий культурный ореол, то есть  это почетно. И да, зарплаты в журналах очень маленькие, так что я еще и «немножечко шью», то есть подрабатываю переводами.

– Российская фантастика востребована в мире?

– Я не занималась специально этим вопросом, но скорее нет, чем да. Что-то переводят в Польше, что-то в Германии. В англоязычном мире, насколько мне известно, неплохо знают Глуховского (цикл про «Метро»). Если считать Пелевина и Сорокина фантастикой, то да, востребована.

– Качественная проза, на ваш взгляд – это…

– Как мне кажется, она должна каждый раз решать какую-то новую задачу (любую – смысловую, стилистическую, художественную в целом). И читатель должен понимать, что автор выкладывается, работает на пределе своих возможностей. Вроде бы это трудно уловить, но каким-то образом ощущается…

– Ваш последний роман «Автохтоны» балансирует на грани фантастики и реальности. На мой взгляд, жанровость романа – не более чем ширма. И проза ваша ориентирована не на типичного читателя фантастики. То есть она шире субкультуры. Какой читатель важен именно вам?

– Меня вполне устроит читатель фантастики. Более вовлеченных и неравнодушных читателей я не знаю. Но если меня будут читать просто неглупые люди, то и хорошо. Тем более я бы не сказала, что этот роман жанровый. Он и издательством позиционировался как внежанровый. Но элементы жанра там есть, конечно.

– В одном из интервью главный редактор журнала «Арион» Алексей Алёхин уверял, что именно он «открыл» вас как поэта. Поэтическое высказывание для вас не менее важно, чем прозаическое?

– Я очень благодарна «Ариону». Это первый наш поэтический журнал, и Алехин действительно опубликовал большую подборку моих стихов, а потом выпустил первую солидную поэтическую книгу, и с этого началась, скажем так, моя поэтическая карьера. Но в 1991-м меня уже «открыла» «Юность». Правда, тогда было не до стихов и все это как-то кануло во мрак. Хватает ли времени для написания стихов? Написание стихов не требует времени, требует некоего душевного и умственного усилия, которое дается лично мне довольно трудно, но вроде новая книжка стихов готова и ждет публикации. Из суеверия не скажу где.

– На одном из форумов молодых писателей в Липках  главный редактор «Нового мира» Андрей Василевский прямо заявил: «Не присылайте стихи в «Новый мир», шансы на публикацию – призрачные». А в критическом разделе журнала как обстоят дела – требуются авторы?

– Да, требуются, но уровень критики в «НМ» высокий, и требуется еще и определенное профессиональное умение, профессиональный подход. В любом случае предложения приветствуются.

– Вы как-то опубликовали пост о низком уровне критических рецензий из самотека. И дали несколько дельных советов. Проблема остро стоит?

– Критика – жанр еще более безнадежный, чем проза и стихи. Все лавры достаются тому, о ком пишут, а не тому, кто пишет, и хотя известные критики есть, их можно пересчитать по пальцам. Тем не менее критика – важная составляющая литературы как таковой, и тут я бы обратила внимание на институт «непрофессиональной» критики, читательских отзывов на литературных форумах. Это новое и очень интересное явление.

– И наконец, неожиданный вопрос: ваше отношение к феминизму?

– Да никакое. Хотя не будь феминизма, женщин до сих пор не пускали бы в университеты.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Надежды на лучшее достигли в России исторического максимума

Надежды на лучшее достигли в России исторического максимума

Ольга Соловьева

Более 50% россиян ждут повышения качества жизни через несколько лет

0
933
Зюганов требует не заколачивать Мавзолей фанерками

Зюганов требует не заколачивать Мавзолей фанерками

Дарья Гармоненко

Иван Родин

Стилистика традиционного обращения КПРФ к президенту в этом году ужесточилась

0
1034
Доллар стал средством политического шантажа

Доллар стал средством политического шантажа

Анастасия Башкатова

Китайским банкам пригрозили финансовой изоляцией за сотрудничество с Москвой

0
1311
Общественная опасность преступлений – дело субъективное

Общественная опасность преступлений – дело субъективное

Екатерина Трифонова

Конституционный суд подтвердил исключительность служителей Фемиды

0
923

Другие новости