Петит

ЦЕЛИТЕЛЬНАЯ ЦЕЛИНА ЦЕЛИ

Борис Гринберг. Ас реверсА. – М.: Вест-Консалтинг, 2008. – 176 с.

Максим Кантор в «Учебнике рисования» утверждал: «Не возможно же, в самом деле, вчитаться в квадрат и получить на другой день больше знаний о нем, нежели при первой встрече». Я как-то провел эксперимент. На протяжении нескольких дней «вчитывался» в висящий на стене «Черный квадрат» и записывал ассоциации: 1) бледная брюнетка в черном корсете; 2) ночное небо над снежной равниной; 3) дно гроба, обитого черным бархатом... Ну и так далее. Вскоре была исписана толстая тетрадь. Наоборот, сколько я ни пытался «вчитаться» в «Джоконду» великого Винчианца, я никак не мог получить об изображенной на картине женщине (с отталкивающей, на мой взгляд, внешностью) больше знаний, чем с первого взгляда.

Если вам ближе точка зрения Кантора, то стихи новосибирского поэта и драматурга Бориса Гринберга (р. 1962) – не для вас. Вы расцените их как предложение закусить рыбьими скелетами вместо воблы и пирожком из костной муки вместо сдобы. Вы решите, что это не стихи, а проволочные каркасы или выкидыши из абортария вдохновения.

Если же у вас есть интерес к геометричности слова, звуковой симметрии (более совершенной, чем силлабо-тоническая гармония), праязыку и сокровенной сущности речи, то стихи Гринберга станут для вас откровением - целительной целиной цели и сонмом снующих смыслов.

Больше всего в сборнике палиндромов: «Утоп в поту!», «Оглодан. Надолго», «Уже реже на манеже режу!», но затем Гринберг вырывается на простор совсем уж экзотических стихоформ: «Обида! Ад ибо!», «Нам азиатам/ намаз и атом!». А вот, например, стихотворение «Новая Джульета»: «Яд ругая,/ ушла я./ Я – другая,/ ушлая!» Есть «начально-концевые тавтограммы» (первая и последняя буква в каждом слове одна и та же): «Мельчаем мельком, мудрствуем, мудрим./ Моргаем мозгом, мыслим – мягким местом./ Мычим мессиям, мимоходом – месим./ Мстим мастерам, мешаем молодым┘» «Тавторгаммы-5» (первые пять букв в каждом слове совпадают): «Прости, проститутка,/ простимся просто./ Проставлюсь простецки,/ прострелим простынь./ Просторы простонут,/ простынут пространства┘»

А хотите узнать, почему иностранцы не любят кириллицу? Прочтите «гиперлипограмму» (в данном случае «моновокализм», то есть стихотворение с использованием всего одной гласной) Гринберга: «Спит пилигрим и видит тихий мир,/ Мир диких синих птиц и гибких лилий./ На липких лиц-личин, ни истин, ни причин,/ Ни лишних линий.// Кипит прилив прилипчив и криклив,/ Хрипит, лишившись пищи, хлипкий хищник,/ И жизнь кишит, лишь пилигрим притихший┘/ Спит пилигрим. Спи, пилигрим». Странно выглядит, не правда ли? Словно написано скандинавскими рунами. Ну а для глаза, привыкшего к латинице, любой кириллический текст выглядит как палисадник с покосившимися досками. Впрочем, это лишь побочный результат настоящей поэзии.