Семицветная поэзия

Сергей Петров. Собрание стихотворений: В 2 кн. – М.: Водолей Publishers, 2008. – Кн. 1. – 616 с.; кн. 2. – 640 с.

Встреча с поэтом Сергеем Владимировичем Петровым (1911–1988), при жизни известного как переводчик, еще впереди: вслед за собранием стихотворений в двух книгах издатели обещают отдельные тома поэм и мистерий, а также поэтических переводов.

Петров был не просто поэтом, но поэтом-первооткрывателем – он изобрел особый жанр фуг, который записывал семицветными чернилами или авторучками: как пишет в предисловии поэт и переводчик Евгений Витковский, «каждый цвет соответствовал отдельному голосу». Увы, воспроизвести в книге оказалось невозможным, поэтому читателю остается полагаться только на свое воображение, дабы представить поэзию Петрова в красках в буквальном смысле.

Впрочем, в его стихах и в черно-белом варианте достаточно цвета, света и пространства начиная с самых ранних – в мандельштамовском духе – поэтических опытов: «Колокольчик золотой»! Мадонна!/ Что же, дева, делать мне с тобой,/ если Адриатика – бездонна,/ если воздух – гладко-голубой?» Хотя поэтическую свежесть и легкость Сергей Петров сохранял и позже, в самых разных, порой трагических обстоятельствах. Которые, как ни странно или даже кощунственно звучит, пошли ему на пользу – и как человеку (Петрова арестовали в 1933 году, за год до убийства Кирова: случись арест «до», а не «после», последствия могли быть трагичнее), и как поэту. Если проводить аналогии с подражательницами Ахматовой, которых Николай Гумилев называл «подахматовками», из Петрова мог получиться неплохой «подмандельштамовец».

Стихи Сергея Петрова похожи на радугу: он записывал их семицветными чернилами. А.К.Саврасов. "Радуга". 1875. Государственный Русский музей

Однако в ссылке, в северной глуши Петров «рос и вверх, и вширь, и вглубь: учил новые языки, осваивал новые формы. Внешней стороны жизни для него словно бы не существовало: сажают в одиночку с неграмотным латышом, значит, можно учить латышский; сажают с неграмотным вотяком (удмуртом) – уже через полчаса знакомства Петров сочиняет соленые вотяцкие частушки и до колик смешит сокамерника; засылают на Север, велят преподавать астрономию – что же ее не преподавать, раз над головой регулярно мерцает северное сияние? А годы идут, вот и следователя расстреляли, а Петров отсиживается на Севере и пишет стихи».

Тот же Евгений Витковский вспоминает, как в 1993 году предложил Евгению Евтушенко вставить в его антологию «Строфы века» несколько стихотворений Сергея Петрова. Прочтя их, Евтушенко поначалу «был свято убежден, что я этого поэта сам выдумал», поскольку «Петров умел то, чего обычный человек не умеет»: «Ты мной нигде не встречена,/ не знаю, кто такая,/ но нежностью отмечена,/ как древле Навзикая.// Она – виденье давнее,/ И знаю, что, быть может,/ влюблен я был всегда в нее/ и сам собою прожит.// Небывшее рассеивай/ (оно лишь анонимы),/ судьбою Одиссеевой/ по памяти гонимый.// Зачем же снова чудится,/ что, до души раздета,/ любовь когда-то сбудется,/ хотя бы в прошлом где-то.// Пока еще мерещится, что я любить сумею,/ что жизнь, по сердцу резчица,/ мне выточит камею».