Поэтическое N-пространство

Сергей Бирюков. Poesis Поэзис Poesis: Стихи, композиции, визуалы, серийная техника. – М.: Центр современной литературы, 2009. – 188 с. (Русский Гулливер)

Авторскому слову, высказанному в книге Сергея Бирюкова «Poesis Поэзис Poesis», можно было бы приписать определенную долю декларативности, не будь столь чуждой всякого рода патетике сама идея книги.

Сергей Бирюков говорит о способе поэтического бытия, о взаимодействии автора и его слова. И здесь принципиально важны два момента. Во-первых, «Poesis» – это свободный диалог, даже полилог, в котором задействованы поэты разных эпох. И не только поэты, но и языки, страны, культуры. В разговор вступают слова и образы, слова и их собственные отражения. Автор берется за одну из многих партий, сознательно полагаясь на самоорганизацию предложенного им поэтического языка. Полагая Слово основой мироздания, поэт заявляет о его непознаваемости. Это второй важный момент. И в этом смысле упомянутый хор голосов можно слушать как монолог, как высказывание собственно Слова – через посредников. Как в известной притче про слона и мудрецов, собеседники по-разному говорят об одном и том же, блистая на разных гранях одного и того же предмета/явления, не постигая его вполне. Не оттого ли так часто возникает мотив самосожжения, самоуничтожения?

Ту же природу, идущую от преодоления творческого бессилия, по-видимому, имеют все эти труднопроизносимые и подчас труднопонимаемые КСТРМ, О-О-А, стрым, СТ, РМ (стихотворение «Кострома»), обнажающие скелет слова, выхватывающие отдельные его фрагменты. Поэт пишет, высвечивая картину по частям. Но в подобном взгляде нет ничего от препарирования объекта. Всякое представление об окостенении языка Бирюкову чуждо. Слово у него живет и дышит. Оно заимствовано у вечности. Проецируясь во времени, оно называет вещи своими именами, но влечет за собой целый ряд наслоений: семантических, этимологических, ассоциативных.

Поэта осеняет из бури. Уильям Блейк. Job Confessing his Presumption to God who Answers from the Whirlwind. 1803–1805. Национальная галерея. Шотландия, Эдинбург

Эти связи, может быть, легче обнаружить, если отказаться от имени как идентифицирующего понятия и принять его изначальную, творческую, если угодно, сакральную сущность. Совсем не случайно в книге обращение к детскому сознанию, когда процесс овладения речью еще далек от прагматизма, когда человек пробует слово «на вкус» и с беспечностью небожителя создает собственный язык и собственный мир: «если начать с того момента/ когда ты складываешь слова /слоги один к другому/ прикладываешь и они/ слагаются┘»

Вполне по-детски выглядят усеченные слова (движ/ движ/ тролл), обрубленные на вдохе (выстр быстр). Смысл не в том, как мы связываем слова между собой, а в том, как они могут и хотят звучать.

Бирюков создает билингвические тексты, но столкновение языков ценно для него нахождением неожиданной рифмы или созвучия, взаимопроникновением, взаимообогащением, но ни в коем случае не унификацией речевого пространства. И в этом автор близок Хлебникову, главному адресату своего послания. Тот также обращался к языку зверей и птиц, к детскому лепету, по-шамански растворялся в звуках природы. Если универсальное слово для него и находилось в ведении человеческой речи, то оно жило скорее в недрах пра-языка, нежели могло быть создано искусственно, как один из новоязов, этих мертворожденных ублюдков космополитизма. «Poesis» – это попытка создать своеобразную антологию поэзии. Безусловно, книга многое обобщает. И для самого автора, и в поэзии вообще. В символическом раскладе «Кода Велимира» имя Бирюкова завершает список. Он оставил за собой место в истории и собственную реплику в упомянутом диалоге. Но будущее только наступает, и рукопись «неоконч»┘