0
5643
Газета Поэзия Интернет-версия

05.07.2018 00:01:00

И немножко жутко

К 100-летию со дня рождения Павла Когана опубликованы неизвестные стихи из его архива

Тэги: юбилей, поэзия, история, ссср, финская война, великая отечественная война, щорс, гумилев, блок


23-13-11.jpg
Павел Коган. Разрыв-травой,
травою-повиликой… – М.:
Совпадение, 2018. – 440 с.

Выход книги Павла Когана (1918–1942), названной по первой строке его короткого стихотворения, – долгожданное и радостное событие. Книги, изданные в 60–80-е, сейчас есть в домашних библиотеках немногих знатоков. А поющие «Бригантину» не всегда знают, кем был автор этой давно ставшей народной песни.

Павел Коган родился в 1918 году в Киеве, с 1922-го жил в Москве, учился в знаменитом ИФЛИ и в Литературном институте, в семинаре Ильи Сельвинского, был признанным сверстниками поэтом – заводилой, «атаманом», потрясающим другом. Он ушел на войну, имея возможность избежать призыва – был близорук, зная, что скорее всего погибнет: «…Я с нее не вернусь, с проклятой». Погиб в 1942-м под Новороссийском. Двадцать четыре года жизни, девять из них отданы поэзии. В каждом стихотворении мощный, энергичный порыв: поиск настоящей дружбы, грусть, любовь, предчувствие гибели, радость бытия, обращение к ушедшим из жизни поэтам Есенину, Блоку, Маяковскому, Гумилеву. Эти девять «поэтических» лет в сборнике, любовно и профессионально подготовленном к 100-летию Любовью Сумм, внучкой Павла Когана и писательницы Елены Ржевской.

Открываем книгу – подробная аннотация, фотографический портрет поэта со стихотворением, давшим название книге, вместо подписи, короткая глава «От составителя», в которой дана история публикаций, и читатель попадает в 1933 год. Все стихотворения даются хронологически, отдельно представлен роман в стихах «Первая треть». Завершают книгу письма и воспоминания. Подробные комментарии Любови Сумм, ее послесловие дают возможность глубже понять поэта. Особенностью этой книги является публикация документов: черновиков, зарисовок, записок.

Стихотворения 1933 года ранее не публиковались, уверяют издатели, они чудом сохранились в архиве поэта, некоторые тексты были в свое время переписаны друзьями и позднее отданы семье.

Как за дымкой годов туманной,

К нам доносит легендарную

старь.

Ты встаешь недоступно

желанный,

Когда в небе месяц янтарь….

Я найду тебя, слышишь,

как славу,

Пусть в каком не знаю краю.

Улыбаясь чуть-чуть лукаво,

Ты подашь мне руку свою….

Буйной радостью жизнь

мою вспенишь,

Осветишь эти сумраки дней,

Ты одна поймешь и оценишь,

Будешь другом и милой моей…

В этом стихотворении уже есть все, что можно обнаружить в более «зрелом» Когане 1934 года: мотив дружбы и любви, «фирменные» конструкции, начинающиеся с деепричастия – «улыбаясь чуть-чуть лукаво», прямое обращение к другу или любимой, эпитет «милая», который наравне с «хороший/хорошая» встречается наиболее часто (например, «Ну скажи мне ласковое что-нибудь/Девочка хорошая моя»). В раздел 1934 года входят опубликованные тексты, среди них и короткое емкое:

И немножко жутко,

И немножко странно,

Что казалось шуткой,

Оказалось раной.

Что казалось раной,

Оказалось шуткой…

И немножко странно,

И немножко жутко.

Лермонтов, его «И скучно, и грустно…» невольно приходит на ум. И неопубликованные, как например, «Вступление в поэму», которое перекликается и с «программным» стихотворением о дружбе «И тишина густеет…», и с романом в стихах. А короткое стихотворение «Эта комната мне узка» очень близко по духу к другим, уже известным, например, «Ты снова комнатка моя плывешь сквозь захмелевший вечер…» А строчки «Ой как много я потерял/ Ой как много уже не вернется» легко соотнести с этими: «Ой как мало, в сущности, написано/ Ой как много, в сущности, писал…»

Вообще весь сборник – благодатное поле для литературоведов, – Когана необходимо изучать, исследовать его творческую манеру.

Среди стихотворений 1935 года интересно ранее не публиковавшееся, где есть такие строки: «Нашу землю, мою Украину/ Топчут немецкие сапоги…» Здесь упоминается один из любимых героев Когана Щорс. Раздел 1936 года открывается, наверное, самым известным стихотворением «Гроза». А среди неизвестных ранее – первая бригантина: «В двенадцать часов с гор/ Дул норд синий./ В двенадцать часов «На норд!»–/ «Есть!» –/ Ушла бригантина…» Здесь встречается еще один из излюбленных эпитетов – «синий». (Например, «Иней, павшие на землю тени,/ Синий снег...») В этом же году написано «гриновское»: «Снова месяц висит ятаганом…» Заканчивается год предчувствием встречи с Еленой – стихотворением «Как Парис в старину…»

1937 год – стихотворение, посвященное Гумилеву, «Эта ночь раскидала огни…» сейчас имеет эпиграф из стихотворения «Жираф», в книге 1966 года, его, естественно, быть не могло. В этом году написана и известнейшая «Бригантина». Одно странно тревожное (ранее не публиковавшееся) стихотворение привлекает внимание, в нем есть такие строки: «Ты идешь по Фридрихштрассе,/ Ты чуть-чуть ссутулил плечи,/ Как ариец чистой расы./ Над Берлином русый вечер./ Так проходишь ты богаче/ Даже Круппа, ты последний/ И единственный наследник/ Гете, Маркса и Бокаччо». В этом же году написано «Вступление к поэме «Щорс», несколько песенок – все ранее публиковалось. Завершает год второе стихотворение к Елене, где появляется название романа в стихах «Треть пути за кормой…». Раздел 1938 года относительно небольшой, большинство стихотворений ранее были опубликован, и одно из них, короткое, его, возможно, следует считать жизненным кредо поэта:

Я верю в дружбу и слова,

Которых чище нет на свете.

Не многих ветер целовал,

Но редко ошибался ветер.

Я ветром мечен, я ломал

Судьбу. Я путь тревогой

метил..

Не многих ветер целовал,

Но редко ошибался ветер.

Среди ранее не публиковавшихся стихотворений 1939-го есть одно, возможно, посвященное Блоку, касающееся грядущих трагических событий, «Раскосые, вы мне не внове…».

1940 год открывается чудной «Песенкой», сочиненной для пьесы, над которой Коган работал с Львовским (неизвестный ранее факт). Далее следуют «горькие» стихи – и по настроению (расставания, предчувствия), и по выбору слов. Стихотворение «О чистая моя мечта…» сразу же выказывает горечь: «какою ты оскоминой платила», вечер же показывает, «что фонари качаются, как идолы», и «листы кленовые» раскиданы, «как кисти рук отрубленных». Здесь – весь «ритуал тоски». К России обращены слова «Тепло ты мое земное!» Заканчивается оно словами: «Ты слышишь: шумит за мною/ Горчайшая традиция». Не блоковская ли? Здесь же стихотворение, посвященное Жоре Лепскому (как известно, другу и автору музыки к «Бригантине»), оно заканчивается словами: «Трубач «тари-тари-та» трубит: «по койкам!»/ И ветра сухие на Западной Украине».

1941-й… Этот раздел составитель предварил рубрикой «Недописанное (1939–1941)». Среди фрагментов есть ранее не опубликованный, посвященный Михаилу Молову (Молочко), другу по ИФЛИ, погибшему на финской войне:

И Миша Молов умер молодым,

И на снегу ржавеет полоса.

Сосульки на невыросших усах

Как будто сразу выросли

седыми.

Стихотворения 1941 года почти все публикуются впервые. Здесь намного больше аллитераций, появляются ранее не встречавшиеся эпитеты, обращение на «вы». В стихотворении «В бутыли груш налито солнце с мятой» есть такие строки «А мальчик открывает небосвет,/ Набитый солнцем выпуклый простор,/ На юге горы./ С Триалетских гор/ Он первый поднимает триолет». И вот такое: «И Вы опять идете по двору неласковому./ Как будто по ковру Кавказскому,/ Как будто пока врут, витийствуют И валерьяничают за убийствами,/ Вам некогда…» Эти тексты требуют специального внимательного разбора, как и стихотворение-новелла «Теплушка пропахла окопной грязью»

Стихотворений 1942 года нет…

Письма дают возможность ближе узнать поэта Павла Когана. Там встречаются те же обращения, тот же ритм: «Мне нужно жить. Я хочу увидеть тебя. После войны будет столько работы. Хотел написать о любви, а вышло вот что. Милая моя, пойми, что это тоже о любви» – так писал он Нине Бать, второй жене.

Воспоминания друзей помогают представить себе Когана в ИФЛИ, на поэтических вечерах, лучше понять его характер, природу его «атаманства». Комментарии к большому количеству текстов дают необходимые разъяснения, возможность избежать неверного толкования.

Наконец, послесловие Любови Сумм знакомит с самыми близкими Павлу Когану людьми, с его родителями (совершенно необыкновенным отцом, отправившимся искать место гибели Павла), Еленой Каган (Ржевской), его друзьями по Поселку (улице «Правды»), которым он всю жизнь читал свои стихи.

Эта замечательная книга просто необходима всем, кто любит и понимает поэзию, а также будущим исследователям творчества Павла Когана.           


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Юрий Юдин

85 лет тому назад отдельным сборником вышла книга «Малахитовая шкатулка»

0
911
Стихотворец и статс-секретарь

Стихотворец и статс-секретарь

Виктор Леонидов

Сергей Некрасов не только воссоздал образ и труды Гавриила Державина, но и реконструировал сам дух литературы того времени

0
324
Хочу истлеть в земле родимой…

Хочу истлеть в земле родимой…

Виктор Леонидов

Русский поэт, павший в 1944 году недалеко от Белграда, герой Сербии Алексей Дураков

0
440
Дышит упоением роскоши, юности и наслаждения

Дышит упоением роскоши, юности и наслаждения

Виктор Леонидов

Фигура Константина Батюшкова оказалась в тени. И не только для специалистов, но и для миллионов читателей

0
289

Другие новости