Дмитрий Рогозин КАК ВЫЯСНИЛОСЬ, "гуманитарной катастрофы" в Ингушетии не было и нет. Однако угроза развала России постоянно будет исходить от генерала Аушева, который давно и небезуспешно воюет с федеральным Центром.
Особенно показательна в этом отношении ситуация, которая сложилась внутри России и вокруг нее накануне саммита ОБСЕ и которая сознательно создавалась лидером Ингушетии, фальсифицирующим численность беженцев из Чечни и сознательно нагнетающим страсти вокруг не существующей "гуманитарной катастрофы". К счастью, этот козырь в руках западных геостратегов и российской "пятой колонны" не удалось разыграть на саммите ОВСЕ. Как известно, эту формулу, посетив Ингушетию и освобожденные районы Чечни, категорически отвергла верховный комиссар ООН по делам беженцев и специальный представитель генерального секретаря ООН г-жа Садако Огата, после чего наши радетели о правах человека разом стихли. Но президент Ингушетии Руслан Аушев с упорством, достойным лучшего применения, продолжает озвучивать "пожелания" западных режиссеров и настаивает на переговорах федерального Центра только с Асланом Масхадовым. Именно эта фигура устраивает Запад и совершенно не устраивает Россию: федеральный Центр и российское правительство не рассматривают личного друга генерала Аушева ни как партнера по переговорам, ни как президента, владеющего ситуацией. Однако требования вести политические переговоры именно с этим лидером, лично принимавшим отчет Басаева о резне в Буденновске, постоянно озвучивает президент Аушев. Слава богу, что нам не предлагается для переговоров другой личный друг Аушева - Шамиль Басаев, который, будучи в федеральном розыске, неоднократно посещал Республику Ингушетия и встречался с Русланом Аушевым на дружеских вечеринках. Все же даже для западных поборников демократии, превративших Косово в кровавое месиво, фигура Шамиля Басаева слишком одиозна. Вот почему в качестве главного переговорщика разыгрывается все тот же Аслан Масхадов. Дело дошло до того, что накануне саммита ОБСЕ во время визита в Ингушетию делегации Евросоюза Руслан Аушев во время встречи с представителями этой международной структуры, в присутствии высокопоставленных представителей федерального Центра, предложил западным партнерам "напрямую выйти на Масхадова", публично игнорируя позицию российского правительства. Таким образом, в сложнейшей для России внутренней и международной ситуации лидер одной из национальных республик, спекулятивно разыграв карту "гуманитарной катастрофы" в соответствии с западным сценарием вмешательства во внутренние дела Российской Федерации по примеру Югославии, в очередной раз вытер ноги о российскую Конституцию, превысил свои полномочия, весьма непринужденно расширив их до полномочий президента России и главы российского правительства.
Впрочем, позиция г-на Аушева давно отличается последовательной антироссийской направленностью, идет ли речь о федеральных правоохранительных и судебных органах, российских законах или о межгосударственных отношениях. Лидеры Ингушетии и Татарстана (входящие, между прочим, в блок "Отечество - Вся Россия") неизменно выступают против российских геополитических интересов (например, по вопросу воссоединения с Белоруссией), нагло шантажируя федеральный Центр "выходом" из Российской Федерации. Причем эти российские национальные республики, как нетрудно заметить, в решающий для страны момент всегда действуют синхронно с теми странами СНГ, которых, при всем желании, никак не назовешь горячими друзьями России - а это Азербайджан, Казахстан и Грузия. Сегодня события в этих странах СНГ развиваются так, что реакция их лидеров на любое законное действие России по охране своих границ и укреплению безопасности своих граждан вызывают, мягко говоря, синхронную и неадекватную реакцию, что оставляет впечатление некоей общей режиссуры. Руслан Аушев в этом действе играет не последнюю роль.
В Конституции Республики Ингушетия предусмотрено, например, создание "своего" Совета безопасности. Очевидно, что это противоречит Конституции и законодательству России, поскольку, в соответствии с пунктом "м" статьи 71 Конституции РФ, вопросы безопасности отнесены к исключительному ведению Российской Федерации. Кроме того, в статье 8 Закона РФ "О безопасности" закреплено положение о том, что "создание органов обеспечения безопасности, не установленных законом Российской Федерации, не допускается". Однако президенту Ингушетии нужны "свои" законы, "своя" служба безопасности, "свои" органы МВД - и так далее. Президент РИ предпринимал настойчивые попытки включить в структуру органов исполнительной власти УФСБ России по Республике Ингушетия, чтобы тем самым предоставить республике полномочия, относящиеся только к ведению федерального Центра. Понятно, что такая практика переподчинения федеральных структур органам местной власти нарушает принцип единства системы органов федеральной службы безопасности и централизации управления ими, при "блокировании" которого не может нормально функционировать ни одно государство.
Россияне еще не забыли бурных дискуссий прошлого года, когда российская государственность "благодаря" г-ну Аушеву вновь оказалась под угрозой: 28 декабря 1998 года президент РИ подписал указ о проведении референдума о разграничении полномочий между республикой и федеральным Центром в правоохранительной и судебной системе - не надо объяснять, что именно эти системы являются "несущими" в конструкции любой государственности. Тогда, помнится, лидер Ингушетии охотно пояснял всем российским СМИ, что он предполагает в своем ведении оставить вопросы, "имеющие национальную специфику" - например, право на помилование лиц, совершивших преступление на почве кровной мести, или вопрос о ношении холодного оружия как атрибута национальной одежды и т.д. Разъяснял г-н Аушев своим непонятливым коллегам по Совету Федерации, например, местную специфику похищения людей как особенность сугубо национального (и только свадебного) обряда. Сама собой напрашивалась мысль, что для сохранения национального колорита Российская Федерация незамедлительно должна поделиться с президентом Ингушетии своими полномочиями - правда, остался открытым вопрос о том, какими "национальными" чертами должна обладать правоохранительная и судебная система, например, в Рязанской области или, скажем, в Мордовии, где тоже есть своя "национальная специфика", поскольку в многонациональной России практически нет ни одного города или села без этой самой специфики? Видимо, по Аушеву, общероссийская судебная и правоохранительная система должна была бы напоминать некую кулинарную книгу со своими "самобытными" рецептами - и у нас, видимо, дабы не впасть в имперский синдром, должны были появиться структуры, напоминающие "самобытные" шариатские суды, которые действовали в Чечне вопреки российским законам и общепринятым международным нормам. Претворяя в жизнь идеи Аушева, Россия должна была создать суды и правоохранительные органы, действующие по-ингушски, по-татарски, по-тамбовски и бог знает как еще, поскольку никаким бы другим способом сохранить национальный колорит (попутно развалив государство) нельзя. Уже год спустя "национальный колорит", скажем, при похищении людей на территории Ингушетии расцвел махровым цветом - не без попустительства местных властей: по данным специалистов по проблемам терроризма и похищению людей, на территории Ингушетии в 1998 году было совершено почти 700 похищений. О других проявлениях "национального колорита" в республике можно говорить бесконечно - но этими явлениями почему-то не занимаются ни Генеральная прокуратура РФ, ни российский парламент, ни верховная российская власть.
В начале этого года первый заместитель генерального прокурора РФ Юрий Чайка обратился к председателю Счетной палаты РФ Хачиму Кармокову с просьбой провести проверку законности расходования бюджетных средств в Республике Ингушетия в 1997-1998 годах в связи с "разработкой комплексных мер по противодействию сепаратистским устремлениям руководства Республики Ингушетия", г-н Кармоков ответил, что в связи с большой загруженностью аудиторов Счетной палаты провести такую проверку в первом полугодии 1999 года "не представляется возможным" и что этот вопрос будет рассмотрен в сентябре сего года. Однако у Счетной палаты ни в сентябре, ни в октябре, ни в ноябре сего года так и не хватило времени (а может быть, и желания) провести указанную проверку. Надо ли комментировать подобный стиль работы структур федерального Центра, у которых "нет времени", чтобы определить в бюджетной сфере тот реальный урон, который наносит государству сепаратизм.
Господин Аушев любит при случае порассуждать о том, что за последнее время ингуши сумели "построить и укрепить свою государственность", которая должна стать гарантом "полнокровного развития" ингушского народа. В этой связи у меня есть вопрос к нашей федеральной законодательной и исполнительной власти: извините, а сколько у нас "государственностей" в России? Сколько у нас должно быть конституций и государственных языков, сколько "степных уложений" и "народных вече" вместо нормальных законов, чтобы Россия перестала быть единым государством? Ведь Руслан Аушев не одинок в "ускорении" этого процесса. Сегодня, например, считается хорошим тоном говорить о принятии закона о гражданстве Республики Татарстан - а это еще один прямой шаг к выходу Татарстана из состава Российской Федерации: неужели и этого не видит федеральная власть? Почему бы нам не ввести в таком случае самарское, воронежское, уральское или дальневосточное гражданство? Аналогично Аушеву действует лидер еще одной "гордой кавказской республики" Аслан Джаримов, под руководством которого была принята Конституция Республики Адыгея. В ней сказано, что ее президентом может быть лицо, владеющее одинаково двумя (!) государственными языками - русским и адыгейским. То есть у нас в регионах России есть уже разные государственные языки, а русские, которых в Адыгее более 70%, оказываются ограниченными в своих политических правах по языковому признаку, что противоречит международным нормам, да и самим основам российской Конституции. Так мы поощряем у себя в стране чисто советский принцип национальной исключительности, который уже привел к развалу бывшего Союза, а сегодня реально угрожает теперь российской государственности. До каких же пор мы будем жить в государстве, напоминающем большую сувенирную матрешку, в которую "входят" другие суверенные матрешки, - и чем меньше матрешка, тем зловещее ее оскал? В этой связи Аушев - президент карликовой Ингушетии, население которой в два с половиной раза меньше числа жителей моего избирательного округа, интересен лишь как знаковая фигура, воспроизводящая новое большое российское зло.
Итак, Руслан Аушев сумел создать себе имидж единственного (после генерала Дудаева) "защитника" чеченцев и ингушей, причем защищает своих единоверцев Руслан Султанович, как и лидеры Чечни, от...федерального Центра.
Господин Аушев вообще борется всеми доступными ему средствами (а средств этих немало) "за свободу Кавказа" и "восстановление справедливости", при этом член Совета Федерации позволяет себе публичные высказывания такого рода: "Практически каждое поколение ингушского народа пережило депортацию, которая является отражением политики и царского руководства, и большевиков, и нынешнего руководства России". Это сказано президентом Ингушетии в феврале нынешнего года, когда в Назрани состоялось собрание общественности, посвященное 55-й годовщине депортации ингушского народа. На этом же собрании, помимо выступления президента РИ, публично прозвучали заявления и о притязаниях Ингушетии на часть Пригородного и других районов Северной Осетии. На собрании публично была высказана идея добиваться "безусловного возврата этих территорий", а также обязательного выполнения всех положений Закона "О реабилитации репрессированных народов". По поводу "всех положений" вышеназванного закона (пролоббированного в свое время шовинистически настроенной элитой российских национальных регионов) сказано, конечно, сильно: поскольку механизма "территориальной реабилитации" не существует (его, кстати сказать, не существует нигде в мире), в Указе президента РФ от 16 сентября 1995 года правительству Российской Федерации предписано внести свои предложения "о сроках и механизме проведения территориальной реабилитации репрессированных народов," при этом обращалось "особое внимание" на обеспечение прав граждан," проживающих в настоящее время на территориях репрессированных народов". Однако при чем тут указы президента России, когда у нас каждый аушев - сам себе президент? К тому же ни законодательная, ни исполнительная власть не заявила внятно и громко о моратории на ближайшие по крайней мере 50 лет на реализацию сомнительного принципа "территориальной реабилитации", прямолинейное исполнение которого приведет к этническим войнам и созданию любой мононациональной "пятой колонны" внутри другого территориального образования. Недавние события в Дагестане, кстати, это наглядно продемонстрировали.
По мнению же г-на Аушева, "за свои права нужно бороться и нужно возвращать свои земли". Входя в блок "Отечество - Вся Россия" и подобно другим национальным лидерам этого блока, преподносящим нам сегодня свое своеобразное понимание демократии и принципов федерализма, г-н Аушев уже преуспел в создании "очищенной от инородцев" мононациональной республики не только на вверенной ему территории, но и на территории ближайшего соседа. Так, например, поселок Майский Пригородного района Республики Северная Осетия-Алания, где в основном проживают ингуши, практически находится под контролем властных структур Ингушетии. Здесь на протяжении ряда лет преследовали людей по национальному признаку, отмечались случаи оскорблений русского населения, которому местное ингушское население откровенно угрожало физической расправой. Как считали местные "патриоты", если ингушам-беженцам из Чечни - негде жить, то, следовательно, русские совершенно зря занимают жилплощадь на "чужой" территории. Поселок Майский Пригородного района - уже готовый прообраз такого "Отечества - Всей России", разделенной на удельные княжества: публичные призывы к физической расправе над русскими (вплоть до их уничтожения) способствовали "вытеснению" русских из этого района: с начала 1993 года из поселка выехало более 700 русских. То, что несколько лет назад происходило в Чечне, происходит сегодня в Ингушетии - и тоже при странном "невмешательстве" верховной российской власти. Интересы ингушского народа Руслан Аушев собирается защищать весьма специфическими "политическими методами": в апреле 1998 года (в год особенно откровенного противостояния Аушева федеральному Центру) была создана Ингушская общественно-политическая организация "Славе и подвигам Дикой дивизии - вечность". В соответствии с уставными документами в "Дикую дивизию" зачисляются лица ингушской национальности в возрасте от 18 до 50 лет, а общая численность членов "Дикой дивизии" должна составить в идеале примерно 3 тысячи человек. В октябре прошлого года энтузиасты "Дикой дивизии" в непосредственной близости от административной границы между Ингушетией и Северной Осетией провели крупномасштабные полевые учения, в ходе которых отрабатывалась "мобилизационная готовность" и координация действий различных подразделений "ДД" - на случай обострения общественно-политической ситуации в Пригородном районе Северной Осетии. Неудивительно, что подобные действия "Дикой дивизии" вызвали резкую реакцию у соседей Ингушетии.
В конце 1998 года, фактически с санкции руководства РИ, члены "Дикой дивизии" проводили перепись военнообязанного населения республики, используя с этой целью и переселенцев. В разгар антитеррористической операции федерального Центра на территории Чечни несколько организаторов "Дикой дивизии" (информация эта сейчас уточняется компетентными органами) предприняли попытку приобрести огнестрельное оружие для "нужд" этой "общественно-политической" организации. Очевидно, что боевики и другие кадры этой военизированной структуры могут быть использованы властями Ингушетии в случае обострения общественной ситуации в зоне ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта, а также в качестве "действенного" инструмента давления на федеральный Центр. Сегодня много разговоров и комментариев вокруг "националистической" организации "Спас", но объясните мне, как гражданину России и политику, почему наша юстиция до сих пор "не заметила" такую интересную вещицу, как "Дикая дивизия"? Или угрозу российскому обществу представляют исключительно "русский фашизм" или "чеченский терроризм"?
Ситуация с беженцами из Чечни, часть из которых осела в Ингушетии, а часть продолжает постоянно пересекать административную границу между Чечней и Ингушетией, органично вписывается в общую картину "криминальной" Ингушетии. Анализ обстановки на КПП федеральной трассы "Кавказ" показал, что на территорию РИ фактически беспрепятственно проникают молодые мужчины-чеченцы, сотрудники Министерства шариатской госбезопасности. Без какого-либо досмотра проходят бензовозы и большегрузные автомобили. В начале октября здесь были пропущены 10 бензовозов, при этом у водителей автомашин были обнаружены документы на провоз топлива, подписанные лично Аушевым. Два бензовоза из этих десяти были задержаны ночью на территории Северной Осетии при попытке незаконной перепродажи бензина. Разве ни странно, что до сегодняшнего дня нет ни одного официального документа, исходящего от федерального Центра и регламентирующего проезд через КПП, а также провоз грузов в обе стороны? По распоряжению министра внутренних дел РИ г-на Гуцериева посты МВД пропускают машины с горюче-смазочными материалами с территории Чечни - при этом с каждой машины "взимается" примерно 5 тыс. руб., а большинство автомашин с ГСМ, как свидетельствует анализ данных спецслужб, принадлежит чеченским полевым командирам.
Но случаются на территории Ингушетии конфликты и покруче, чем бесконтрольный проход бензовозов: так, в середине октября на территории Ингушетии произошел конфликт между сотрудниками МВД и Минсвязи РИ с разведгруппой 58-й армии, которая запеленговала и пыталась пресечь работу ретранслятора, используемого чеченскими незаконными военными формированиями. Реакция МВД Ингушетии была хорошо предсказуема: оно заявило, что ретранслятор используется для переговоров о заложниках, однако после приведения ретранслятора в рабочее состояние была зафиксирована связь корреспондента с территории Ингушетии с одним из чеченских полевых командиров! Как говорится, дальше ехать некуда - и специалисты не исключают того, что члены чеченских бандформирований, проникая в Ингушетию, при условиях полной бесконтрольности со стороны местных властей, могут обосноваться в лагерях беженцев, чтобы нанести удары в тыл федеральным войскам. Впрочем, в самой политике властей Ингушетии и лично генерала Аушева по отношению к федеральным войскам ничего нового нет: мы помним, как ингушский вождь принимал участие в фактическом саботаже продвижения федеральных сил, которые направлялись в Чеченскую Республику в 1994-1995 годах, и постоянно конфликтовал с представителями различных служб федерального Wентра.
Лидеры, подобные Руслану Аушеву, не появляются в безвоздушном пространстве и не прилетают к нам с других планет: их порождают наша безответственность, наше попустительство, наше политическое лицемерие, продиктованное исключительно политической конъюнктурой. Но перед лицом угрозы антигосударственного мятежа на российском Кавказе президент России должен исправить свою ошибку.
Дарья Гармоненко 