Кризисы нам необходимы

В ближайшие шесть лет можно ожидать усложнения политической системы.
Андрей Гросницкий. Под занавес. 2002 г.

Валерий Александрович Фадеев – не только аналитик, но и общественный деятель. То есть человек, который может не просто поделиться своими размышлениями, но и способствовать претворению результатов этих размышлений в жизнь. Поэтому так интересно его мнение о том, какой станет наша страна в будущем.

– В России эпохи выхода из разрухи тропа, ведущая от пропасти, была очень узкой. Именно поэтому настоящей конкуренции идей у нас не получилось. Коммунисты как оппозиция не были рациональной альтернативой. Сегодня мы отошли от края, объективно создаются предпосылки политического многообразия. Может быть, демократический характер государства и общества и станет главной «новостью» эпохи 2012 года?

– Я согласен с идеей про узкую тропу. Восстанавливая государство, Путин стал выдергивать сорняки (или то, что он считал сорняками) – и оказалось, что на поле почти ничего нет. Пока они были, создавалось впечатление, что что-то растет. А оказалось, что политическая жизнь крайне скудна. Есть и субъективная сторона. Никто не мешал СПС войти в парламент в 2003 году, но они провалили выборы, тем самым дополнительно упростив эту политическую систему. Я уже не говорю о левой социал-демократической партии «Яблоко», которая сама себя сгубила и практически исчезла с политического пространства. И когда команду Путина упрекают в том, что она утрамбовывает политическое поле, то я хочу указать на эти две демократические партии, которые своим безответственным бездействием, может быть, в большей степени, чем путинская команда, упростили политическую картину.

Эта простота чрезвычайно опасна, поскольку неадекватна размеру страны, задачам развития, уровню образования людей. Это отсутствие плюрализма – не в узкопартийном понимании, а в смысле количества источников идей, сил, общественных и политических действий. Сегодня эта простота серьезно снижает потенциал развития страны. Возможно ли преодолеть ее искусственными методами? Думаю – нет, для этого потребуются десятилетия.

Дело не в многопартийной или однопартийной форме. Партии – лишь отражение более глубоких процессов. Драма заключается в том, что, когда острая фаза смутного времени прошла, выяснилось, что у нас очень мало действенных общественно-политических сил.

– Почему? Народ аполитичен?

– Я не согласен, что народ пассивен. Но необходимо считаться с реальностью дефицита активных политических сил. Наиболее активные в девяностые годы пошли в бизнес зарабатывать деньги. Самый важный – вопрос об элите. Где те люди, которые думают не только о себе, но и об общем деле?

– Как удачно вы определили элиту┘

– Не я, а Людвиг Эрхард, в конце 40-х годов. Не хватает критической массы этих людей, думающих не только о себе. Отсюда, кстати, и колоссальная коррупция. Например, в Италии коррупция глубоко проникла в общество и в политическую систему, но там нашлось немало прокуроров и судей, жизнью жертвовавших ради искоренения этого порока – в реальности, а не только в фильмах. Это как раз люди, которые стремятся к чему-то более высокому, чем только набить карманы. У нас их пока видно мало.

– Видимо, это и есть узловая точка демократии. Чтобы иметь разные взгляды, необходимо думать о чем-то едином.

– Для начала надо просто иметь взгляды. Если окажется, что вся элита имеет одинаковые взгляды, то это, наверное, неплохо. Они должны совпадать в фундаментальных основах. Если для элиты не важна страна, в которой она живет, – эта страна развалится. Если для элиты не важна ценность свободы, то в этой стране не будет демократического режима.

– И как может формироваться элита, для которой все это важно?

– Есть два направления. Первое – сохранение минимальных условий для тех, кто имеет собственное мнение, собственные идеи. Скажем, в СМИ есть тенденция ухода в желтизну и глянец, что, в сущности, одно и то же. Мощность этого сектора возрастает, там концентрируются реклама и деньги, запускаются все новые издания. Другая тенденция – все большее присутствие иностранного капитала на этом рынке. Кроме того, усиливается влияние государства: зона тех, кто продолжает «трепыхаться», сужается. Необходимо сохранить и расширить эту зону самостоятельной жизни.

Вторая задача – воспитание и просвещение, прежде всего молодежи. Все развитые страны уделяют огромное внимание работе с молодежью, на это тратятся гигантские бюджеты, в том числе и государственные. Мы сейчас только начинаем пробовать, как это делается.

Как директор Института общественного проектирования, я работаю в том числе с молодыми журналистами из регионов. Они обучаются профессиональным навыкам, им прививается умение глубже анализировать политическую ситуацию, экономику, мировое устройство. Журналистика сегодня чрезвычайно упрощена – может быть, еще более, чем российская политическая система. И так система проста, да еще трактовка в СМИ оказывается искаженной и глупой – глупее, чем сама политическая система.

– Сказываются ли подобные черты общественно-политической системы на характеристиках экономического курса?

– На мой взгляд, экономическая политика сегодня имеет социал-демократический уклон, поскольку не опирается на энергию свободного человека, отдельного предпринимателя. Она «левовата» даже в бюджетной сфере: задача Министерства финансов – собрать как можно больше денег из народного хозяйства и отправить их в Стабфонд. Это тоже следствие того, что власть не доверяет бизнесу.

– Значит, у нас самые правые – это Фрадков с Копейкиным, предлагающие 13% НДС?

– Но этого недостаточно. Нужна еще более детальная политика. Я недавно вернулся с конференции в Красноярске. Это был форум по развитию Восточной Сибири и Дальнего Востока. Там были представлены реальные проекты частного бизнеса на общую сумму двести тридцать миллиардов долларов, или, как теперь принято говорить, на 6 триллионов рублей. Бизнес готов запускать новые проекты. Но во многих местах нет инфраструктуры, а если бизнес будет строить ее сам, эти проекты становятся нерентабельными. Во всех экономически развитых странах созданием инфраструктуры занимается государство, а бизнес строит фабрики и заводы. Но у нас правительство в действительности мало интересуется подобными проектами – там не было ни одного министра.

– Почему нет интереса?

– Проблема в самой философии власти. Сегодня она заключается в акценте на крупнейшие компании и неверии в средний бизнес. А также в гипотезе о том, что иностранный капитал рано или поздно войдет в страну в больших масштабах и разовьет слабые российские отрасли.

– Что способно изменить «простоту» российской политической системы?

– Без серьезных кризисов мы никуда не продвинемся. Я вкладываю в слово «кризис» позитивный смысл. Это то, что преодолевается, то, из чего система, общество, отдельный человек выходят обновленными. Хочу обратить ваше внимание: после финансового кризиса 98-го года экономический рост начался уже в следующем месяце. Тысячи компаний оказались готовы к резкому расширению своего производства.

Кризисы были опасны в девяностые годы, когда каждый раз они были судьбоносны, и заслуга Путина в том, что он действительно стабилизировал ситуацию и восстановил государство, пусть в забюрократизированном виде. В условиях стабильности неглубокие кризисы скорее полезны, чем вредны. Поэтому, на мой взгляд, было бы правильно ожидать в ближайшие шесть лет каких-то политических кризисов.

– Где они могут произойти?

– В партийной системе – в связи с Путиным. Как он будет себя вести после 2008 года? Уйдет из активной политической деятельности или нет? Скорее останется, а значит – будет сильным политическим игроком. Но будет существовать и другой сильный политический игрок – новый президент. А это уже более сложная конфигурация. Когда на поле два сильных политических игрока – это движение к тому самому плюрализму, с которого вы начали. Поэтому не исключено, что Путин может сыграть в следующее десятилетие новую для себя роль. Может быть, не роль оппозиции, но другого центра силы. Интересны в связи с этим и перспективы «Единой России». После 2008 года она останется путинской или станет работать с новым президентом? Но за теми людьми, которые были во власти, есть связи. Новая система связей будет во многом не совпадать со старой – и в политике, и в бизнесе. Все это приведет к усложнению политической системы. Символом этого усложнения может стать сам Путин. И внутри партии «Единая Россия» могут оказаться разные точки зрения, и она может оказаться в состоянии кризиса. Обратите внимание – я не говорю о расколе. Сейчас модно говорить – «левое крыло», «правое крыло», но это скорее спекулятивные разговоры. Ясно, что партия пойдет на выборы без всяких крыльев, потому что главная для нее задача – выиграть выборы 2007 года, и вероятность, что она их выиграет, велика. А вот что будет дальше – это вопрос. В следующем четырехлетии она может серьезно трансформироваться, и это было бы правильно и хорошо.

Еще один источник кризисов – это регионы. Не губернаторы, которых мои коллеги Александр Привалов и Александр Волков некогда назвали «разбирателями земель российских». Путин с ними справился. Проблема в том, что разрывы в качестве жизни, в инвестиционной сфере, в возможностях регионов не сокращаются, но увеличиваются. И даже если будут осуществлены приоритеты развития – этого недостаточно, потому что не во всех регионах будут нанотехнологии, космическая промышленность, нефть или газ.

Города-миллионники поднимаются, а некоторые регионы совсем «никакие». Разрушаются даже некогда благополучные и солидные города – например, Иркутск, в свое время претендовавший на звание «столицы Сибири», отстает все больше и больше.

Возможен кризис, когда обнаружат себя силы, которые потребуют экономической политики, опирающейся на средний бизнес. Без этого невозможно сохранять целостность и цельность страны.

Дисперсный капитализм, обилие зон развития будут позитивно влиять на политическую сферу. Система упростилась, а теперь станет усложняться – через возникновение новых центров, через ответы на новые вызовы, через преодоление кризисов.

– Есть мнение, что в условиях бюрократизма и коррупции деньги не способны «орошать» экономическую почву. Что слабость институциональная важнее, чем слабость инфраструктурная.

– Не думаю, что не позволяют бизнесу развиваться слабые политические институты. Мне кажется, что усиление финансовой, банковской, страховой систем будет способствовать развитию бизнеса даже при нашей коррупции и слабости прав собственности. Вы говорите – нет инвестиционной активности. Но зачастую кредит очень плохо доступен.

Разговоры про институты часто скрывают отсутствие мыслей о целях развития. Если государство живет не от одного финансового года до другого, если видна долгосрочная, 10–20-летняя перспектива, тогда и бизнес начинает под нее подстраиваться.

– Какой еще системный выбор предстоит России?

– На самом деле, выбор уже сделан Путиным. Между проектом «просто европейской страны», о котором бубнили все 90-е годы, и проектом одного из лидеров мира. Я-то считаю, что здесь не было альтернативы. Потому что первый вариант неадекватен ситуации.

Россия – огромная страна с большим населением, обремененная гигантскими геополитическими вызовами, с границами с 13 государствами, начиная от Японии и заканчивая неустойчивой Украиной. Наша страна способна сохраниться только тогда, когда она будет мощной страной, мировым игроком. Не «номер один» – такой уже есть, может быть, не «номер два», но Россия должна быть в числе лидеров мира.

Выбор уже сделан. Другой вопрос – мы уже уверенно идем по этой дороге или нет. Я считаю, что нет. Поскольку у нас еще нет понимания эффективной, оптимальной экономической политики, соответствующей такому курсу.

– Для «усложнения» политической системы, для модернизации политики нужны ли конституционные изменения?

– Я считаю, мы должны работать с тем, что есть. У нас есть конституционная политическая система - не хуже, чем у других. Меняя форму, мы не добьемся результата. Все усилия нужно тратить на то, чтобы наполнять ее содержанием. В 2012 году система не должна быть другой. Еще лет 20, если у нас хватит терпения и ума, мы будем жить в этой политической системе – как-то ее корректируя, что и происходит в это президентство. А наполнить ее смыслом, что главное, могут только люди, политические и общественные силы. Политическая структура вторична, первичны цели страны, социальных групп, людей.