Регресс взаимопонимания

С петровских времен часть европейской элиты не хочет пускать на Запад «русских варваров».
Михаил Ломоносов. Полтавская баталия. Мозаика

Александр Рар – один из самых авторитетных специалистов по проблематике российско-германских отношений. Тема, затронутая в нашем с ним разговоре, была еще шире: мы обсуждали судьбу взаимоотношений России и Запада.

– Запад обвиняет Россию в отсутствии демократии. Не то что мы все довольны нашим уровнем развития демократии. Но представляется, что та форма, в которой Запад нас обвиняет, создает атмосферу осажденной крепости и от подлинной демократии нас только отдаляет. В чем основная причина такого непонимания между Западом и Россией?

– Первая причина: на Западе катастрофически пропал интерес ко всему, что происходит на востоке Европы. Во время холодной войны и еще в начале 90-х были политические, стратегические институты и центры, где работали высококвалифицированные эксперты, следившие за событиями в Восточной Европе. А широкая публика интересовалась литературой о политическом, экономическом и даже культурном развитии восточноевропейских стран. В конце 90-х годов интерес исчез. Люди переключились на новые регионы, заинтересовались угрозой исламского фундаментализма, Китаем. Вторая причина. У Европы сегодня нет внешней угрозы. Это интегрированная структура, все государства внутри которой сотрудничают. И европейцы себя чувствуют в небывалой комфортабельной безопасности. Если бы была прямая угроза, был бы интерес... Нет success-story, которой ожидали в 90-е годы от России. Того, что произошло в Польше – раз, и страна перешла из коммунизма в западное сообщество. А поиск Россией самой себя – или Украиной, или Белоруссией – это здесь мало кого интересует.

– Но заголовки в газетах типа «Россия – враг» вроде бы должны повысить интерес.

– Тут есть политический и коммерческий аспекты. Чтобы вообще люди читали что-либо о России и внешней политике, редактора должны прибегать к таким трюкам. Есть очень много статей, которые написаны трезво. Но, когда я пишу о положительных результатах того, что в России происходит, главный редактор все равно выбирает заголовок типа «Русский медведь рычит» или «Европа дрожит». Не потому, что у него негативное отношение к России – он просто хочет, чтобы широкий читатель обратил внимание на статью. С другой стороны, на Западе есть – хотя это менее важный фактор – прослойка элиты, которая хочет дистанцировать Россию от Европы. Но так было последние 300 лет. С тех пор, как Петр открыл окно в Европу, часть европейской элиты «русских варваров» не хочет пускать. Это старый спор Византия–Рим, презрение к идее Третьего Рима и страх перед такой страной, как Россия, у которой есть громадные ресурсы, территория и которая в отношении Европы всегда вела себя непредсказуемо.

– Насколько велико значение того, что левые круги обижены на Россию за отказ от коммунизма?

– Это играло роль, хотя не главную, в 90-е годы: была левонастроенная элита, в основном во Франции и в Италии, но и в Германии. И было большое разочарование тем, что Советский Союз не смог реформироваться. Ожидали, что будет социалистическое государство, которое бы противостояло американскому капитализму. Когда Россия еще не определилась с вектором развития, на нее смотрели нейтрально. Но в середине 90-х, через призму чеченской войны, все поняли, что Россия хочет строить национальное государство. А понятие национального государства здесь ассоциируется со стремлением к шовинизму. И идея патриотизма, поиска национальной идеи в России, ориентация на воссоздание своих национальных традиций и культуры вызывали у левых интеллектуалов негодование.

– Не только у левых, а у всех тех, кто стремится строить объединенную европейскую нацию. Она тоже должна отходить от таких категорий.

– Это другой слой людей. Но вы правы. У подавляющей части европейской элиты свое представление о Европе: объединение Европы в политический союз, в первую очередь на базе европейских идей комфорта и красивой жизни, отгораживание от всяких опасностей, которые Европе грозят, и создание своей идеологии. Правда, ее как идеологию не обозначают, но речь идет о западных ценностях, которые заменяют то, что в Средневековье называлось религией. Вместо Десяти Заповедей – западная либеральная модель демократии. Причем – в России этого не понимают – эту Европу, с ее комфортной безопасностью, кто-то должен защищать. Все надежды здесь на Америку. Половина американцев отвергает политику Буша. А в кругах европейских интеллектуалов антиамериканизма нет. Все хотят, чтобы Америка дальше защищала Европу и не уходила оттуда, потому что тогда придется заниматься собственными безопасностью и обороной.

– Такое взаимонепонимание угрожает демократии, которая здесь пробивается сквозь цементные плиты. И эта ситуация чревата. Прежде всего для России, как для более слабой стороны. Но возможные ее последствия вряд ли обрадуют и Запад. Какие есть пути нахождения общего языка – чтобы и Запад не занимал менторской позиции, и Россия не замыкалась в самодовольстве?

– В этом отношении я пессимист. С каждым годом чувствуется регресс взаимопонимания. Элемент вражды по отношению к России вносят в Европейский союз бывшие страны Варшавского договора. К власти там пришла закомплексованная элита, которая частично у себя в стране тоже строила коммунизм. Но всю вину за то, по какому пути там пошло послевоенное развитие, сваливает на Россию.

– Предполагалось, что как раз вступление в ЕЭС, в НАТО снимет эти проблемы. А оказывается, они только обостряются?

– Единственные страны, где эти проблемы не стоят, – Венгрия и Словакия. В Чехии они есть, но их не хотят выдвигать на первый план. И они просто генетически укоренены у польских элит, которые исторически, уже лет 200, обижены на Россию. И у прибалтов, которые считают, что у них самым грубым и бандитским образом через пакт Молотова–Риббентропа отняли независимость. Это очень трудно из сознания убрать. И они, вот увидите, будут предпринимать дальнейшие шаги, будут через европейские структуры проводить новую идеологию, которая гитлеровский фашизм сопоставила бы с советским коммунизмом. Сейчас мы видим только начало процесса, который отгородит Европу от России. Я чувствую здесь опасность, в Европе ее не чувствуют. Европа понимает, что на нее и Азия будет нажимать, США будут с ней конкурировать. Угроза чувствуется со стороны миграционных потоков из Северной Африки, энергетический вопрос стоит... Европа понимает – со всех сторон она может столкнуться с серьезными вызовами. Но чувствует себя, как всегда, центром мира и считает, что она должна поэтому стабилизировать свое окружение через экспорт так называемых гуманитарных ценностей, или западных либеральных ценностей. По другому пути она не пойдет. Здесь отвергают такую постановку вопроса, при которой есть другое видение, нежели либеральная модель Европы.

– Это плохо согласуется с демократией.

– Демократия и либеральные ценности достигли пика в Европе тогда, когда ей угрожал Советский Союз. Было ясно – здесь свобода, там несвобода. Сейчас эти понятия размыты. Здесь и в Америке тоже меньше свободы, особенно после 11 сентября. Никто не выступает против того, что на всех вокзалах и аэропортах, чуть ли не в квартирах, будут установлены камеры. Образ Big Brother, по Оруэллу, может быть лет через 10–20 включен в европейское мышление. Но Европа боится, защищается. Не хочет, чтобы здесь исламисты взрывали вокзалы, поезда и самолеты.

– Союз с Россией может сделать Европу более качественно сильной в мировом масштабе. По-моему, предшественник Меркель об этом думал, но его обвинили в личной заинтересованности.

– Совершенно верно. Шрёдер только недавно выступал с таким видением – старую Европу нужно спасать тем, что подключать к ней Россию. И строить Европу, основываясь на разных ценностях, но общих целях. Цели должны быть в том, чтобы себя обезопасить. Ценой конкуренции со стороны, но создать новую цивилизацию XXI века. Интересный пример – попытка интегрировать Турцию в Европу через либеральные ценности. Ведь можно было подумать о том, чтобы Россию тоже в Европу включить . Но этот вариант сейчас отключают, понимают, что это слишком дорого и трудно, приведет к слишком большой неразберихе. Все меньше и меньше людей сейчас будет придерживаться идеи России внутри Европы. Процесс идет в противоположную сторону, куда он направляется и госпожой Меркель, и англичанами, и поляками, и прибалтами, и чехами, и будет направляться Саркози, если он придет к власти. Идея в том, чтобы сделать из Западной Европы чуть ли не Восточную Америку, то есть расширить и укрепить в первую очередь трансатлантическое общество. А Россию вытолкнуть в Азию. Опять-таки оруэлловское видение становится реальностью. Три громадные империи будут воевать между собой. Трансатлантическая, евразийская, в которой Россия с Китаем будут вынуждены объединиться, чтобы противостоять натиску Европы, и халифат. Эти три направления развития ясно кристаллизуются в мировой политике. Но в Европе этого не хотят видеть. Европа наслаждается триумфальной победой, одержанной в холодной войне, и хочет эту победу закрепить.

– А в Европе знают, что мы не признаем поражения в холодной войне?

– Европе на это наплевать. Я сам стараюсь говорить, что никто не проиграл холодную войну и перестройка началась в России, а не в Польше. Но здесь в сознании элит господствует такое представление: если Россия хочет с нами разговаривать, она должна занять позицию Германии 45-го года – за все извиниться, капитулировать и признать поражение в холодной войне. А пока – бывший враг хочет встать с колен, начинает предъявлять претензии и угрожать газом и нефтью. Значит, все опять готовятся на вооружение.

– Я вот считаю, что Россия давно не была такой сильной, цельной в народе и состоятельной, даже если учитывать советские времена.

– Эту точку зрения я поддерживаю, но она для здешних экспертов неприемлема. Здесь есть дикая зависть и злость по отношению к России, которая может сегодня так использовать ресурсы, как, уже в XIX веке считалось, ни одно государство использовать не может. Люди считают, что Россия развалится. Бытует мнение, что война в Чечне продолжается, что Северный Кавказ вот-вот отойдет от России, что Татарстан будет уходить, что под российское общество подложена демографическая бомба и через 20 лет в России будет так мало населения, что на восток без проблем придут китайцы. Это общее мнение. Люди в России должны об этом знать, чтобы, может быть, что-то начать делать.