"Даже если где-то с краю перед камерой стою…"

Режиссер Эльдар Рязанов на съемках. Фото © РИА Новости

«Жизнь моя – кинематограф», – написал когда-то Юрий Левитанский. И он был прав! Представить себе последние сто с лишним лет жизни человечества без кино - немыслимо. 

Зрителем каждого из нас легко себе представить, а вот актёром… Я не про девочек, мечтающих попасть на экран и обивающих для этого пороги соответствующих вузов. Я про другое.

Итак, про кино – не про то, которое я смотрел из зала как зритель, а про то, в котором я участвовал как «артист». Какое я отношение имею к этому виду то ли искусства, то ли индустрии (если говорить о кино сегодняшнем)? Увы, никакого, кроме того, что в течение нескольких лет я этим самым кино если не кормился, то, во всяком случае, подкармливался… 

А началось все так. Мать Сергея, моего ближайшего школьного друга, работала в артистическом отделе (или как он там назывался?) «Мосфильма». Этот отдел отвечал за подбор исполнителей маленьких, часто безымянных ролей и обладал картотекой как на артистов-эпизодников, так и на ту огромную армию массовки, которая каким-то образом была завязана на работу киностудии. Она, помнится, и предложила нам с Серегой сняться в массовке, чтобы дать возможность немного подработать. «Артистам» нашего ранга на «Мосфильме» платили в те временам не так уж и мало – три рубля за смену! Для студента-геолога, которым я стал после школы, это было совсем неплохо.

Первым фильмом, на съемочную площадку которого мы попали, был фильм «Хоккеисты». Снимались мы всего один день; свои три рубля я получил, а самое яркое впечатление от «сыгранной» роли (зрителя на трибуне хоккейного матча) было то, что нас – живых людей – размещали по два-три человека между какими-то фанерными манекенами, которые стоили, очевидно, дешевле массовки. И которых мы должны были поддерживать телодвижениями и размахиванием рук, как активные болельщики.

После первого опыта съемок Сергей к этому делу охладел, а я с помощью его мамы и тети Ларисы, которая также работала на «Мосфильме», застрял в этой массовке на несколько лет. Это была та самая Лариса, которая потом стала женой Андрея Тарковского. Она по моей просьбе включала меня в список массовки тех фильмов, съемки которых происходили преимущественно ночью – и для которых не требовалось «костюмной зависимости» и грима. Это была моя настоятельная просьба, ведь прямо из павильона «Мосфильма» я должен был к девяти утра мчаться в университет на лекции…

Как-то так получилось, что за те семь или восемь лет, пока не бросил эту подработку, я ухитрился между делом сняться у совсем неплохих режиссеров: Эльдара Рязанова («Берегись автомобиля» и «Дайте жалобную книгу»), Григория Чухрая («Жили-были старик со старухой»), Геннадия Полоки («Один из нас») . 

А первой моей многодневной съемкой стал новогодний «Голубой огонек», который в те годы снимался на «Мосфильме». «Работа» была несложная. Что мы делали в «Огоньках»? Сидели за столиками, пили подкрашенную воду, смеялись и аплодировали (не тогда, когда нравилось, а когда было нужно режиссеру), временами танцевали… Во всяком случае, этот вид заработка был приятнее, чем разгрузка вагонов, которой тогда частенько зарабатывали деньги студенты.

Помню, как в буфете за соседним столиком сидел грустный и задумчивый Вячеслав Тихонов, заглянувший сюда в перерыве прямо в костюме Андрея Болконского. Помню, как мы курили в перерыве съемок «Голубого огонька» с известным эстрадным куплетистом из Питера Павлом Рудаковым и он меня расспрашивал о жизни. И соглашался с тем, что «для студента за ночь три рубля – совсем неплохо». Рудакова я вспоминаю всегда, когда пересматриваю «Покровские ворота», поскольку Аркадий Велюров – это и Рудаков, и Шуров с Рыкуниным, и многие другие труженики жанра. Я даже некоторые его куплеты помню: «Ленинградский наш «Зенит» был когда-то знаменит. А теперь игра в «Зените», не игра, а извините…»

Где-то среди этой массовки сижу и я... Кадр из фильма «Берегись автомобиля». 1966

А еще помню эпизод с молодой и только входящей в моду певицей Ларисой Мондрус, которая никак не могла найти «точку опоры» для исполнения какой-то своей песенки. И тогда режиссер, немного обозлившись, подвел ее к моему столику и сказал: «Вот. Пой для него. Только для него!» И она пела, а я почему-то ужасно смущался. И когда через несколько лет судьба столкнула меня с этой певицей, занятой у Рязанова в фильме «Дайте жалобную книгу», где она поет перед молодежью в ресторане «Одуванчик», я мимоходом напомнил ей об этом эпизоде, и она улыбнулась…  

Самыми запомнившимися были три ночи съемок у Эльдара Рязанова в фильме «Берегись автомобиля». Помните репетицию «народного театра шоферов и работников милиции», когда герой Евстигнеева предлагает «замахнуться на Вильяма нашего Шекспира»? Я как раз и был одним из тех, кто в ответ дружно орал из зала: «И замахнемся!» Вернее, кричал это один из профессиональных артистов, облаченный в милицейскую форму, а мы все должны были одобрительно шуметь… 

А вообще-то моим самым большим желанием тех лет было как можно реже оказываться занятым в съемках: спать хотелось ужасно, а днем нужно было идти в универ и слушать лектора! Поэтому я старался устроиться где-нибудь в закоулке на диванчике и подремывал, пока бдительный помреж не отыскивал нас и не загонял в зал, на съемочную площадку… Сейчас я об этом, пожалуй, жалею. Мог бы гораздо чаще видеть себя молодого и красивого в старых фильмах и говорить внукам: «А вот там, у третей колонны, твой дед стоит!» 

Иногда в старых лентах я вижу кого-то из моих тогдашних партнеров по съемочной площадке. Кроме нас, желторотых студентов и подрабатывающих по ночам домохозяек, в массовке участвовало множество профессионалов, несостоявшихся Смоктуновских, для которых это был не только заработок, но и смысл их не слишком удавшейся жизни…

Не переодеваясь и не гримируясь, я прожил несколько кинолент, пока меня не угораздило попасть на съемку фильма «Один из нас», где меня переодели в военную форму и, усадив на заднее сиденье энкавэдэшного мотоцикла, отправили предотвращать какую-то диверсию. Но взорванные грузовики все равно запылали, я куда-то бежал; в конце фильма, как потом выяснилось, всех шпионов поймали… Когда после этой съемки я ехал в метро, ранние прохожие с подозрением косились на мою (как выяснилось потом у зеркала) полосатую от плохо отмытого грима физиономию… Зато однокашникам я мог небрежно сказать: «Я прямо со съемок, не успел разгримироваться…»