Лев Пирогов Как известно, экстремизм неразрывно связан с футболом. В день, когда в саратовском застенке начался процесс над Эдуардом Лимоновым, мы с Ириной Муцуовной Хакамадой сидели за столом литературного подвала О.Г.И. и беседовали о результатах мирового футбольного чемпионата.
"Японцы потому добились таких выдающихся результатов на чемпионате мира, что смогли объединиться ради великой цели, - сказала Ирина Муцуовна (может, не дословно, но весьма близко к тексту). - А русские футболисты, зарабатывающие деньги в иностранных клубах, не смогли. Русский народ вообще не консолидирован, у него нет цели, нет объединяющей национальной идеи..."
"А футбол не может стать консолидирующей идеей?" - наивно спросил я. Ирина Муцуовна недовольно поморщилась. "Хватит этого натужного коллективизма. Мы и так слишком долго ходили строем. Нам нужен здоровый индивидуализм: вырастить сына, посадить дерево, покрасить забор..."
Такая вот диалектика. Стоит ли удивляться, что молодежь не идет в СПС? Молодости несвойственно жаловаться и ныть. Ей уж лучше "помидорный терроризм" (легким движением руки гэбэшных провокаторов превращающийся в терроризм настоящий), чем покраска заборов. И пока официальный тон в стране задают "диалектики" и пораженцы, русскому национальному "экстремизму" не будет видно конца.
Саратов-Москва
Эдуарда Лимонова никто не видел уже полтора года. Парижский гражданин, автор романа-бестселлера о муках нью-йоркской любви был арестован на Алтае. Полуголого старика выбросили на рассветный снег, защелкнулись наручники.
В понедельник, 8 июля, в Саратове желающие могли лицезреть писателя. Мельком. Когда его проводил конвой.
Суд изначально был объявлен закрытым. По мнению компетентных органов, обстоятельства лимоновского дела являются государственной тайной. Однако тайна, видимо, крайне проста: именно здесь, в Саратове, была проведена "операция" с продажей оружия, торговцы которым предпочитают оставаться "неустановленными". Два "калашникова", купленные местными юнцами, плюс "подстрекательские" тексты писателя - вот и все основания обвинения, которое для Лимонова грозит обернуться двадцатью годами заключения.
С самого утра у входа в суд толпились многочисленные журналисты и просто саратовские зеваки. Расположен суд в ампирном здании бывшего обкома КПСС. За ночь перед процессом кто-то украсил фасад надписями "Свободу Лимонову!" и серпасто-молоткастым граффити. На этом красочном фоне гости из столицы - несколько литераторов и депутат Черепков - оживленно раздавали интервью. Еще была крохотная Настя, последняя любовь Эдуарда. Дитя трущоб и гипсовый херувим одновременно. Щеки у Насти пылали румянами, с шеи свисал огромный фотоаппарат.
В самом суде все говорило о его закрытости. Спертый воздух, молодцы в камуфляже, теснящие публику вниз по лестнице: "Сойти на две ступеньки! Еще ниже!" И овчарка, обдающая лаем. Лай гулко летал под лепниной потолков.
Наконец сквозь вспышки юпитеров стремительно провели кандальных. Обритые понурые головы. Всклокоченная лимоновская голова. Задранная гордо.
Участники процесса, в частности общественные защитники, ощущали пристальный интерес спецслужб. Всех бесцеремонно снимали на эфэсбэшную камеру. На улице Саратова ко мне подошел некий субъект, представился: "Я из Конторы" - и попробовал провести воспитательную беседу. "Лучше бы ты на суд не ходил", - вздыхал он. Аналогичный визитер нарисовался в гостиничном номере у правозащитника Наума Нима.
Между тем адвокату Беляку удалось повидаться с Лимоновым. Писатель сидит с молодыми ребятами, проходящими по уголовным статьям, кормят плохо, ждет передачки и для себя, и для своих сокамерников.
Во вторник, 9 июля, атмосфера несколько разрядилась. Вопреки требованию прокурора решено все же сделать суд открытым. Правда, продолжится он только в сентябре, и за это время у прокурора остается возможность настоять на своем.
Пока же овчарка прогавкала Лимонову вслед. Запахло псиной.
Дарья Гармоненко 
