Большая жратва

Его отец был мулатом, наполеоновским генералом, хотя и не крестником самому полководцу. Но Александр Дюма не только смуглостью напоминает нам великого русского классика. Дюма, как и Пушкин, был культурным универсалом. Правда, уже в области массовой культуры.

Большая советская энциклопедия (попутно переврав год рождения Дюма) прикладывает генеральского сына следующим образом: "Его романы неглубоки и искажают историческую действительность". И это сущая правда.

В самом деле, Дюма открыл универсальный закон на кухне массовой культуры. И заключается он в том, что потребителя интересует не исходный вид овощей, а конечный продукт: тот, что в тарелке. История шинковалась произвольно, да и кошка часто выдавалась за тушеного зайца. Но! Едоки приключенческого чтива только нахваливали варево, уплетая блюдо за обе щеки.

Другой пример. Однажды Дюма издал книгу "Две недели на горе Синай" - книгу о путешествии в Египет, где сам никогда не был. Но вот парадокс - современники пользовались ей, как романом Джойса в прогулках по Дублину. Таская под мышкой фальшивый путеводитель, французы восторгались тонкими наблюдениями автора, а египтяне слали ему приветственные письма. То есть в очередной раз Дюма доказал, что выдумка лучше правдивых историй. Выдумка обладает куда большей силой - она отрывается от обстоятельств. Не говоря уж о том, что именно Дюма стал автором известного выражения "развесистая клюква". Именно под ее сенью он театрально отдыхал в путешествиях по России.

Его писательская карьера и началась-то с театра - он стал писать романы, уже будучи знаменитым в мире кулис. Тогда-то и появились его знаменитые романы. Всего каких-нибудь пять лет - и на тебе: "Три мушкетера" - 1844-й, "Двадцать лет спустя" - 1845-й, тогда же "Королева Марго", а дальше "Граф Монте-Кристо" - с 1845 по 1846-й и "Виконт де Бражелон" - с 1848 по 1850-й.

Второе открытие на кухне масскульта тоже приписывают Дюма. Как мы помним, именно с его именем связывают понятие "литературные негры". Если учесть, что в жилах "толстяка" текла "черная" кровь, это название далеко не оскорбительно. В конце концов не он первый, не он последний. Просто его имя впервые стало брэндом, этикеткой, которую могли нашивать на конечный продукт. Сам же он, как шеф-повар, только прохаживался вдоль кипящих кастрюль. Он был дирижером вкуса.

И следующее открытие было для масскульта таким же знаковым. Дюма научился продавать свои блюда. Написав несколько пьес, он печатал анонимные объявления типа "Придет ли сегодня на представление тот господин, которого я видела в среду? Я без ума от вас. Встретимся на "Нельской башне". Ваша возлюбленная".

Эффект понятен.

PR Дюма при этом был непридуманным - вся его жизнь оказывалась необременительной саморекламой. Но это была его жизнь, он совершал свои безумства по собственной воле, а не под надзором специалиста по рейтингам.

Последняя книга Дюма - "Большой кулинарный словарь". Этот словарь у нас до сих пор не издан и лишь частично печатался в журнале "Новая Юность". А жаль. Ведь именно в этой книге Дюма явил себя во всем размахе своей личности, именно тут мешаются кухни разных народов и среди перепелиных яиц и фуа гра можно отыскать рецепт приготовления вороны. Да, в этой книге за шпагу работает вилка и нож - но это фехтование не менее интересно, чем потасовки его мушкетеров.

Спекуляции на недвижимости, странствия по миру, столоверчение, женщины, которые возникали и исчезали со скоростью появления и исчезновения персонажей в его книгах - да, все это пасовало перед кулинарией. Придумав четырех героев, он разложил себя по классическим характерам(от сангвиника до холерика) - но большую часть себя отдал Портосу.

Истории про женщин составляют половину анекдотов о Дюма. Пересказывать их - все равно что пересказывать блюда, которые никогда не пробовал. Так что сначала - настоящее. А именно. Вот вам луковый парижский суп по рецепту классика: "Очистите и нашинкуйте пять-шесть луковиц, припустите их на сливочном масле, потом залейте лук полутора литрами теплого молока. Поварите четверть часа, протрите лук через сито, положите обратно - и до кипения. Ну и заправьте сливками с тремя-четырьмя вареными желтками, тертым сыром. Подайте на стол с гренками".

Накануне двухсотлетия французы решили переместить прах Дюма в Пантеон. Жест символичный - мировые тиражи его романов куда больше, чем тиражи Золя или Гюго, которые тоже лежат в Пантеоне. Будь французы поклонниками кладбищенского юмора, они перекрестили бы на надгробной плите гусиное перо с вилкой.

Но нам с вами совсем не важно, где он лежит. Его фирменные блюда "четыре друга-спецназовца" (или "жена олигарха, укрывающая любовника во время бандитских разборок" или "авторитет, вернувшийся с зоны и, став олигархом под чужим именем, вершит воровскую разборку") долговечнее и Пантеона, и всех его обитателей. Потому что они, как настоящие рецепты, допускают бесконечное количество толкований поколениями кулинаров, которым только осваивают "большую жратву" от Александра Дюма.

Кушать подано. Пожалуйте жрать.