0
710
Газета Телевидение Интернет-версия

04.12.1999 00:00:00

Зеркало для России


Придя на телевидение в ельцинскую эпоху в когорте тех, кто сменил культурных телегероев прошлого, Эдвард Радзинский, пожалуй, остался единственным, кто хранит остроту перестроечных откровений, перестроечный же интерес к переломным моментам российской истории и стиль советских передач о культуре, когда личность рассказчика увлекала не менее, чем персонаж его рассказа. Над каждым из этих преимуществ можно иронизировать, но не в этот раз.

Новый цикл Радзинского о Распутине. Статичная камера, фиксирующая сидящего рассказчика, перекрываемого - на мгновения - кадрами кинохроники и одиночными фотографиями. Что это - безденежье? Бессилие режиссера и оператора? Видимо, нет. В постановочной скупости - внимание к автору, подчеркивание его редких актерских и интеллектуальных способностей. Все тот же неизменный стиль вкрадчиво манящей были, загадочность интерпретаций, коварная улыбка всезнайки, примечающего символические совпадения событий.

В стиле Радзинского подавать "жареные сюжеты" как сложные. Поэтому кажется, что новый цикл "Явление Распутина" (по крайней мере, показанная нам первая его часть) - самое серьезное телеразмышление Эдварда Станиславовича, подготовкой к которому послужили все предыдущие передачи. Работая над последним циклом, он, наконец, накопил фактографический материал и личные ощущения, которые теперь вылились в глобальную картину исторического развития империи.

Издалека подводя зрителя к Распутину, Радзинский рисует апокалиптическую картину русской жизни, обозначая пути, по которым он пришел к власти. Аппетит к "жаркому" - четвертой серии, всего лишь начинающей рассказ о самом Григории Ефимовиче, - Радзинский подогревает изысканными интеллектуальными закусками. Не то чтобы он говорит здесь нечто исключительное или кардинально пересматривает исторический материал, но развивает мысли, которые нелегко будет переварить массовой аудитории.

В Распутине Радзинский видит фигуру, появление которой было неизбежным этапом российской истории. Кумир царей и простолюдинов, он предстает перед нами чудовищным зеркалом, в которое, по Радзинскому, смотрелась Русь. Распутина жаждали и революционеры, и консерваторы царской России, и власть, и народ. И он пришел как "разгадка всех явлений русской жизни", легкая и грубая разгадка, уничтожающая своей прямолинейностью тайну монархии, на которой держалась уже кое-как империя.

Первые две серии - жестокая хроника террора с первого покушения на убийство Александра II и до убийства Столыпина. Историю российского общества Радзинский представляет как раскол между народом и государством, рост недоверия и ненависти друг к другу. Извечная развращенность российской власти заставила массы ненавидеть саму идею власти. Эпиграфом звучит мысль Достоевского о том, что стыдно, узнав о готовящемся теракте в Зимнем дворце, бежать в полицию и доносить. В России стыдно быть патриотом, стыдно быть православным, стыдно быть государственником. Стыдно оказаться в положении "ренегата", потому что, по словам Герцена, "в России ренегатов не прощают". Не простили Рылееву его искренних слез перед Александром I, не простили Карамзину его великодержавной истории, не простили и Пушкину его искренней любви к Николаю I. Не стыдно быть критиком правительства и разрушителем строя, не стыдно было сочувствовать террору, как призывали к этому кумиры молодежи Леонид Андреев и Дмитрий Мережковский.

Разгосударствленная культура, разгосударствленный народ...

Третья часть цикла "Цари и безумцы" открывает вторую грань "распутинщины" - народолюбие. Русская культура выпестовала эту мифологию, заставила поверить в народа-богоносца. Радзинский приписывает Александре Федоровне, последней русской императрице, эту самую веру в святую Русь, в народные целительные силы. В Распутине видят героя-лекаря, дающего облегчение страдающему царевичу, но вместе с ним эта вера и умирает. Богоносец оборотился в безбожника; Россия, которую не знали, отомстила за неразборчивость. Распутин станет предвестником того народа, который растопчет шаткую систему.

В канун выборов Радзинскому удалось избежать и монархических настроений, и либеральных, и социальных. Он всего лишь рассказывает, по возможности спокойно предостерегает. Как похоже звучат наблюдения Достоевского, что "общество не знает, как относиться к террору": знаем ли мы, как относиться к кавказской войне, доверяем ли мы нашей власти, доверяет ли она нам, многие ли готовы остановить террор. Мы снова живем, не чувствуя государства.

В четверг была показана первая серия, повествующая собственно о Григории Ефимовиче Распутине. Она разочаровала - столь мощная "артподготовка" привела нас пока к довольно традиционному изложению явления: святой дьявол, хитроумный притворщик, хамелеон, гениальный лекарь, феноменальный прелюбодей. В стартовых сериях выступивший как незаурядный мыслитель, Радзинский здесь показался таким, каким его не любят, - триумфатором с претензиями на эксклюзивное обладание истиной и провидческие способности. Он заговорил о пятисотстраничном сборнике материалов о Распутине, которое готовили между революциями 1917 года, и о том, как трудно было найти пропавшие документы. Рассказ о том, как архив попал в его руки, а также о сенсациях, которые в нем содержатся, обещан. Мы заинтригованы.

Финальный пассаж и вовсе испортил хорошее впечатление от цикла: в духе своего персонажа Радзинский поведал, что к нему, впервые после окончания книги о Николае II, вернулся страшный сон: в подвале дома Ипатьевых убивают семью, и над корчащимся царевичем восстает лик Распутина, который довел династию до такого финала. Фальшивая нота завершила интеллектуальный разговор, который напомнил нам о самих себе.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Юрий Юдин

85 лет тому назад отдельным сборником вышла книга «Малахитовая шкатулка»

0
1269
Нелюбовь к букве «р»

Нелюбовь к букве «р»

Александр Хорт

Пародия на произведения Евгения Водолазкина и Леонида Юзефовича

0
891
Стихотворец и статс-секретарь

Стихотворец и статс-секретарь

Виктор Леонидов

Сергей Некрасов не только воссоздал образ и труды Гавриила Державина, но и реконструировал сам дух литературы того времени

0
432
Хочу истлеть в земле родимой…

Хочу истлеть в земле родимой…

Виктор Леонидов

Русский поэт, павший в 1944 году недалеко от Белграда, герой Сербии Алексей Дураков

0
601

Другие новости