Россия-ЕС: время принятия новых решений

	Послезавтра Игорь Иванов пожмет руку Хавьеру Солане на саммите ЕС-Россия. Фото АП

В ОДНОМ из своих выступлений Крис Пэттен, член Еврокомиссии и глава Директората по внешним связям, характеризуя развитие политики безопасности ЕС, отметил: "Некоторые из наших американских друзей не знают, радоваться или плакать". И это при том, что проект создания собственного европейского измерения безопасности и обороны не только официально поддерживается США и НАТО, но и со всей определенностью рассматривается как интегральная составляющая стратегического евроатлантического союза. В самой Европе также нет ясного представления о будущих параметрах "второй опоры", которую настойчиво стремится усилить ЕС, рискуя в противном случае потерять прочность всей интеграционной конструкции. Однако актуальный прежде вопрос о целесообразности активизации ЕС в сфере внешней политики, безопасности и обороны если и сохраняет значимость, то только для историков. Европейские политики и эксперты концентрируются на философской "проблеме счастья" - совпадении желаний и возможностей.

Россия, не являясь частью евроатлантического альянса, поставлена и перед американской, и перед европейской дилеммами. Первая еще недавно могла бы быть решена очень просто: если Америка будет плакать, то Россия, очевидно, должна была бы радоваться. Но время доказало, что любые попытки противопоставить США Европе, развести союзников, играя на их разногласиях, иллюзорны и лишь отталкивают саму Россию от ее западных партнеров. Год назад НАТО нанесла удар не только по Югославии, но и по остаткам российских иллюзий в отношении американо-европейских противоречий. И если российская дипломатия на Балканах потерпела поражение, то российская политика под влиянием такой шоковой терапии обрела более четкую систему координат, способствующую выработке трезвых подходов и прагматической стратегии.

Какой будет эта стратегия - вот тот вопрос, который настойчиво ставят перед Россией ее западные партнеры, опасаясь, что разногласия с НАТО могут вызвать аллергическую реакцию на любые военно-политические проекты западной интеграции, в том числе и в рамках ЕС/ЗЕС. Заморозив почти на год партнерство с НАТО, Россия показала, что она может держать паузу. Но при этом стало понятно, что подобная пауза угрожает потерей политической инициативы. Если Россия, как заявил Владимир Путин, стремится к наступательной внешней политике, то задача определения активной российской линии в области формирования "Европы безопасности и обороны" должна стать одной из центральных.

Прежняя российская позиция строилась преимущественно по русскому принципу "поживем - увидим". В этом была своя логика, поскольку определенная ЕС еще в Маастрихте возможность создания европейской обороны выходила далеко за горизонты практической политики. Сегодня ситуация кардинально изменилась.

Новая европейская динамика в области общей политики безопасности и обороны позволила странам ЕС/ЗЕС сконцентрировать усилия именно на задаче наделения европейского интеграционного центра практическим потенциалом выработки и реализации такой политики. Принятые Советом ЕС в Кельне, а затем в Хельсинки решения свидетельствуют не только о готовности, но и о принципиальной способности союза последовательно продвигаться к декларированной цели. Идея "европейской политики в сфере безопасности и обороны" перестает быть виртуальной, наполняясь реальным содержанием. Идет активное формирование институциональных структур - как за счет начавшегося процесса интеграции ЗЕС в ЕС, так и создания новых органов и механизмов. ЕС не только получает возможность использовать силы и средства НАТО при проведении европейских операций, но и приступил к реализации англо-французской инициативы по созданию к концу 2003 года европейских сил быстрого реагирования численностью 50-60 тысяч человек. Нельзя забывать и о существовании "сил, подотчетных ЗЕС", которые также могут быть задействованы в рамках европейских операций.

Может ли Россия в этих условиях позволить себе оставаться на позиции ожидания результатов европейского строительства, несмотря на то что основные из них уже вполне могут быть спрогнозированы? Это вопрос не для экспертов, а для политиков.

Вместе с тем поле для политического маневра у России не столь широко, как может показаться на первый взгляд. Прежде всего, вероятно, у европейцев нет оснований опасаться негативного восприятия в России планов ЕС в области обороны. Главной константой российской позиции в отношении ЕС является признание европейской интеграции, в том числе и процесса расширения Евросоюза, фактором укрепления стабильности в Европе. Такой подход был бы просто несовместим с негативным отношением к интеграционным процессам в важнейшей для ЕС сфере внешней политики и безопасности. Более того, Россия все более отчетливо демонстрирует свой европейский выбор, курс на развитие сотрудничества и стратегического партнерства с ЕС. Именно Россия в лице министра иностранных дел того времени Евгения Примакова уже на первой сессии Совета сотрудничества поставила вопрос о необходимости сбалансировать партнерство в экономической сфере адекватным взаимодействием в области международных отношений. Россия, кроме того, настойчиво предлагала формализовать связи с ЗЕС, диалог с которым до сих пор сводится преимущественно к обмену информацией и общим консультациям. Сегодня, после принятия ЕС и Россией взаимных Стратегий развития отношений, открываются более широкие перспективы взаимодействия по проблемам внешней политики и безопасности.

Осложнение после Косово отношений Россия-НАТО привело к существенному сужению каналов российско-западного диалога в сфере европейской военной политики и политики безопасности. Принимая во внимание сохраняющиеся принципиальные разногласия с НАТО, особенно с учетом проблемы "второй волны" расширения, возможности сотрудничества с Западом по этой линии остаются относительно ограниченными. Да и сама Россия, заинтересованная в том, чтобы избегать осложнений в российско-западных отношениях и в их демилитаризации, вряд ли в сложившейся ситуации продолжает видеть в НАТО своего приоритетного партнера в сфере европейской безопасности. Потенциал ОБСЕ, как показал Стамбульский саммит, также весьма ограничен в том, что касается сотрудничества в практических вопросах обеспечения безопасности в Европе.

Поэтому перед Россией, как, впрочем, и перед Западом, стоит довольно непростая задача поиска дополнительных возможностей развития двустороннего партнерства. Одним из перспективных каналов для этого может, несомненно, стать ЕС, стремящийся к усилению своего голоса в европейской политике, в том числе в сфере безопасности. Дополнительные возможности открывает перед Россией и активизация двусторонних отношений с ведущими государствами Европы, которые, в свою очередь, являются членами и НАТО, и ЕС.

И, наконец, именно то, что формирование европейской идентичности в области безопасности и обороны находится фактически на начальной стадии становления, дает России наиболее благоприятные шансы влиять на этот процесс с учетом собственных интересов. Европейский союз, очевидно, мог бы также рассчитывать на усиление собственной роли за счет наращивания сотрудничества с Россией в сфере европейской безопасности. В этой связи показательно, что в Коллективной стратегии ЕС в отношении России сформулировано предложение об учреждении специального механизма взаимных консультаций, ориентированного на выработку совместных внешнеполитических инициатив. Таким образом, Россия обрела бы возможность играть в той или иной мере роль не только объекта, но и субъекта политики безопасности, оказывая влияние на ее содержательную часть.

Переоценка Россией опыта своего сотрудничества с Западом позволяет сделать важный, хотя довольно болезненный, для России вывод. Основной интерес Запада до сих пор состоял в том, чтобы за счет развития отношений с Россией обеспечить наиболее благоприятную внешнюю среду для реализации собственных политических целей, ограничивая при этом возможности обратного влияния со стороны России. Возможно, в условиях высокой степени нестабильности постсоветского пространства эта политика была достаточно прагматичной. Вместе с тем сохранение такого подхода ставит и Россию, и Запад, и Европу в целом перед новым серьезным вызовом - дрейфа России от консолидирующейся вокруг западных институтов Большой Европы. На смену прежнему биполярному противостоянию может придти новая биполярность, раздел континента на Европу без России и Россию вне Европы.

Единственной альтернативой является развитие действительно равноправного партнерства, в рамках которого как Россия, так и расширяющийся ЕС следовали бы общей цели - последовательной интеграции России в Большую Европу. И для России, и для ЕС это уже проблема выбора долгосрочной стратегии, а не декларации о намерениях, которая уже растиражирована в разных редакциях, переполнивших архивы международной политики. Смена политической власти в России на фоне остроты нового вызова биполярности позволяет рассчитывать на то, что обе стороны сделают верный выбор. Использует ли европейский шанс России президент Путин, способна ли Европа на изменение своего подхода к России в новой ситуации? Пока нет ясных ответов, хотя лимит времени уже фактически исчерпан. Может быть, большую определенность внесет майский саммит ЕС и России.