Николай Митрофанов
|
|
Великодушный и деятельный Сигурд Оттович Шмидт Фото Андрея Романенко |
Штрихи новизны присутствовали в скромных витринах фруктового и табачного магазинчиков. Сразу и не понял, в чем фишка их нынешней рекламы, рассчитанной на суматошного избалованного потребителя, умеющего энергично отовариваться, несмотря на дефицит желанных продуктов и предметов для безбедного быта. А ведь, наверное, так и надо завлекать недогадливого покупателя с деньгами. «Побольше непонятного, загадочного!» – советовал еще незабвенный комбинатор советской эры Остап Бендер. Конечно, прав он был, прав! Хотя мне лично здесь, у Николопесковского переулка, вспоминается почему-то никакая не таинственная, а очень обыденная давняя ситуация, когда мы с отцом покупали здесь продолговатые крымские яблочки с румяными бочками и вкуснейший импортный инжир.
…Мельтешили озабоченные гости торговых заведений, обремененные своими меркантильными заботами, суетливо заскакивали в привычные пункты закупок съестного и сугубо материального, пестрых сувенирных мелочей и всяких достойных эстетических штучек, где можно было присмотреть и не очень дорогую антикварную чашечку с блюдцем от Корнилова или Кузнецова, и мельхиоровый подстаканник с русской тройкой советского производства. А в маленькой лавке напротив «Диеты», глядишь, повезет тебе застать еще теплую крохотную буханочку барвихинского хлебца, свежие расфасовки конфет «Рот Фронта», наборы лакомых, тающих во рту печений… Однако в поведении толпы можно было легко заметить и определенную непоследовательность. Многие прохожие надолго застревали возле музицирующих маэстро с электрогитарами и вольных озябших художников, сотворяющих моментальные парсуны сограждан…
Я шел в этот раз к своему старшему другу и учителю профессору Сигурду Оттовичу Шмидту по какой-то причине необычным путем, приближаясь к Кривоарбатскому переулку, где он жил, со стороны Театра имени Вахтангова, а не от метро «Смоленская» и Музея-квартиры Андрея Белого. Поэтому, войдя в Кривоарбатский с противоположного конца, я должен был пройти сначала мимо мемориального дома знаменитого архитектора Константина Мельникова. Сколько раз я мечтал попасть в это арбатское святилище! От Сигурда Шмидта мне было известно, что в нем живет сын архитектора Виктор Константинович, с которым ему довелось учиться в одной школе. Приближаясь к калитке в придомовой ограде, я вдруг увидел человека, который чистил от снега тропку к крыльцу. Кто таков? Неужели сам хозяин? Значит, сейчас или никогда – и я пошел на абордаж мельниковской калитки…
Отрекомендовавшись, я сразу ощутил магическую силу имени Шмидта. Добрейший Виктор Константинович поверил подлинности моих слов и, не делая попытки хоть как-то их проверить, пригласил меня в дом! Оставив в прихожей пальто и шарф, я последовал за ним по пандусу наверх.
Все было здесь так необычно, так безумно торжественно и вместе с тем так тепло и просто. Хозяин не торопил меня, незваного гостя. Он вел меня своим многократно опробованным путем, разворачивая порой мою физиономию в важные уголки интерьеров, обращая подспудно мое внимание на предусмотренные когда-то автором гениального проекта чрезвычайно нерядовые решения. Мой элитный экскурсовод быстро понял, что я действительно не впервые пропускаю через себя мощный заряд информации о ДОМЕ, что я в самом деле что-то существенное знал о нем и раньше. Это не могло ему не понравиться. Я не преминул похвастаться Виктору Константиновичу, что у меня постепенно собралось внушительное рабочее досье о строении, о его создателе, о его судьбе и нынешних проблемах. В этот период в печати немало говорилось о насущных задачах капитального ремонта и реконструкции дома Константина Мельникова. Так что я не совсем уж новичок был в силуэтах нынешней актуальности памятника и осознании существующих вокруг него тревог. А между тем время летело неотвратимо. Часы пробили полдень, значит, я находился тут уже целый час...
Мне было крайне неловко и дальше надоедать своим присутствием, отнимать драгоценные минуты у моего гида и чудесного просветителя. Ведь я знал, что он интенсивно работающий художник, чья творческая продукция так выразительно была представлена на площадках всех этажей фамильного дома. Меня переполняли чувства благодарности. Я умерил прыть в задавании вопросов, на которые вежливый Виктор Константинович неизменно давал исчерпывающие ясные ответы. Запомнилась его реакция на последний. Глядя на одно наглухо запечатанное ромбовидное окно – кажется второго этажа, – я спросил, отчего оно запечатано, почему подверглось остракизму.
Ответ Виктора Константиновича был изумляющий: «Через это окно была прекрасно видна церковь Николая Чудотворца в Плотниках, стоявшая совсем рядом на Арбате и числившаяся там как дом № 45. Отец любил смотреть на нее, на ее великолепную классическую колокольню. Когда храм и колокольню в 1931–1932 годах снесли, чтобы на этом месте построить жилой дом, отец закрыл это окно в нашем доме. С тех пор оно остается закрытым».
Меня сразу не отпустили. Вместе с Виктором Константиновичем и его дочерью Катей мы пили чай в кухоньке на первом этаже и опять говорили о доме, о его судьбе. Потом хозяин принес сверху солидный каталог своей выставки живописи и графики, написал на нем: «Николаю Николаевичу на долгую светлую память о доме Отца. 6/1 94. Мельников В.К.»
Листая страницы этого подаренного мне в историческом доме проспекта издательства «Советский художник», я с большим интересом вчитывался в глубокие отзывы о творчестве Виктора Константиновича Мельникова, хронику его жизни, в его проникновенные дневниковые записи. Одну из них он вынес на обложку книги: «Верить! В вечную справедливость, в чистую высшую совесть не перед людьми, а перед создателем жизни».
* * *
Уже дописал-выплеснул, казалось бы, все об этом далеком незабытом дне и вдруг задумался – нет, о чем-то важном не сказал. Что-то ассоциированное, а также и впрямую связанное с появившимся только что моим текстом заслуживает своей «присоединенности» – как же без этого? Казалось, растворилось в моих строчках многое – Арбат, в который я вошел утром Рождественского сочельника 1994 года. Что вспомнилось с яркостью, шел я тогда легкой походкой мимо магазина «Искусство», и легкое бурление внутри меня как-то даже удивило. Что это такое внезапное? Уж не слова ли Геннадия Шпаликова, мастера поэтически фиксировать быстролетные настроения, заиграли во мне? Как он легко выдохнул их: «Бывает все на свете хорошо, в чем дело, сразу не поймешь…»
Вспомнились колким мельканием чудесные будни, прожитые здесь, когда работал в Доме Гоголя на Никитском бульваре, 7а, где жизнь мчалась в чудесных темпах встреч с новыми друзьями и авторами – журналистами и писателями, молодыми литературоведами и историками. С легкостью «перелетали» мы с некоторыми из них через дорогу, чтобы оказаться в гипнотизирующих ароматах здешнего прославленного ресторанчика и скромного бара с настоящим бочковым «Праздроем» и свежайшей (уже очищенной!) крупной воблой… Где это все – двойной, по пристойной цене кофе – мокко, сочная отбивная «по-суворовски», милая киношка на втором этаже рядом с кабинетом директора ЦДЖ любезнейшего Анатолия Финогенова… Новая полоса времени – эпоха перестроечных модификаций, чувствительно потрепавшая нас, требовала изрядных усилий для освоения разных наперсточных подходов и заходов.
* * *
Великодушный Сигурд Оттович извинил меня – случайного обманщика, согласился, что повод был веский и, разумеется, уникальный. Мы с ним обсудили вопросы, связанные с его будущим выступлением в газете об отдельных состоявшихся переименованиях столичных улиц. Шмидту было важно выразить свое несогласие публично. Хоть и с некоторым опозданием, он хотел сказать, что не следовало, по его мнению, лишать Москву улиц Пушкинской и Чехова. Кроме того, он хотел довести до сведения москвоведов и издателей некоторые свои профильные предложения на будущее. Идей у него было всегда много, знания его были обширны и глубоки, а память исключительная! Недаром он уже вовсю врабатывался тогда в масштабную роль главного редактора энциклопедии «Москва». В издательстве «Российская энциклопедия», у истоков которого стоял его отец, легендарный ученый, организатор науки и полярник Отто Юльевич Шмидт, советы и распоряжения шефа были драгоценным фундаментом деятельности творческого коллектива единомышленников. Через несколько лет, когда я стал его заместителем в новом энциклопедическом проекте – «Московская энциклопедия», я в полной мере почувствовал, что такое энергия неутомимого Шмидта и его влияние на дело. Под его руководством удалось достичь немалого. В нескольких просторных кабинетах новоарбатской башни № 15 заработала на 18-м, а потом и на 14-м этаже редакция столичной энциклопедии. Итогом трудов ее энтузиастов стал шеститомник, последняя, 6-я книга которого вышла в 2014 году. Продолжать ее издание было логически необходимо, но поддержать успешно начатое Сигурдом Оттовичем дело оказалось не по плечу ни каким-либо учреждениям, ни каким-либо компетентным фигурам.
В числе замечательных деяний Сигурда Оттовича Шмидта, совершенных им во славу его родной улицы Арбата (он появился здесь на свет и прожил в своей квартире 91 год), много интереснейших событий и достижений. Одному такому достижению, безусловно, не суждено забыться. Благодаря инициативе Шмидта тут родилось выдающееся многогранное издание – альманах «Арбатский архив». В 1997 и 2009 годах вышли два первых его номера. Приятно сознавать, что и для меня участие в этом знаковом издании стало праздником приобщения к истории Арбата, к достопамятностям древней и вечно молодой нашей русской столицы.
комментарии(0)