Наибольшее отторжение в Старом Свете вызывает не сохранение религиозных традиций мигрантов, а эклектика разнородных явлений. Фото Reuters
06.03.2013 00:00:00
Бог в большом городе
Об авторе: Михаэль Дорфман – писатель.
Религия в современном мире больше не связана с национальностью, территорией и культурой. Вера становится личным выбором человека. Набожные христиане, мусульмане и иудеи требуют права на личное самоопределение, право быть самими собой не в составе гетто, а в мейнстриме современного общества. Споры между сторонниками «столкновения» и «диалога» цивилизаций стремительно теряют всякий смысл, когда религия становится не принадлежностью традиционной общности, а делом персонального выбора.
Глобальная вера
Mного говорится об исламизации Европы. Правые бьют тревогу. Призрак «Еврабии» до сих пор бродит по миру и пугает обывателя. Рост ислама в Европе беспокоит немало людей в так называемом западном мире, и не только там. С другой стороны, государственная защита в Великобритании автора «Сатанинских стихов» Салмана Рушди и датские карикатуры на Пророка Мухаммеда возмутили мусульманский мир. Переходы из ислама в христианство вызвали серьезные дипломатические осложнения в Малайзии и Афганистане.
Казалось бы, вот доказательства столкновения цивилизаций. Однако сторонники идеи диалога цивилизаций, как и поборники концепции столкновения цивилизаций по старинке полагают, что религии все еще тесно связаны с культурой и территорией. Франция и Испания – все еще католические, Россия и Украина – православные, Америка – христианская, Ближний Восток – мусульманский. Многие все еще воспринимают религию как свойство, передаваемое культурой, а не как свободный личный выбор.
Правые популистские движения в Европе, в государствах бывшего СССР активно эксплуатируют лозунги «христианской сути» своих стран. На деле националисты имеют очень мало общего с религиозной жизнью. Большинство таких воителей за христианскую Европу (или православную Россию) церковь почти не посещают, а уж тем более не соблюдают постов и прочих предписаний, обязательных для религиозного человека. О какой «христианской сути» может идти речь, если большинство светских европейцев не способны ответить правильно на вопрос о том, что такое Святая Троица. Многие ли русские люди знают значение православных постов?
Аналогичная ситуация и с иудаизмом. Сколько евреев могут наизусть прочесть поминальную молитву Кадиш? Сионизм активно эксплуатирует теологическую риторику, хотя большинство сионистов не являются ни религиозными, ни тем более соблюдающими галаху иудеями (галаха – совокупность законов, содержащихся в Торе, Талмуде и в более поздней раввинистической литературе, а также каждый из этих законов в отдельности). Разрыв между верой и самоидентификацией даже в правых популистских движениях не сужается, а, наоборот, растет.
Поборники идеи столкновения цивилизаций уверены, что иммигранты воссоздают на новом месте первозданную и неизменную культуру своих стран, а потому столкновение неизбежно. Приверженцы диалога проводят межкультурные, межрелигиозные, экуменические мероприятия для снятия растущей напряженности. Они предлагают установить отношения с иностранными правительствами, наладить сотрудничество с традиционными религиозными лидерами. Не приносят ощутимых результатов экуменические призывы Римских Понтификов или попытки наладить христианско-мусульманский диалог. Вся их деятельность упускает из виду растущий разрыв между традиционным истеблишментом и рядовыми верующими. Последний пример – провал длившегося десятилетиями иудейско-католического диалога, организованного Антидиффамационной Лигой.
Мы наблюдаем сегодня рождение совершенно новой и невиданной формы религиозности, которая полностью изменяет взаимоотношения между религией, культурой и территорией. Религии больше не представляют цивилизаций и стремительно теряют связь с региональными культурами. Это упущение имеет серьезные стратегические последствия. Реакция Запада на теракт 11 сентября 2001 года опиралась на анализ в духе «столкновения цивилизаций». В «Аль-Каиде» увидели типичную ближневосточную организацию, борющуюся за освобождение мусульманской земли от иностранного влияния. В результате «глобальная война с террором» вылилась в бессмысленные попытки передела Ближнего Востока, в бесполезное и дорогостоящее «национальное строительство». Западные правительства не озаботились понять природу арабского радикализма. Вместо этого там занимались стратегическими приоритетами. Что главней – решение израильско-палестинского конфликта, который рассматривается как основная причина мусульманского возмущения, или же уничтожение так называемых террористических элементов («Хамас», «Хезболлах») и смена неугодных режимов, начиная с режимов талибов в Афганистане и Саддама Хусейна в Ираке. Запад постоянно игнорировал тот факт, что «Аль-Каида» является глобалистской структурой (по типу транснациональной корпоративной франшизы) с совсем неглубокими корнями в арабских обществах.
Большинство европейских стран предпочитали поддерживать арабские диктатуры. Там царило (а во многих местах и до сих пор царит) убеждение, что тиранические режимы являются единственным заслоном против исламизма. Поддержка тирании раз за разом приводит к тому результату, который они якобы старались избежать – краху диктаторских режимов и приходу к власти исламистов. Запад демонстрирует глубокое презрение к способности мусульманских обществ создать у себя демократический строй. Когда же неожиданно для всех экспертов разразилась Арабская весна, то и сторонники идеи столкновения цивилизаций, и сторонники идеи диалога оказались сбитыми с толку. Арабская молодежь требует демократии, не заботясь о поиске ответов на «вечные» навязчивые западные вопросы: совместим ли ислам с демократией, с секуляризмом, правами человека, женщин, геев и вообще с современностью?
Фундаментализм
без фундамента
Религиозные движения потрясают мировой порядок. Они связаны не с традиционными религиями, укорененными в культурах, а, наоборот – с религиозной реформацией. Существует письмо князя Михаила Кутузова, бывшего одно время посланником при Великой Порте. Будущий победитель Наполеона сообщал в Петербург, что ваххабиты – это якобинцы, появившиеся в Аравийской пустыне. Мусульмане-салафиты – продолжатели реформистского движения ваххабитов, оформившегося в XVIII веке, почти одновременно с «плимутскими братьями», положившими начало современного американского евангелизма. Тогда же, в XVIII веке, стали появляться ультраортодоксальные иудейские движения, известные сегодня как харедим.
Фундаментализм – продукт светского общества, а не реакция традиционных обществ и культур на угрозы современности. Когда секуляризация стала ведущим лозунгом пути к современности, то многие религиозные движения стали воспринимать светскую культуру как антирелигиозную, а то и откровенно языческую. Они изолировали себя от доминирующей культуры. Выступая против роста светской культуры, фундаменталисты дистанцируются от доминирующей культуры и изображают себя представителями «чистой» религии. Они утверждают, что их фундаментализм – это возврат к «основам» религии, оттесненной секуляризацией на задворки общества, очищение основ от наслоений традиции и теологии.
Верующие сегодня – никак не пришельцы из прошлого, а наши современники. Они так же, как и светские люди, слабо представляют себе жизнь в традиционных обществах. Зачастую они говорят на ином языке, чем тот, на котором говорили их деды и прадеды. Единственное общество, которое они знают, – это современное светское общество. И чем более заметными становятся фундаменталисты, чем громче заявляют о себе, тем больше они теряют связи с традиционным обществом, в котором зародилось их движение. В этом разгадка малой общественной популярности «Аль-Каиды» в традиционном арабском мире.
Салафиты, как и американские «вновь рожденные» (по англоязычной терминологии «born again») протестанты, иудейские ультраортодоксы или православные фундаменталисты вообще не верят в то, что у них есть хоть какая-нибудь культурная связь со светскими людьми своей нации. Наоборот, они устанавливают все больше новых перегородок с обществом. Новообращенные мусульмане или иудеи стремятся демонстрировать символы своей религии и в то же время соответствовать другим, современным западным светским нормам жизни. Мусульманские девочки ведут борьбу за то, чтобы надевать хиджаб во французских школах. Однако эти же девочки не хотят идти в мусульманские школы, где им никто не запрещает покрывать голову платком.
Симптоматично, что большинство населения европейских стран более болезненно реагирует именно на такое смешение стилей, чем на сохранение традиций нехристианских общин. Во Франции никто не возражает против того, чтобы этнические арабские рестораны выставляли сертификат халяльной (разрешенной мусульманам) пищи. Зато появление популярной сети ресторанов быстрой еды вызвало взрыв возмущения общественности, когда там решили подавать исключительно халяльное мясо. Такая же реакция наблюдалась и по отношению к евреям во время эмансипации в XIX веке. И даже соблюдающие заповеди христиане, открыто носящие символы своей веры, сплошь и рядом являются стигматизированной группой в своих обществах.
Неофиты, прозелиты, «вновь рожденные», «дети Ноя», исламские муаллафы (новые мусульмане) – все они куда более склонны настаивать на том, что именно их религиозность – истинная, чем те верующие, для которых их религиозность является естественным следствием их воспитания. Верующие с колыбели, как правило, более терпимы и восприимчивы к чужой точке зрения.
Новообращенные мусульмане или иудеи стремятся демонстрировать символы своей религии и в то же время соответствовать другим, современным западным нормам и моделям жизни. В прошлом личная вера не имела большого значения до тех пор, пока все – сильно набожные, приходящие в церковь лишь по праздникам и даже неверующие – на бытовом уровне разделяли общий набор культурных кодов (например, по вопросам семьи и гендерным проблемам). В последние десятилетия культурные войны разразились во многих западных странах, в Турции и на Ближнем Востоке. До последних событий арабские общества были довольно однородны в культурном (но не религиозном) отношении. Сейчас и в арабском мире тоже начинаются культурные войны «правоверных» фундаменталистов против своих не столь ревностных соотечественников, вовсе не обязательно атеистов.
Вера или национальность
Эффект «декультуризации» религии заметней в тех странах, где религия выступает в качестве инструмента для построения национальной идентичности. Даже Католическая Церковь, которая традиционно строилась на взаимосвязи между культурой и религией, все чаще закрывает свои двери для случайных прихожан и все больше изолирует себя даже в тех странах, где она была теснейшим образом связана с национальной культурой. В июле 2011 года правительство Ирландии впервые осмелилось на крепкую отповедь Католической Церкви после доклада, обвиняющего Ватикан в случаях сексуального насилия. Скандал был таким, что Ватикан даже отозвал папского нунция из Ирландии. Тесная связь между ирландским национализмом и католицизмом подвергается сильнейшему испытанию.
Сотни тысяч немцев и австрийцев покидают Церковь, требуя, чтобы она вернулась к либеральному духу Второго Ватиканского Собора. Это означает большую открытость светским взглядам, другим религиям и неверующим. Еще больше людей выходят из лона Католической Церкви в Латинской Америке и США. Ведь педофильские и финансовые скандалы – не просто пикантные подробности, а разрушение основ веры в Церковь как тело Господне, олицетворение Иисуса Христа на Земле. Растущая изоляция Церкви привела к ужесточению идеологической линии, а это влияет на внутреннюю и международную политику.
Индуизм породил правую индуистскую партию «Бхаратия Джаната». Однако их государственнический индуизм имеет мало общего со сложностью и разнообразием традиционного индуизма. Националисты создали индуизм в качестве «современной религии», в значительной степени чуждой традициям. Националисты акцентировали внимание на расколе с другими религиозными группами в Индии.
Похожая ситуация складывается с исламом в Пакистане и с иудаизмом в Израиле. Две эти страны созданы в 1948 году в большей степени на теологических основаниях, чем этнических. Стандартизированный ислам и «современный иудаизм» национально-религиозного сионизма вместо консолидации своих наций лишь порождают мессианствующие и зелотствующие секты, озабоченные не столько национальным строительством, сколько поиском врагов и отступников среди своих сограждан-единоверцев. Подобная судьба уготована и русскому православию, если оно вернется на службу власти, как это было во времена царской России и СССР.
Оторвавшись от культурно-территориального контекста, современные религии начали распространяться по всему миру. Огромный размах принял переход в другие конфессии и религии. В период между 1992 и 2008 годами в Испании сотни тысяч иммигрантов из Латинской Америки перешли в евангельское христианство. В США сегодня действуют многие тысячи испаноязычных протестантских Церквей, возникших в последние 20 лет.
Беспрецедентный отток католиков в новые евангелистские Церкви, особенно к пятидесятникам, наблюдается в Бразилии. Евангельские христиане и мормоны являются наиболее быстро растущими религиями в современном мире. Новые религиозные движения быстро распространяются по всему миру – Свидетели Иеговы, сайентология, движение Фетхуллаха Гюлена из Турции через Пенсильванию стремительно распространяется по Америке. Даже в таких негостеприимных для миссионерства странах, как Марокко, Алжир и Израиль, появились небольшие, но необыкновенно динамичные и процветающие евангелистские Церкви. В Египте, да и повсюду в Северной Африке салафизм бросает вызов куда более укорененному и традиционному здесь суфизму.
Освобождение от культурных связей и национальных традиций помогает исламу пустить корни на Западе и в немусульманской части России. Первая волна мусульман здесь состояла из трудовых мигрантов из стран Востока. Новое поколение мусульман в Европе переживает религиозный подъем именно потому, что стремится примирить свою веру с западными ценностями (халяльный фастфуд и женщины в хиджабах на управленческих должностях в транснациональных компаниях). Ислам, сикхизм, буддизм и другие восточные религии идут по следам евреев, которые сумели пробить брешь в когда-то нерушимой монополии христианства в культуре Запада.
В США существует мощное движение православного прозелитизма. Речь идет о десятках тысяч людей, не имеющих никакого культурного багажа из так называемого православного мира. Они создают свое американское православие, куда более универсальное и соборное, чем православие, к которому привыкли в Старом мире. Они подняли на знамена слова американского митрополита Антония (Храповицкого) «Православие не принадлежит русским, сербам или грекам. Православие принадлежит православным». Русское православие предлагает миру свои духовные ценности, но никак не народность и тем более самодержавие.
Да и в «православном мире» православие вовсе не монолитное. В наиболее демократической «православной» стране – Греции – существуют десятки независимых Синодов, бросающих вызов официальной Элладской Церкви. Три Православные Церкви в Украине обещают демократизировать православие. В России тоже зреют зерна децентрализации православия. В Русской Зарубежной Церкви, присоединившейся в 2007 году к РПЦ, впервые рукоположили епископов не русского происхождения, увеличивается число священнослужителей приходов, где совершают богослужения по-английски. Русское православие в Америке постепенно стремительно теряет свою русскую составляющую. Даже среди наиболее консервативной православной общины – старообрядцев – наблюдаются аналогичные процессы. Как-то в маленьком городке в Орегоне я разговорился с местным староверческим священником о том, как все меняется. «Чего спорить о том, как писать Исус или Иисус? – усмехнулся клирик, – ведь большинство у нас уже пишет Jesus».
События вокруг панк-молебна в храме Христа Спасителя показали, что и клир, и мир Русской Православной Церкви далеко не всегда поддерживают «державную политику» священноначалия. За прощение Pussy Riot открыто выступили и миряне, и священнослужители из мейнстрима РПЦ. Преподаватель Свято-Тихоновской семинарии в Пенсильвании (городок Соут Кеннан) архимандрит N сказал мне, что с канонической точки зрения поступок Pussy Riot не попадает под юрисдикцию светских властей. «По правилам Церковь должна бы наложить на них епитимью, пускай бьют поклоны… может быть, отлучить их от Церкви, пока не раскаются», – пояснил он. (Но это в случае, если сами участницы панк-группы признают себя верующими РПЦ. – «НГР»). «Нам следует молиться за их вразумление и спасение, а не требовать многолетнего тюремного заключения», – считает священник. Скандал вокруг дорогих часов Патриарха Кирилла, которые тот надевал, а потом отказывался признать этот факт, и затем с помощью фотошопа сотрудники пресс-службы стерли на фотографии часы с запястья главы РПЦ, тоже не вызвал у каноника никакой симпатии. «Если он пойман на вранье, то пускай кается и бьет поклоны. Церковь таких лгунов, а то и похуже владык на престолах, пережила за 2 тысячи лет», – сердито заключил N.
Католическая Церковь тоже претерпела огромное влияние со стороны таких харизматических движений, как «Опус Деи», «Легионеры Христа» и даже транснациональных движений мирян – например, возникшего в 1940-х годах в Италии движения фоколяров. Подобные братства в основном действуют среди мирян, обходя вниманием клир и не связываясь особо с церковной иерархией. Не от хорошей жизни Папа Иоанн Павел II, a вслед за ним и Бенедикт XVI заговорили о «христианских корнях европейской культуры». Клирики из стран Африки и Латинской Америки стремительно заменяют в пустых церквах исчезающее европейское священство. Подобный феномен происходит и в США. Не только в Католической Церкви, но и во многих традиционных протестантских общинах приходится приглашать священников из-за границы, и у них практически нет общих культурных корней со своей паствой.
Разрывая с традиционной культурой, религиозные движения становятся международными, транснациональными факторами, а религиозность – делом личного самоопределения.
Нью-Йорк
Комментарии для элемента не найдены.