Боги жаждут прогрессизма

Лидер партии «Непокоренная Франция» Жан-Люк Меланшон (в центре) единственный из видных политиков участвовал в марше против исламофобии в Париже в 2019 году, и на президентских выборах 2022 года большинство избирателей-мусульман проголосовали за него. Фото со страницы Жан-Люка Меланшона в социальной сети Х

Европейские левые – от умеренных либеральных сил до радикалов – исторически имели сложные отношения с религией. Считается, что левые склонны к антиклерикализму, то есть противодействию влиянию церкви, и вообще менее религиозны, чем правые. В то же время внутри движения существуют разные подходы: от воинствующего атеизма коммунистов в прошлом до современных левых либералов, отстаивающих как секуляризм (светскость государства), так и свободу вероисповедания. Помимо этого, религиозные организации – будь то христианские церкви или общины мусульман и иудеев – по-разному взаимодействуют с партиями левого спектра.

Секуляризм XXI века

Европа в целом стала гораздо более секулярным обществом, и влияние религии на политику снизилось по сравнению с прошлыми эпохами. Левые партии почти повсеместно поддерживают принцип отделения церкви от государства, но степень их секуляризма и риторики в отношении религии различается по странам и внутри самого левого спектра. Условно можно разделить такие течения на леволиберальные (умеренные) и леворадикальные силы.

Левые либералы – социал-демократические, социалистические, зеленые и либеральные левоцентристские партии – как правило, стоят на позициях лаицизма, или мягкого секуляризма. То есть они выступают за светский характер государства, но при этом декларируют толерантность к разным конфессиям и поддержку религиозной свободы как одного из прав человека. Для таких партий (Социал-демократическая партия Германии (СДПГ), Лейбористская партия Великобритании, Испанская социалистическая рабочая партия (ИСРП), Социалистическая партия Франции в прошлом) религия не находится в центре идеологии. Многие их члены сами верующие (нередко – протестанты или католики, придерживающиеся прогрессивных взглядов). Умеренные левые обычно избегают резкой антирелигиозной риторики, фокусируясь на социально-экономических вопросах и правах меньшинств. Например, в Германии СДПГ и партия «Союз 90/Зеленые» сотрудничают с церковными благотворительными организациями в сфере соцобеспечения. В Великобритании в руководстве лейбористов были христиане (Тони Блэр открыто исповедовал веру, а Гордон Браун – сын пресвитерианского пастора). Тем не менее даже умеренные левые продвигают либеральные реформы, которые могут идти вразрез с традиционными религиозными нормами, вызывая трения с церковью. В целом же леволиберальный лагерь сегодня старается привлечь разнородный электорат, включая верующих, поэтому официально не «воюет с религией», а делает акцент на плюрализме и правах человека.

Левые радикалы – коммунистические, посткоммунистические, троцкистские, анархистские – исторически наследуют атеистическое мировоззрение марксизма. Хотя открытое богоборчество уже не входит в их главную повестку, секуляризм у них носит более принципиальный характер. Например, некоторые радикально-левые партии выступают за полную ликвидацию привилегий церквей (отмену государственного финансирования, церковного налога, изъятие религиозных символов из публичных учреждений).

Однако и среди радикалов произошли изменения: новые левые движения конца XX – начала XXI века (экосоциалисты, антиглобалисты, левопопулисты типа Podemos в Испании или «Непокоренная Франция») уделяют больше внимания борьбе с расизмом и мультикультурализму. Поэтому часть ультралевых сместила фокус с критики религии как таковой на борьбу с религиозным фанатизмом, фундаментализмом и одновременно с дискриминацией по религиозному признаку. Иными словами, современные радикалы могут быть ярыми противниками клерикального влияния, но одновременно защищать права мусульманских меньшинств. Тем не менее общий тон радикалов остается более жестким: религия рассматривается ими скорее как частное дело, которое не должно навязываться обществу. Нередко звучат аргументы, что церкви поддерживают консервативный порядок и угнетают прогресс.

Установка левых (особенно социалистов) заметно зависит от национального контекста. Социологические исследования показывают: в странах с исторически сильной католической или православной идентичностью левые более склонны к антирелигиозности, чем в странах с протестантским прошлым. Многоуровневый анализ ценностей граждан 21 страны Западной Европы (1990–2008 годы) выявил увеличение антирелигиозных настроений со стороны социалистов в странах, отмеченных католической и православной религиозной идентичностью. В то же время в традиционно протестантских или секуляризованных странах (Германия, Скандинавия, Нидерланды, Великобритания) левые менее антиклерикальны, поскольку церковь там либо разделена на множество конфессий без монополии, либо давно интегрирована в светское общество. Например, шведские и датские социал-демократы исторически сотрудничали с лютеранскими церквами в деле социальной помощи.

Антиклерикализм: стереотип и реальность в разных странах

Левых традиционно считают антиклерикальной силой. Насколько это верно в XXI веке? Ситуация различается по странам Европы: где-то антиклерикализм остается важной частью левого дискурса, а где-то стал маргинальным вопросом.

Во Франции антиклерикализм – почти часть национальной идентичности, унаследованной от революции и закона 1905 года о лаицизме. Французские левые долгие годы гордились званием «les bouffeurs de cures» («пожиратели священников») – яростных критиков церкви. Даже в конце XX – начале XXI века французская левая сцена (социалисты, коммунисты, леворадикалы) едина в отстаивании принципа строгой светскости государственной жизни.

Тем не менее в современной Франции противостояние с католическим духовенством ослабло: церковь там потеряла прежнее влияние, и открытая антиклерикальная риторика звучит реже. Однако элементы антиклерикализма сохранились, например, в позициях по социальным вопросам. Когда левый президент Франсуа Олланд в 2013 году легализовал однополые браки (ЛГБТ – запрещенное в РФ экстремистское движение), это вызвало волну протестов католиков (движение «Manif pour tous»). Светская левая интеллигенция осудила вмешательство церкви в гражданские законы. Представители Соцпартии указывали, что Франция – светская республика и «религиозные догмы не могут диктовать законодательство». Таким образом, французские левые по-прежнему готовы противостоять церкви, если посчитают, что та посягает на республиканские ценности.

Исторически испанские левые были одними из самых антиклерикальных (вспомним Вторую республику и гражданскую войну). Влияние католицизма на общество долгое время оставалось высоким (особенно при режиме Франко, в 1939–1975 годы, когда церковь была союзником правых). После перехода к демократии левые (ИСРП и «Объединенные левые») добились секуляризации государства, однако осторожно, во избежание нового раскола общества.

Антиклерикальные настроения существуют – например, в 1980-х годах социалисты отменили привилегии церкви в образовании, узаконили развод. В нулевых левое правительство Хосе Луиса Родригеса Сапатеро провело через парламент легализацию однополых браков и расширение прав женщин на аборт, что встретило яростное сопротивление духовенства. Представитель Конференции католических епископов Испании назвал закон о гей-браках «вирусом, который будет навязан обществу». Левые политики в ответ критиковали церковь за вмешательство в светские дела и отстаивали приоритет гражданских прав над религиозными догмами.

Тем не менее прямой конфронтации с церковью в Испании стараются избегать – возможно, учитывая болезненный опыт прошлого. Антиклерикализм проявляется скорее как критика попыток церкви влиять на политику (например, требования отменить государственное финансирование Католической церкви периодически звучат от партии Podemos). В целом же современная Испания – светское государство, где левые добились своих целей (свобода вероисповедания при одновременном отделении церкви) и открытый антиклерикализм отошел на второй план.

В Италии левые и церковь долго сосуществовали в состоянии «холодной войны». В 1970-х годах благодаря усилиям левых были легализованы развод и аборты, несмотря на активную кампанию Ватикана против этих шагов. Итальянская коммунистическая партия, самая массовая в Западной Европе, официально была атеистической, но на практике во второй половине XX века старалась не задевать напрямую чувства католиков – слишком велик был вес верующих избирателей. В 1990-х годах старые идеологические барьеры пали: левоцентристы (наследники коммунистов и социалистов) пришли к власти и даже устанавливали диалог с католическими объединениями по вопросам борьбы с бедностью, против мафии и т.п. Сегодняшние итальянские левые (Демократическая партия и др.) придерживаются лаицизма, но радикального антиклерикализма практически не демонстрируют. Католическая церковь по-прежнему влияет на общество (Ватикан находится внутри Италии, Латеранские соглашения 1929 года в силе), поэтому открытая атака на церковь политически невыгодна. Однако при обсуждении таких вопросов, как эвтаназия, однополые союзы, гендерное равенство, левые занимают противоположную церкви позицию. Можно сказать, в Италии антиклерикализм умеренных левых смягченный – они провозглашают светскость государства, но избегают антирелигиозной риторики. Радикальные же левые группы (например, небольшая Партия коммунистического возрождения) более критичны: они требовали убрать католические символы из госучреждений, отменить государственное субсидирование церковных школ. Но эти группы имеют мало влияния.

В протестантских или конфессионально смешанных странах антиклерикализм исторически был менее распространен. В Германии социал-демократы еще в XIX веке выступали против привилегий церкви, но после Второй мировой войны конфронтация значительно снизилась. СДПГ и левые партии ФРГ скорее секуляристы-прагматики: они поддерживают разделение церкви и государства, но уважают роль церквей как общественных институтов (благотворительность, образование). Например, в Германии до сих пор взимается «церковный налог», и даже левые правительства его не отменили, предпочитая сохранять мир с церковью. Антиклерикальные настроения сильнее на востоке страны (бывшей ГДР), где из-за коммунистического прошлого доля неверующих высока и «Левая партия» опирается на электорат с атеистическим мировоззрением. Тем не менее даже «Левая партия» в программных документах заявляет о свободе вероисповедания и сотрудничестве с религиозными общинами в сфере прав человека.

В Скандинавии аналогично: левые там были инициаторами секулярных реформ (отделение лютеранской церкви от государства в Швеции в 2000 году, например), но эти процессы прошли относительно бесконфликтно. Протестантские церкви Северной Европы сами довольно либеральны и не вступают в ожесточенную полемику с левыми. Более того, в Швеции и Дании государственная (лютеранская) церковь даже благословляет однополые союзы по желанию, сотрудничая с левыми правительствами в продвижении равенства. Здесь стереотип «левые против церкви» фактически не подтверждается – обе стороны в целом достигли консенсуса в пользу светского, но религиозно нейтрального государства.

В Восточной Европе ситуация особая. После падения коммунизма влияние религии (особенно православия и католицизма) возродилось, и политический спектр переориентировался: правые партии часто пользуются поддержкой церкви, а посткоммунистические левые оказались в сложном положении. В Польше «Союз левых демократов» и его преемники декларируют секуляризм и критически относятся к доминирующей роли Католической церкви, выступая против ее влияния на образование и законы о репродуктивных правах. Политорганизацию нередко называют «антиклерикальной оппозицией», особенно на фоне консервативно-католической партии «Право и справедливость». Однако из-за слабости левых в последнее десятилетие их антиклерикальные инициативы (например, призывы к более строгому отделению церкви от государства) реализовать не удается. В Венгрии и балканских государствах левые партии также скорее секулярны, но не делают религию главным фронтом борьбы, концентрируясь на коррупции или экономике.

Мультикультурализм и секуляризм

Особого внимания заслуживает вопрос взаимоотношений европейских левых и ислама – религии, чье присутствие в Европе усилилось во второй половине XX века вместе с иммиграцией. В конце XX – начале XXI века именно исламский фактор стал своего рода испытанием для левых, проверяя их приверженность как секуляризму, так и мультикультурализму.

Исторически европейское левое движение опиралось в основном на коренное население, в большинстве – христианское (пусть и секуляризованное). Но с притоком иммигрантов из стран Ближнего Востока, Северной Африки, Южной Азии выросла крупная прослойка мусульманских меньшинств – рабочих-мигрантов и их потомков, многие из которых проживают в бедных кварталах крупных городов. Изначально, в 1970–1980-е годы, левые партии рассматривали этих новых жителей как естественных союзников: их социальное положение (рабочие, постколониальные мигранты, часто сталкивающиеся с расизмом) совпадало с повесткой левых о защите угнетенных. Так, во Франции президент-социалист Франсуа Миттеран в 1981 году разрешил иностранцам создавать общественные организации, рассчитывая, что выходцы из Алжира, Марокко, Туниса объединятся под эгидой социалистов.

Левые партии Европы активно выступали против расистских выпадов правых и защищали право иммигрантов сохранять свою культуру. Например, в Германии в 1980-е годы социал-демократы и зеленые поддерживали идею двойного гражданства для турецких рабочих, вопреки консерваторам, твердившим, что «Германия не страна иммиграции». Левые продвигали лозунги «равенства в различиях», поддерживали антирасистские движения (во Франции – знаменитое движение SOS Racisme с лозунгом «Не тронь моего друга»). Предполагалось, что благодарные мусульманские общины станут электоральной базой левого лагеря. Действительно, во многих странах наблюдалась эта тенденция: иммигранты и их дети чаще голосовали за социалистов или левоцентристов, чем за консерваторов.

Однако с конца 1980-х годов начали проявляться разногласия между левыми идеологами и частью мусульманских общин. Первым тревожным звонком стало «дело Рушди», когда иранский аятолла Хомейни вынес фетву со смертным приговором писателю Салману Рушди за роман «Сатанинские стихи». Многие западные интеллектуалы (включая левых) встали на защиту свободы слова, тогда как часть мусульманской общины поддержала протест против «богохульства». В том же 1989 году во Франции вспыхнул первый «скандал с платком»: три девочки-мусульманки были исключены из школы за отказ снять хиджаб на уроках. Французская левая общественность раскололась: одни (в духе мультикультурализма) защищали право девочек носить головной платок, другие заявляли, что религиозный символ в школе нарушает республиканский секуляризм. Этот спор положил начало череде аналогичных дискуссий. С тех пор Франция приняла закон 2004 года о запрете ношения «явных религиозных символов» в государственных школах, а в 2010 году – закон, запрещающий закрывающее лицо покрывало (никаб) в общественных местах. Каждый такой шаг сопровождался противоречиями и среди левых: ценности секуляризма и феминизма вступали в коллизию с принципами толерантности и защиты меньшинств.

Во всей Европе 1990-е – начало 2000-х стали периодом, когда ислам превратился в тест для левых ценностей. С одной стороны, левые видели в мусульманских общинах уязвимое меньшинство, страдающее от исламофобии и социального неравенства – значит, его нужно защищать. С другой – некоторые консервативные аспекты исламской культуры (отношение к женщине, светским законам) явно противоречили идеологии левых. Конфликты вспыхивали вокруг требований особого статуса: например, предоставлять мусульманским ученицам право носить хиджаб, или разрешать отдельные часы в бассейне для женщин, или вводить ограничения на критику исламских символов.

Множество подобных случаев – от мирового скандала с датскими карикатурами на пророка Мухаммеда (2005 год) до локальных споров о буркини (купальном костюме мусульманок) – поставили левых политиков перед дилеммой. Левоцентристские партии старались избегать резких заявлений: они поддерживали интеграцию мусульман при условии уважения светских законов. Радикалы иногда занимали более смелую позицию в защиту мусульманских меньшинств от, как они считали, притеснений государства. Например, лидер партии «Непокоренная Франция» Жан-Люк Меланшон единственный из видных политиков участвовал в марше против исламофобии в Париже в 2019 году. Неудивительно, что на президентских выборах 2022 года большинство избирателей-мусульман проголосовали за Меланшона – по оценкам, около 69% в первом туре отдали голоса леворадикальному кандидату.

Однако подобная солидарность левых с мусульманами вызвала обвинения со стороны оппонентов. СМИ и политики правого толка заговорили об «исламо-левизне» (фр. islamo-gauchisme) – мол, часть левых потакает исламистам и ставит под угрозу светские принципы ради «коммунитаристских» (общинных) голосов. После успеха Меланшона в 2022 году многие во французской прессе обвиняли его в создании «коммунитарного (общинного) электората» и флирте с фундаменталистами. Левый журнал «Marianne» даже говорил об «исламистском энтризме» в его движении. Эти обвинения, конечно, политически мотивированы, но отражают реальный раскол: одни левые видят первоочередной задачей борьбу с дискриминацией мусульман, другие – защиту секуляризма от религиозного фундаментализма.

Примечательно, что подобные дебаты идут не только во Франции. В Британии Лейбористская партия традиционно привлекает большую часть голосов британских мусульман (выходцев из Пакистана, Бангладеш и др.). Лейбористы выставляют кандидатов-мусульман, продвигают повестку против преступлений ненависти и за межкультурный диалог. Однако и здесь были трения – например, вокруг закона о богохульстве и карикатур. В начале 2000-х лейбористское правительство пыталось ввести закон против религиозной ненависти, что поддержали мусульманские организации, но встретило критику со стороны защитников свободы слова, в том числе левых атеистов. Другой пример – создание партии Respect в 2004 году, объединившей крайне левых антивоенных активистов (Джордж Галловэй и др.) с частью мусульманских общин, возмущенных войной в Ираке. Это была уникальная коалиция ультралевых и консервативно настроенных иммигрантских лидеров на почве антивоенного протеста и палестинского вопроса. Хотя Respect просуществовала недолго, она стала иллюстрацией термина «исламо-левая коалиция» – союза между левыми радикалами и религиозными мусульманами на основе антиимпериалистических взглядов.

В целом ислам и европейская левая – тема многогранная. С одной стороны, левые привнесли в общество дискурс толерантности и антирасизма, в значительной мере защищающий мусульманских граждан. Например, социалисты и зеленые в разных странах продвигали законы против дискриминации по религиозному признаку, выступали за прием беженцев из мусульманских стран, сотрудничали с мусульманскими некоммерческими организациями в борьбе с бедностью. Во многих европейских городах именно левые муниципальные власти финансируют культурные центры мигрантов, проводят праздники разнообразия и т.д. С другой стороны, европейские левые по-прежнему стоят на позициях просвещения – они будут критиковать любые течения, нарушающие права человека под религиозными лозунгами. Например, феминистки критикуют патриархальные обычаи (будь то католические или исламские) – отсюда споры о хиджабах, женском обрезании, принудительных браках.

Сегодня левые стремятся найти баланс между секуляризмом и мультикультурализмом, продолжая выступать против исламофобии (неприязни к мусульманам) и одновременно против исламизма (политического экстремизма под флагом ислама). Эта тонкая позиция часто подвергается критике с обоих краев спектра, но отражает сложность современного европейского общества.