Между Мережковским и Троцким

Михаил Кильдяшов. Флоренский: Нельзя жить без Бога! – М.: Молодая гвардия, 2023. – 352 с. (Жизнь замечательных людей. Вып. 1944).

Книга охватывает весь жизненный путь известного богослова и философа Павла Флоренского (1882–1937). Кильдяшов пишет о первоначальном увлечении будущего теолога математикой. Флоренский по окончании с золотой медалью Второй Тифлисской классической гимназии поступил на физико-математический факультет МГУ. Но в те же годы у него зарождается интерес к религии, а потому по окончании университета в 1904 году вчерашнего студента – что немаловажно, без экзаменов – принимают в Московскую духовную академию.

Правда, взгляды молодого человека не ограничивались только догматикой или обрядностью. Он вступает в Христианское братство борьбы – организацию, сочетавшую революционные практики и веру в Бога (нечто схожее с католической теологией освобождения). В ее состав в числе прочих входил философ Владимир Эрн, будущие священники Александр Ельчанинов и Сергей Булгаков, ставший в дальнейшем другом-соперником Флоренского. Был также близок к «братчикам» поэт и писатель Андрей Белый. За издание проповеди «Вопль крови», осуждавшей правительственные репрессии в отношении участников революции 1905–1907 годов (в частности, казнь лейтенанта Шмидта), Флоренского подвергли тюремному заключению, что, впрочем, не помешало ему окончить академию и стать одним из ее преподавателей, а в 1911 году быть рукоположенным в сан священника.

В исследовании немалое место уделяется богословской мысли Флоренского. Его стремление соединить веру и знание, науку и религию нашло свое отражение уже в кандидатской диссертации «О религиозной истине» (1908), а в знаменитом «Столпе и утверждении истины» (1913), который «воздвигался» с немалым трудом (автор создал четыре редакции трактата) мысль о примирении находит продолжение: идея Бога (Истины) «рассматривается не с точки зрения этики, а с точки зрения гносеологии, разума, рассудка».

Касается биография и непростых отношений Флоренского с религиозным ренессансом рубежа веков, вовлекшим в свою орбиту значительную часть интеллигенции. Священника не без оснований настораживало стремление многих интеллектуалов «стать единственными хранителями» истинного знания. Поэтому он предупреждал писателя и общественного деятеля Дмитрия Мережковского, de facto возглавившего редакцию религиозно-философского и публицистического журнала «Новый путь»: «Не превратите его в журнал узкой группы, в печатный орган отдельной партии. Не посягайте в нем на историческую церковь, не обособляйтесь. Церковь – не партия». Беспокоило его и популярное среди декадентов увлечение магией и оккультизмом, о чем он писал поэту Валерию Брюсову.

Речь в книге Кильдяшова идет и о еще более сложном отношении философа к большевизму, его работе в советских учреждениях, драматических попытках уберечь церкви от закрытия. Парадоксально, но для такого сторонника твердой власти, как Флоренский, коммунисты оказались даже предпочтительнее Временного правительства, а ограничения прав верующих он считал преходящим явлением. В этой связи интересен разговор героя исследования с одним из советских вождей – Львом Троцким. Однажды последний посетил лабораторию Флоренского, чтобы пригласить его выступить на конференции.

– Только не в этом костюме, – указывает на подрясник.

– Я сана с себя не снимал – не могу в штатском, – отвечает отец Павел.

– Да… Ну тогда можно в этом костюме.

Позволю себе сделать небольшое дополнение к приведенной цитате. Как мне рассказывали слушатели лекций Флоренского, он всегда их читал в церковном облачении, чем доставлял сидящим в аудитории немало неудобств. Дело в том, что когда мыслитель писал на доске, то половина написанного стиралась широким рукавом подрясника до того, как учащиеся успевали все законспектировать.

Впрочем, несмотря на ироничность описанных ситуаций, всё в итоге кончилось трагически: теолог пережил несколько арестов, последний из которых завершился расстрелом. Кильдяшов, в частности, пишет об имевшейся возможности уехать в Чехословакию в 1934 году. Несмотря на то что предложение поступило, когда Флоренский находился в заключении, он ответил отказом.

Следует отметить, что при всей обстоятельности повествования в книге есть страницы, вызывающие возражения. Не совсем понятно восхищение автора последней работой философа, политологическим трактатом «Предполагаемое государственное устройство в будущем» (1933), о котором биограф прямо пишет: «Сколько всего удалось бы сберечь и создать, если бы тогда внимательно вчитались в трактат». Напомним читателям, что в нем мыслитель в числе прочего утверждал, будто появление таких лиц, как Муссолини или Гитлер (напомню, объявленных преступниками на Нюрнбергском процессе), «исторически целесообразно», «поскольку дает намек, как много может сделать воля», хотя и лишено подлинного творчества. Одновременно отрицались демократические свободы, например, партийная демократия («оппозиционные партии тормозят государства»). Видя в основе государственности семейные ценности, богослов считал возможным следовать «медицинским советам относительно желательности того или иного брака», оговариваясь, что «современная евгеника еще слишком молода и неопытна, чтобы запреты в отношении браков можно было считать категорическими, но предупреждение и совет в некоторых случаях вполне уместны».

Представляется, что исследователь переоценивает и многие научные достижения своего героя, когда пишет, что «научная мысль Флоренского буквально фонтанировала», приводя в качестве аргумента, что для 26-томной «Технической энциклопедии» теолог написал 134 статьи, а также участвовал в ее редактировании. Думается, востребованность Флоренского была обусловлена дефицитом кадров технических специалистов, вызванных последствиями Гражданской войны и эмиграции.

Что же касается утверждений Флоренского о том, что атом – главный энергоноситель, то следует иметь в виду, что они были записаны уже после открытий Кюри или Эрнеста Резерфорда и Фредерика Содди. К слову сказать, до Флоренского в поэме «Первое свидание», по сути, о том же говорил и Андрей Белый:

Мир – рвался в опытах Кюри

Атомной, лопнувшею бомбой

На электронные струи

Невоплощенной гекатомбой.

Также не совсем понятна излишне детализированная реконструкция последнего дня жизни священнослужителя. Откуда автор знает, что его герой молился перед расстрелом или что его избили дубинкой, если сам же признается, что мы не знаем даже места последнего упокоения Флоренского? Впрочем, даже такое описание сопровождает ошибка: сначала смертнику связывают руки, а потом снимают верхнюю одежду…

Как тут не вспомнить другую цитату из Булгакова: «Тебе бы писателем быть... Фантазия у тебя богатая». Впрочем, Михаил Кильдяшов как раз писатель (и притом хороший!). Увы, в случае с описанием казни это не помогло, несмотря на то что автор любит своего героя.