Сергей Сокут ЗАВЕРШИЛ свою короткую (30 лет и 18 дней), но яркую жизнь Договор между СССР и США об ограничении систем противоракетной обороны. 13 июня Вашингтон вышел из него - за шесть месяцев до этого, как и предусмотрено статьей XV документа, поставив в известность Москву. Реакция российской стороны была вполне спокойной. МИД РФ признал, что документ утратил силу, одновременно заявив, что Россия "не считает себя более связанной предусмотренным международным правом обязательством воздерживаться от действий, которые могли бы лишить объекта и цели" Договор СНВ-2.
Одновременно министр обороны Сергей Иванов констатировал, что Москва, считая разрыв Договора ошибкой, не начнет новой гонки вооружений. Мотивировка проста: "Национальная ПРО существует виртуально, а не реально, поэтому говорить о каких-то ответных мерах не приходится". Здесь есть, конечно, элемент некорректности - когда система такого масштаба и с такими сроками создания появится, предпринимать "ответные меры" будет поздно.
Другое дело, что российское руководство отреагировало на смерть Договора по ПРО вполне разумно, поскольку в контексте экономических, политических и военных реалий нет ни смысла, ни возможности соревноваться с Америкой в стратегических ядерных вооружениях. Однако критический анализ завершившейся длительной борьбы вокруг договоров по СЯС представляется важным и самоценным.
Приходится признать, что эту борьбу Москва проиграла "всухую". На сегодняшний день Вашингтон не связан никакими международно-правовыми ограничениями в области создания систем ПРО. Подписанный в мае Договор об ограничении стратегических наступательных потенциалов (СНП) не содержит ничего, что можно было трактовать как признание взаимосвязи между наступательными и оборонительными вооружениями. Западная печать трактует подписание документа как ритуальный жест, который Буш сделал в ответ на просьбу Кремля, стремящегося таким образом сохранить безвозвратно потерянный статус равной с Америкой державы. Перспективы дальнейшего обсуждения проблем ядерных вооружений весьма туманны, действенных стимулов продолжать переговорный процесс нет.
Холодная война в сфере стратегических вооружений завершилась миром на американских условиях. Заключив его, Москва не получила ничего (или почти ничего) взамен на свои уступки. Вопрос о том, могла ли получить, остается открытым. Отметим лишь тот факт, что помимо объективных обстоятельств, связанных прежде всего с резким снижением экономической мощи страны, на процесс повлияли субъективные ошибки.
Важнейшая и самая неприятная из них - неадекватное понимание российской политической элитой реального положения страны и ее политического веса при обсуждении международных проблем.
Все последние годы позиция Москвы была твердокаменной: Договор по ПРО является краеугольным камнем стратегической стабильности, внесение в него изменений равносильно разрушению, после которого "неизбежно начнется откат к отношениям, характерным для времен холодной войны". Среди государственных деятелей первым понял бесперспективность избранной стратегии Владимир Путин, согласившийся 16 июня 2001 г. на модернизацию Договора 1972 г. Однако одновременно он пригрозил Америке, заявив, что если запросы США будут чрезмерными, Россия начнет оснащать свои "Тополя-М" разделяющимися головными частями индивидуального наведения (РГЧ ИН). Ответные меры стали любимой темой многих генералов из Минобороны, которые не сомневались в действенности силовых аргументов.
Но в Вашингтоне, похоже, не принимали такую риторику всерьез. Приведем слова госсекретаря Пауэлла: "Аргументы, согласно которым Россия вдруг бросится в гонку вооружений, несколько преувеличены, особенно когда об этом говорит сама российская сторона". Такая позиция закономерна: военные и политики Америки прекрасно представляют себе наши возможности, да и поспешный пересмотр концепции развития российских СЯС по инициативе Анатолия Квашнина летом 2000 г. не остался незамеченным в Вашингтоне.
Время показало, что американцы были правы. Гонка вооружений после кончины Договора по ПРО не началась (и, даст Бог, не начнется). Отношения между Россией и США не ухудшились. Больше того, стал нереальным и рекламировавшийся "многозарядный" ответ, поскольку Договор об СНП, по мнению экспертов, косвенно (через отсылку к СНВ-1) запрещает оснащение "Тополей-М" РГЧ ИН. Конечно, свою роль в таком развитии событий сыграло изменение обстановки в мире после 11 сентября 2001 г., но проблема наших ошибок на переговорах по СНВ и ПРО не стала от этого менее острой.
Обвинять кого-либо из российских руководителей в допущенных просчетах вряд ли продуктивно. В политических кругах России существовало практически полное единодушие по проблеме ПРО. Даже западники предлагали менее радикальные варианты, чем тот, который был реализован на практике. То же самое единство в принципиальных вопросах было характерно и для большей части экспертного сообщества (споры шли лишь о деталях). Лишь некоторые дальновидные специалисты предупреждали, что Вашингтон не примет во внимание позицию Москвы, выйдет из Договора 1972 г. и оставит в прошлом основополагающую идею увязки наступательных и оборонительных вооружений (см. статью Павла Подвига в "НВО" # 16 за 2001 г.).
Приходится констатировать, что мы неадекватно оцениваем обстановку и хронически опаздываем в принятии решений. Возможно, что соглашаться на модернизацию следовало бы раньше, когда торг был теоретически возможен. Но когда этот шанс упустили, напротив, соглашаться было нельзя, и тогда Вашингтон не смог бы разыграть примитивную, но эффектную пропагандистскую двухходовку: раз пошли на модернизацию, значит, по сути, одобрили разрушение Договора. В целом создается впечатления, что Москва, боясь радикально пересмотреть свою стратегию в соответствии с реалиями, подменяла политику риторикой образца 1970-1980-х гг., что в отношениях с целеустремленным Вашингтоном всегда чревато плачевными результатами.
Отметим, что в России существовала небольшая и слабоструктурированная группировка (в основном среди военных ученых), которая уже давно призывала начать с США переговоры о технических аспектах корректировки Договора по ПРО (см. статьи Сергея Крейдина в "НВО" # 18 за 2000 г.). Однако их идеи были проигнорированы, и именно поэтому сегодня развитие американской ПРО ничем не ограничивается. Как результат, США сегодня развивают многослойную систему защиты от МБР.
Условия Договора по ПРО Америкой не нарушены ни испытанием системы морского базирования SMD 13 июня, ни началом строительства шахт для противоракет 15 июня в Форт Грили (Аляска). По мнению сотрудника Центра по изучению проблем разоружения, энергетики и экологии МФТИ Евгения Мясникова, США технически разорвут Договор в августе 2002 г., когда в контуре управления перехватом наземной системы будут задействованы корабельная системы ПВО/ПРО "Иджис". Если ранее перед ней ставились задачи по перехвату ракет средней дальности, то теперь речь идет о МБР. За этими техническими деталями стоит принципиальный курс на создание эшелонированной системы ПРО, что коренным образом отличает противоракетную программу Джорджа Буша-младшего от того, что продвигал Билл Клинтон. Кстати, в 1980-е гг. советскими учеными было доказано, что одноэшелонная оборона не способна справиться с массированным ударом, который Россия еще долго будет способна нанести по любому государству мира.
Впрочем, обсуждение американской ПРО - это отыгранная тема. Теперь важно изучить уроки, преподанные этим витком истории, чтобы в будущем повторно не наступать на те же грабли.
