Анастасия Гачева Борис Тарасов. Историософия Ф.И. Тютчева в современном контексте. – М.: Наука, 2006, 160 с.
В свое время Василий Зеньковский, определяя характер отечественного любомудрия, назвал историософскую тему одной из главных тем русской мысли XIX–XX вв. Историк философии и сам философ милостью Божьей, смотревший на свой предмет не только отстраненным взглядом исследователя, но чувствовавший его «всеми печенками», он знал, о чем говорил. Он лучше других понимал: вопрос о смысле истории – это вопрос о человеке, о границах его действия в мире. Это вопрос о бытии, в котором протекает история; о познании, которым она движется; наконец, об Абсолюте, с которым история соотносится в каждой своей временной и пространственной точке, даже если сознание этой связи утрачивается в одномерном обществе, упорствующем в своем «дважды два».
Историософии Тютчева, «первого русского поэта-мыслителя», как определил его Достоевский, посвящена новая книга Бориса Тарасова – известного писателя, литературоведа, ректора Литературного института. Четыре года назад в собрании сочинений Тютчева был издан том философской публицистики, подготовленный Борисом Николаевичем. В него вошли новые переводы с французского тютчевских статей, фрагменты незавершенного трактата «Россия и Запад», обширный и содержательный комментарий, представляющий взгляды поэта на пути всемирной истории в сопряжении со взглядами его современников – Пушкина и Чаадаева, Хомякова и Гоголя, Достоевского и Соловьева... Книга, вышедшая теперь, – своего рода развернутый посткриптум, перебрасывающий мост из тютчевской эпохи в начало XXI века. Думы и пророчества «великого тайнозрителя» природы и истории спроецированы на современность. Коллизии и конфликты глобального мира предстают сквозь призму размышлений поэта о России и Европе, духовных основах прогресса, месте христианства в истории.
Русская мысль никогда не была мыслью ради мысли, всегда стремилась выйти в живую жизнь, от рассуждения перейти к делу, преодолеть разрыв между действительностью и идеалом. И сейчас тексты Тютчева и Достоевского, Хомякова и Киреевского, Федорова и Соловьева, Бердяева и Булгакова, с каждым годом все дальше отстоящие от нас на шкале времени, сопротивляются отношению к себе только как к фактам культуры, литературным памятникам – безобидным, спокойным, никого ни к чему не обязывающим. Они заставляют иначе взглянуть на то, к чему мы привыкли, притерпелись за последние пятнадцать лет. К уверенному натиску рыночной экономики, у которой один критерий ценности – максимальная польза. К принципу конкуренции, облагораживающему эгоизм и борьбу, как в свое время Великая французская революция возводила «в политическое и общественное право» «самовластие человеческого я» (знаменитая формула Тютчева). К ослепительному блеску масс-культуры, окорачивающей и упрощающей человека: стоит ли задумываться над всякими там «причинами высшими»? Лови момент, пей, ешь, веселись...
Тарасов последовательно утверждает религиозно-философский подход к публицистике Тютчева, подчеркивая христианские корни его философии бытия и человека. А ведь как часто тютчевские идеи (да только ли его?) переводят в политический план со всеми вытекающими последствиями. Как часто русские мыслители попадают в когорту националистов и ненавистников Европы, сторонников агрессивной экспансии государства Российского на западный мир, идеологов воинствующего панславизма. Между тем заняты они совсем не геополитической тяжбой. Речь о религиозных идеалах, одушевляющих мир, о разных моделях развития, о том, «чего ради создан бысть человек?» и может ли быть прочным безопорное (в смысле высшей, Божественной опоры, зиждительного камня веры) существование личности, нации, рода людского?
Своего рода художественным ключом к идеям книги смотрятся иллюстрации: книжные миниатюры и фрески, иконы и портреты и даже карикатуры. В приложении даны «Записка» поэта императору Николаю I и статья «Россия и революция».
