Доктрина переходного периода

ПРОЕКТ военной доктрины России, подготовленный в Министерстве обороны, - несомненный шаг вперед в военном строительстве. По многим параметрам он серьезно отличается от предыдущих документов подобного рода. Во-первых, налицо более реалистическая оценка положения нашей страны и тенденций развития международной обстановки. Во-вторых, доктрина освободилась, пусть и не до конца, от пропагандистских клише и стала документом, который можно и нужно использовать в повседневной работе. В-третьих, разработчики сделали попытку дать определение фундаментальным понятиям, которые, хотя и вошли в обиход политиков и военных, зачастую трактуются всеми по-разному. Важно и то, что доктрина (а не ее изложение) полностью опубликована и может обсуждаться всеми заинтересованными экспертами (желающие могут ознакомиться с документом на сайте "НВО" в сети Интернет).

Принципиально важным представляется связь доктрины с особенностями переживаемого страной периода радикального переосмысления политики. Как показала практика, стремление в этих условиях придать концептуальному документу завершенный, окончательный характер оборачивается его практической бесполезностью. Однако содержащаяся во введении формулировка о переходном периоде неудачна и нуждается в уточнении (см. статью на стр. 4). Определенно лучше ее сформулировал сыгравший значительную роль в разработке военной доктрины министр обороны России Игорь Сергеев: "Документ определяет принципы и задачи применения военной силы на переходный период, необходимый для становления экономики страны, построения перспективного облика сил общего назначения в процессе военной реформы". Насколько известно "НВО", в ближайшем окружении министра исходят из того, что в сложившихся условиях существуют фундаментальные ограничения на использование военной мощи для защиты интересов страны особенно вне ее пределов, однако такое положение не может и не будет длиться вечно. Очевидно, что этот подход несравненно более продуктивен, чем попытки требовать в нынешних условиях исчерпывающей и абсолютно корректной постановки задачи Вооруженным силам со стороны государства.

ПРАВИЛА ЯДЕРНОЙ ВОЙНЫ

Проект военной доктрины - первый в нашей стране документ, в котором коротко и ясно определяются роль ядерного оружия (ЯО) и условия его применения. Вместе с тем статья 1.24., посвященная этому оружию, несмотря на лаконичность и точность, все же содержит избыточную информацию о негативных критериях использования ЯО. Положения об условиях его неприменения уже несколько лет кочуют по политическим декларациям ООН и малополезны в военном строительстве. Анализ реального геополитического положения России показывает, что невозможно смоделировать ситуацию, при которой условия применения ЯО, изложенные в последнем абзаце статьи 1.24., будут противоречить оговоркам о неприменении.

Возможно, продуктивным было бы включение в доктрину более детальных положений об условиях применения стратегических и других ядерных сил (см. статью на стр. 4).

Абсолютно верной и своевременной является оговорка из восьмого абзаца статьи 1.7., связывающая приверженность России всему комплексу обязательств в области ограничения ядерных вооружений с неуклонным выполнением Договора по ПРО 1972 г. Это создает основу для адекватной реакции на фактически предопределенное развертывание Соединенными Штатами противоракетной обороны территории страны.

При всех достоинствах проекта он не лишен существенных недостатков, на которых и следует сосредоточиться в то короткое время, которое осталось до передачи документа на утверждение президента.

Многие эксперты обоснованно отмечают, что доктрина не содержит четкого распределения задач между государственными органами в области военного строительства и вооруженной защиты государства. Похоже, что разработчики доктрины стремились в максимальной степени уйти от существующих противоречий между ведомствами и "не наступить никому на ногу". В условиях относительной слабости высшей власти, явно не желающей быть арбитром между отстаивающими свои позиции структурами, такой подход отчасти оправдан. Важно понимать, что он негативно отражается как на концептуальных документах, так и на самой военной реформе и должен быть в перспективе пересмотрен.

Отметим, что сложившийся в России приоритет внутриполитических, а порой и внутриведомственных обстоятельств над внешними факторами отрицательно сказывается на военном строительстве.

Отголоски споров внутри Министерства обороны нашли свое отражение и в проекте военной доктрины. В подразделе "Руководство обеспечением военной безопасности" в числе органов военного управления указаны Минобороны, Генштаб, оперативно-стратегические командования, а также "объединенные органы военного управления" коалиционными группировками войск. Однако, как известно, ряд авторитетных экспертов указывают на необходимость создания органов оперативного управления группировками войск (сил) в масштабах всей страны. Речь, в частности, идет о стратегических ядерных силах, системе ПВО, а также об управлении стратегическими перебросками войск. Конечно, эта тема нуждается в дальнейших исследованиях, но включить в военную доктрину саму возможность создания объединенных командований необходимо.

Конечно, стремление сделать военную доктрину более компактным документом - похвально. Однако это привело к тому, что ряд важных положений второго раздела нуждается в уточнении. В частности, отсутствуют точные определения таких понятий, как "вооруженный инцидент", "вооруженная акция" и т.д. (статья 2.10.).

В статье 2.16. сделана попытка сформулировать требования к ВС применительно к различным ситуациям. Налицо явный прогресс в осознании возможностей России по подготовке к ведению военных действий. Однако это важное дело не доведено до конца. Требования к ВС и другим войскам существуют словно вне конкретного пространственно-временного аспекта. Заметим, что в других государствах эта проблема решена давно - достаточно вспомнить американскую концепцию одновременного ведения "полутора войн".

Трудно согласиться с разработчиками доктрины в подходе к миротворческой деятельности (статья 2.19.). Анализ практики ведущих государств показывает, что они рассматривают участие своих ВС в миротворческих операциях как специфическую форму защиты национальных интересов. Представляется, что такой подход наиболее продуктивен. Он реализуется и Россией, хотя не всегда последовательно. Доктрина может помочь исправить такое положение.

Если в отношении первого и второго разделов проекта речь может идти о замечаниях и дополнениях, то третий - "Военно-экономические основы" явно не соответствует требованиям времени. Он содержит набор правильных лозунгов, объединенных трудноразличимыми заголовками: "Основные задачи", "Приоритетные задачи", "Основные принципы" и "Основные направления" военно-экономического обеспечения.

Вместе с тем разработчики раздела обошли стороной реальные проблемы, относящиеся к оборонно-промышленному комплексу (ОПК). В их числе:

- потеря управления комплексом со стороны государства вообще и Минобороны в частности;

- отсутствие на государственном уровне стратегии реформирования ОПК;

- неблагоприятные структурные изменения в ОПК в результате преобладания внешнего заказа над внутренним;

- отсутствие работоспособного механизма планирования исследований, разработок и производства ВВТ.

Конечно, разработчики проекта доктрины не могли (да и не должны были) вырабатывать решения по названным вопросам - это обязанность высших государственных органов. Однако вполне можно было сформулировать предложения, направленные на преодоление губительного разделения системы управления военным строительством между президентской и правительственной властью.

И в военно-экономическом разделе, и в целом в проекте доктрины обойдены вниманием два принципиально новых явления, без учета которых военное строительство в стране не может быть успешным.

Во-первых, речь идет о федерализме. Очевидно, что у субъектов Федерации есть свои специфические интересы в военной области. События на Северном Кавказе это ясно показывают. Дальнейшее игнорирование этих интересов может сделать некоторые процессы неуправляемыми, и, следовательно, Центр должен их возглавить с целью обеспечить общегосударственные приоритеты.

Во-вторых, в проекте, и в частности в подразделе "Международное военное и военно-техническое сотрудничество", нет упоминаний о проблеме взаимосвязи между военным строительством и бизнесом. Между тем заслуживают внимания по крайней мере два направления сотрудничества:

- учет существующих и перспективных запросов крупных компаний (прежде всего сырьевых, которые являются крупнейшими налогоплательщиками) в области защиты от внешней и внутренней угрозы;

- всемерное содействие (как это происходит на Западе) со стороны органов государственного и военного управления не абстрактному "притоку валютных средств для государственных нужд", а конкретным компаниям независимо от формы собственности.

Учет реальных интересов регионов и бизнеса в военном строительстве вообще и в военной доктрине в частности должен заложить основу преодоления самой больной проблемы военной политики: отсутствие механизмов перенесения интересов субъектов государства в сферу военной политики.