Нина Зарубина Храм и Рынок как символы культуры в христианской традиции часто противопоставляются, что наиболее бескомпромиссно выражено в евангельской притче об изгнании торгующих из храма (Марк. 11; 15,16,17). Храм и происходящее в нем священнодействие метафизически и функционально противостоят окружающему их миру. Молитвенная сосредоточенность и духовный подъем, которые Храм должен не только пробуждать богослужением, но и воплощать в своей символике, находятся в ином измерении бытия, нежели хозяйственная деятельность. Храмовое сознание принципиально эсхатологично, оно устремлено в горние, неземные выси, нацелено на выход, хотя бы временный, за пределы повседневности, на отрешение от земных страстей.
Хозяйство, в противоположность религиозному и храмовому сознанию, есть сфера практической рациональности. Оно ориентировано на расчет, руководствуется утилитарными соображениями о пользе, применимости, пригодности, достижении конкретной цели наиболее оптимальными средствами. Хозяйствующий человек погружен в мир повседневности, в заботы о пропитании, о выгоде и прибыли, ему некогда задумываться над духовной сущностью вещей и отношений. Движимый утилитарными целями, он не только теряет из виду духовное измерение бытия, но и легко выходит за рамки нравственных законов. Он обретает известную свободу практических действий, совершаемых без оглядки на высшие духовные смыслы. Возникает сфера безрелигиозного сознания, в рамках которого Храм и Мастерская (по известной формуле тургеневского Базарова) оказываются жестко противопоставлены.
Однако как бы ни было сильно отношение отторжения Храма и Рынка, нам представляется, что между ними преобладает не взаимное отторжение, а отношения взаимодополнительности.
Во-первых, Храм есть место духовного труда, место работы человека над собственной душой, которая требует не меньшего, а даже большего усилия, потому что представляет собой не внешнюю, а внутреннюю работу. Это труд по преодолению не просто сопротивления внешней среды, а борьба с собственными пороками и слабостями, в том числе и с ленью, праздностью, корыстью, жадностью, столь часто поражающими хозяйствующего человека, с излишней привязанностью к материальным земным благам и с рабством духа повседневной суете. Достижению внутренней сосредоточенности и отрешенности от внешнего способствует аскетическое трудничество - труд не ради пропитания и прочих земных целей, но ради духовного воспитания православной души.
Поэтому русский монастырь, суть которого состоит в объединении спасающихся, часто является соединением высшей духовной сосредоточенности с интенсивным физическим трудом, не противоречащим, а способствующим труду духовному. Трудническая аскеза в общежительных монастырях перерастает в аскезу хозяйственную, ориентированную не только на общину, но и на рынок, которая в своих высших целях не противоречит духовному идеалу, но подчинено ему - Рынок служит Храму.
Во-вторых, хозяйство должно быть рассмотрено не только в его материальном и рационально-практическом измерении, как процесс добывания средств существования или обогащения, но сквозь призму его метафизического смысла. В русской духовной традиции это ярче и полнее всех сделал о. Сергий Булгаков, утверждавший, что "экономический человек, хозяйственный деятель в христианстве определяется его верой". Именно христианство, освободив человека от языческой зависимости от природы, "плененности" ей, позволило увидеть в хозяйстве и в производственном труде больше, чем добывание средств существования, - "организацию мира как Истины и Жизни", "творческую деятельность человека над природой".
В-третьих, поскольку Храм (как понятие) - соборный образ мира, его духовной сущности, то в нем должно быть место и человеку-хозяину. Однако поскольку Храм есть символический образ мира, то человек-хозяин, как и всякая тварь, как все мирское, в нем предстает в преображенном, одухотворенном виде. Это не хозяин в полноте его практических расчетов, утилитарных устремлений и земных страстей, не труженик в его повседневных усилиях - это духовная сущность трудящегося и хозяйствующего человека. Это отражает особенность православной хозяйственной этики, согласно которой христианская добродетель хозяйствующего православного верующего состоит не собственно в профессиональном мастерстве и рациональном практицизме, а в постоянной ориентации на внутреннюю духовную работу, в помыслах о Боге и в любви к ближнему, воплощенных в конкретном мирском труде.
Обратной стороной такого понимания морали оказывается расхождение сфер высшей духовности и повседневной нравственности. Это расхождение имело негативные последствия прежде всего для массовой мирской хозяйственной культуры, для рынка в обыденном смысле. Духовный стандарт православного подвижника оказывался слишком высоким для простого мирянина, и недосягаемость идеала как бы "позволяла" снисходительно относиться к нарушениям простых моральных норм. Подрывалась и воспитательная роль Церкви в целом: сосредотачиваясь на духовном окормлении, пастыри не уделяли должного внимания обычной нравственности, не заботились должным образом о ее привнесении в повседневную жизнь. Справедливости ради надо заметить, что обращение к истории православия дает и противоположные примеры внимания Церкви к нравственному уровню прихожан-предпринимателей. Например, Рябушинский пишет, что вплоть до начала XIX века существовали устойчивые представления о специфических грехах хозяина, о которых специально спрашивали на исповеди, затем, однако, эта традиция была забыта. Особо тяжкими среди этих грехов считались невыплата заработной платы, обман и притеснение работников.
Все это говорит о том, что хозяйствующий и трудящийся человек нуждается в нравственном наставлении, в духовной жизни и спасении не меньше, чем остальные. Ему требуется осознание совместимости его деятельности и образа жизни с высшими духовными ценностями, его причастности к ним. Он остро нуждается в разъяснении, каким образом воплотить в его повседневных практических занятиях свою православную веру. И хотя прямой рационализации хозяйственной жизни через ценности православия не произошло (подобно тому, как это было в протестантизме), все же присутствует явное тяготение хозяйствующего субъекта к религии и непосредственно к храму.
Повседневное благочестие, основы которого сформулированы в XVI веке в "Домострое", требует, чтобы рядом с хозяйственной, семейной, общественной и другими сферами жизни непременно присутствовало сознание существования иного, духовного среза бытия, являющегося, по сути, главным, освящающим, оправдывающим все остальные. Сама по себе хозяйственная активность не является, подобно тому как это понимается в протестантизме, сферой непосредственного служения Богу, сферой самореализации личности верующего. Поэтому было необходимо освящение, благословение хозяйственных начинаний. Чтобы быть уверенным в собственном благочестии, с одной стороны, и в успехе предприятия - с другой, любое новое дело, даже просто открытие сезонных работ, сопровождалось богослужением, приглашением особо почитаемых икон, крестным ходом и т.п. Эта общая установка определяла тяготение всей жизни русского хозяина к храму.
Нина Зарубина,кандидат
исторических наук Российского независимого института
социальных
и национальных проблем
Москва
Дарья Гармоненко 