Виктор Литовкин Разговоры о том, что журналист или ученый, не имеющий допуска к государственным тайнам и никогда не державший в руках секретный документ, может нанести безопасности своей страны серьезный ущерб в виде "аналитического шпионажа", представляются мне, мягко говоря, нелепыми. И очень опасными для демократических ценностей, которые провозглашены нашим государством.
Вспоминаю случай из собственной практики. Как-то я опубликовал в одной центральной газете, где тогда работал, статью, в которой, со слов высокопоставленного военачальника (это надо оговорить специально, так как я ссылался именно на его мнение), покритиковал одну из систем противоракетной обороны. На следующий день мне позвонил генеральный конструктор этого комплекса. Мы с ним были давно знакомы, выдающийся ученый, ныне покойный, которого я всегда очень уважал и уважаю до сих пор, обрушил на меня свою обиду.
- Я теперь знаю, за что убивают журналистов, - сказал он в сердцах. - Как вы могли поставить под сомнение многолетнюю работу десятков уникальных трудовых коллективов, которые опередили свое время?! Как позволили себе усомниться в решениях, которые принимались на самом высоком уровне, представьте себе, не самыми глупыми людьми нашей страны?!┘
И так далее, и тому подобное. Никакие возражения не принимались. Даже напоминание о том, что чуть ли не год назад я хвалил это оружие в той же самой газете. Что у каждого есть право на свою точку зрения, и у моего собеседника из армейских верхов тоже┘ Словом, телефонный разнос был устроен по полной программе. А буквально через сутки главный редактор газеты получил письмо, в котором академик сообщал, что ни одно слово, ни одна цифра в моей публикации не соответствуют истине. И вообще, журналист ничего не понимает в том вопросе, о котором пишет. Никаких секретов он не знает и знать не может, так как никогда к ним и близко не прикасался (это было истинной правдой). Что все государственные секреты, которые относятся к теме, доступны крайне узкому кругу специалистов и больше никому. И судить об эффективности данного оружия могут тоже только они.
Автор не требовал от газеты опровержений, и главный редактор подарил мне это письмо на память. Каким же было мое удивление, когда несколько месяцев спустя меня вызвали в Следственный комитет ФСБ и сообщили, что я "в качестве свидетеля привлечен к уголовному делу по факту разглашения государственной тайны в печати". Гостайна, как оказалось, была разглашена в той самой злополучной статье. Я протянул сотруднику комитета письмо академика. Он прочитал его, а потом сказал:
- Это частное мнение частного человека по частному поводу, а у нас есть заключение группы экспертов. Закон требует опираться на него.
Осталось только недоуменно развести руками.
Самое смешное, что я до сих пор не знаю, кто же был в конце концов прав: академик - создатель уникального оружия или "группа экспертов". Зато за каждым из таких случаев, когда к той или иной ответственности "за разглашение государственной тайны" привлекают сотрудника печатного или электронного информационного издания, а зачастую и ученого, я вижу иезуитскую месть его оппонентов, которые по старой привычке руками службы безопасности пытаются расправиться с человеком, осмелившимся публично высказать неугодное для них, часто критическое мнение, или просто с конкурентом, который посмел опубликовать свой труд раньше, чем они.
Но это только одна и даже совсем не главная сторона вопроса. Вот что меня (да, наверное, и не только меня) в данном случае волнует. Мы, журналисты, часто работаем с открытыми (то есть не выкраденными из сейфов, не купленными у секретоносителей, не подслушанными и не подсмотренными при помощи какой-то специальной техники) материалами и документами. Они не имеют грифа "секретно", "совершенно секретно", "особой важности" и даже "для служебного пользования". Но не всегда, естественно, известны широкому кругу читателей. И это понятно: кому нужны в газете или в журнале "залежалый товар" или "избитая тема". Мы говорим об этих материалах, анализируем их, делаем какие-то свои выводы.
И какое же удивление, недоумение овладевают журналистом, когда после выхода в свет такого аналитического материала (а иногда и вовсе не аналитического) газета получает из Министерства печати письмо, в котором ее предупреждают о недопустимости разглашения государственной тайны, которая содержится в той публикации. А дальше следует напоминание, что повторение подобных фактов приведет к отзыву лицензии и закрытию издания.
Понятно, что не само министерство обнаруживает "разглашение государственной тайны". За него это делает, например, так называемый "отдел информационной безопасности в средствах массовой информации" Генерального штаба Вооруженных сил России. Наверняка, именно он направляет соответствующие депеши и в Минпечати, и, случается, в Следственный комитет ФСБ. И тогда журналист, до того никак не сталкивавшийся с реальными секретами, вдруг узнает, что он, оказывается, приобщен к ним самым непосредственным образом.
Говорю об этом с такой тревогой еще и потому, что знаю из собственной многолетней практики работы в печати: на основе анализа одних и тех же фактов разные журналисты, как, кстати, и разные ученые, могут придти к самым различным выводам. Кто из них прав или не прав, кто ближе к истине, кто от нее очень и очень далеко, могут объективно оценить только специалисты в данном вопросе. Не исключаю, что некоторые из этих специалистов приобщены к государственной тайне, что они легко заметят: именно эта публикация, именно эти выводы соответствуют тем или иным закрытым данным.
Но разве данный факт свидетельствует о том, что журналист каким-то образом узнал некую тайну? Что он специально хотел раскрыть ее, чтобы нанести ущерб безопасности собственной страны? Бред какой-то...
...Вместо того чтобы действительно охранять государственные тайны там, где они существуют (в конструкторских бюро, лабораториях, на оборонных заводах, в управлениях Генерального штаба и других штабов, мало ли где еще), чиновники от режимных органов обрушивают всю мощь своей сыскной и карающей машины на ни в чем не повинных людей. "Виноватых" лишь в том, что умеют мыслить и достаточно связно и интересно излагать то, что думают, в открытой печати. Подчеркну еще раз, на основе давно или недавно открытых сведений. Может быть, поэтому у нас в последнее время появилось так много закрытых судебных процессов над журналистами и учеными, обвиненных этими органами в "аналитическом шпионаже", и нет ни одного над неприятельскими агентами, подобными тому же Эймсу.
Что и говорить, для того, чтобы "ловить" тех, кто не прячется, кто открыто печатает свое мнение или свой публицистический анализ, большого ума и высокого профессионализма не надо. Это сделать намного легче, чем выявить глубоко законспирированного "крота". А потом, опираясь на конкретные улики, доказать его вину и преступление перед законом.
И еще об одном хотелось бы сказать. О претензиях некоторых нынешних и бывших сотрудников ФСБ к людям, которые "неправомерно занимаются коллекционированием данных, содержащих государственную тайну, например, о подводных лодках, ракетах и так далее" (цитирую по интервью Сергея Дьякова в "НВО" # 14 за 2001 г.). Это, по мнению Дьякова и, видимо, таких же специалистов, как он, создает объективные условия утечки информации, содержащей государственную тайну.
Не знаю, какие конкретно подводные лодки и ракеты имеет в виду эксперт ФСБ. Вряд ли он не в курсе, что вся эта боевая техника очень подробно описана в нескольких энциклопедиях российского оружия, которые вышли из печати в последние годы. А их тактико-технические характеристики и даже географические координаты пусковых установок наших стратегических ракет приобщены к Договорам о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1 и СНВ-2) и, следовательно, известны бывшему "вероятному противнику".
Поэтому трудно понять, что конкретно он подразумевает под "неправомерным коллекционированием" данных, содержащих государственную тайну. Это здравому смыслу и нормальной логике не поддается. Если имеется в виду создание архива, который собирает каждый уважающий себя и свой труд журналист (делает газетные вырезки по интересующей его теме, подборки журнальных публикаций, статистических данных, покупает в магазинах соответствующие книги и прочее), то неясно, в чем тут криминал? В том, что человек хочет быть профессионалом в той части знаний, о которой он пишет? Или это можно делать только людям, сотрудничающим с ФСБ или с разрешения ФСБ?
Кто должен определить, "правомерно" ли создание собственной библиотеки, архива по военной и оборонной тематике, или это, по словам того же генерала Дьякова, "приготовление к преступлению", то есть накопление информации, для того чтобы в дальнейшем предать ее огласке, сделать достоянием посторонних лиц? Понятно, что я веду речь не о формулах ракетного топлива и не о трассах, по которым летают наши стратегические ракеты, и не о маршрутах походов наших подводных лодок, которые, наверняка, секретны и которые, кстати, неинтересны ни одной газете. Я о другом - о конституционном праве человека на свободу слова - на право собирать, анализировать и распространять информацию.
Почему же некоторые эксперты ФСБ отказывают в этом законном праве журналистам? Почему под тем или иным благовидным предлогом в некоторых отделах Генерального штаба требуют от них предварительного просмотра подготовленных к печати материалов, называя этот процесс "добровольной консультацией", а на самом деле пытаясь вернуть подцензурные времена?
У пишущих людей пытаются отнять право на профессию, на квалифицированное, глубокое и, что немаловажно, интересное освещение важной и острой оборонной тематики. Таких людей не очень много. Думаю, все они давно поставлены на учет в ФСБ или в отделе информационной безопасности Генерального штаба. Странно, что высокие государственные органы за последние десять лет ни разу не предприняли попытки собрать нас всех вместе - на конференцию, экспертное совещание (назвать можно как угодно), чтобы под эгидой Союза журналистов с привлечением независимых юристов, специалистов в области Закона о печати, изложить там свои взгляды на те или иные проблемы, не исключено - и поспорить, но вместе поискать выход из нелепой ситуации, когда нормальных законопослушных и образованных граждан подозревают в "государственной измене" или "аналитическом шпионаже".
Дарья Гармоненко 